Сны
Сон реальный:
Мне снилось, что я стою, совершенно один, на площади Марии Терезии в Вене, зимним вечером. Все покрыто снегом, нигде нет огней, два отраженных друг в друге здания Художественно-Исторического и Естественно-Исторического музеев не выдают себя ни единым огоньком и возвышаются как два огромных черных корабля. Лишь белизна снега позволяет воспринять некое подобие света.
Я иду по направлению к Kunsthistorisches Museum, поднимаюсь по лестнице, и, не видя никаких таблиц и объявлений о порядке работы музея, вхожу внутрь, туда, где продают билеты. Кассы, понятно, не работают, но я прохожу сквозь проем двери и отказываюсь в вестибюле. На лестнице, которая ведет на второй этаж мимо большой статуи работы Кановы, стоит охранник. Почему-то в темноте я вижу его отчетливо. Он глядит на меня совершенно спокойно, без удивления, но, не говоря ни слова, делает запретительный жест руками, пересекая их крестом и разводя попеременно: войти нельзя, музей закрыт...
Сон вымышленный:
Мне снилось, что я путешествую. Среди неожиданно расступившихся скал открылось небольшое озеро. На берегу, отраженная в неподвижных водах, возвышалась огромная статуя (или группа камней, похожая на статую) - при желании можно было узнать в ней “Скорчившегося мальчика” Микельанджело. Дальше, за статуей, у высокого утеса, сгорая в лучах вечернего солнца, толпились полупрозрачные обнаженные призраки и, подобная им, деформированная фигура атлета стояла на пьедестале посреди площадки, мощеной, как шахматная доска. В тени той скалы, у которой остановился я, в синем зловещем сиянии была видна другая скульптура - двойник первой, погруженной в золотые лучи заката. На замшелом, изъеденном надгробии скрюченные иссохшие пальцы с величайшей осторожностью, - как драгоценность, созерцаемую незримым обладателем этой чудовищной десницы, - держали голову печального и несчастного Нарцисса, волей богов превращенную в голубое яйцо - из глубокой разветвленной трещины рос голубой цветок, и змея, тоже, скорее всего, выползшая оттуда, обвивала указательный палец каменного созерцателя...
Внезапно танцующие атлеты устремились ко мне. Они утратили прозрачность, глаза их налились яростью. Распростертый на шахматной доске, я никак не мог подняться, но почувствовал, что медленно-медленно взлетаю. Но слишком медленно, слишком низко я лечу: вот-вот меня настигнут, схватят, убьют... Вдруг - резкий подъем, мои преследователи остаются далеко внизу, я же продолжаю лететь, лететь над рекой, над церковью, над городом...
(Этот "сон" является описанием одной очень известной картины, хотя некоторые "динамические" детали вымышлены. Может быть, кто-то разгадает картину.)
Мне снилось, что я стою, совершенно один, на площади Марии Терезии в Вене, зимним вечером. Все покрыто снегом, нигде нет огней, два отраженных друг в друге здания Художественно-Исторического и Естественно-Исторического музеев не выдают себя ни единым огоньком и возвышаются как два огромных черных корабля. Лишь белизна снега позволяет воспринять некое подобие света.
Я иду по направлению к Kunsthistorisches Museum, поднимаюсь по лестнице, и, не видя никаких таблиц и объявлений о порядке работы музея, вхожу внутрь, туда, где продают билеты. Кассы, понятно, не работают, но я прохожу сквозь проем двери и отказываюсь в вестибюле. На лестнице, которая ведет на второй этаж мимо большой статуи работы Кановы, стоит охранник. Почему-то в темноте я вижу его отчетливо. Он глядит на меня совершенно спокойно, без удивления, но, не говоря ни слова, делает запретительный жест руками, пересекая их крестом и разводя попеременно: войти нельзя, музей закрыт...
Сон вымышленный:
Мне снилось, что я путешествую. Среди неожиданно расступившихся скал открылось небольшое озеро. На берегу, отраженная в неподвижных водах, возвышалась огромная статуя (или группа камней, похожая на статую) - при желании можно было узнать в ней “Скорчившегося мальчика” Микельанджело. Дальше, за статуей, у высокого утеса, сгорая в лучах вечернего солнца, толпились полупрозрачные обнаженные призраки и, подобная им, деформированная фигура атлета стояла на пьедестале посреди площадки, мощеной, как шахматная доска. В тени той скалы, у которой остановился я, в синем зловещем сиянии была видна другая скульптура - двойник первой, погруженной в золотые лучи заката. На замшелом, изъеденном надгробии скрюченные иссохшие пальцы с величайшей осторожностью, - как драгоценность, созерцаемую незримым обладателем этой чудовищной десницы, - держали голову печального и несчастного Нарцисса, волей богов превращенную в голубое яйцо - из глубокой разветвленной трещины рос голубой цветок, и змея, тоже, скорее всего, выползшая оттуда, обвивала указательный палец каменного созерцателя...
Внезапно танцующие атлеты устремились ко мне. Они утратили прозрачность, глаза их налились яростью. Распростертый на шахматной доске, я никак не мог подняться, но почувствовал, что медленно-медленно взлетаю. Но слишком медленно, слишком низко я лечу: вот-вот меня настигнут, схватят, убьют... Вдруг - резкий подъем, мои преследователи остаются далеко внизу, я же продолжаю лететь, лететь над рекой, над церковью, над городом...
(Этот "сон" является описанием одной очень известной картины, хотя некоторые "динамические" детали вымышлены. Может быть, кто-то разгадает картину.)