Чайковский - Симфония №5 e-moll op. 64 (Е. Мравинский, 1981 г.)
Не к этой ли (московской, если не ошибаюсь, из БЗМК) записи С. Рихтер оставил такой комментарий:
"Давно не охватывала такая дрожь - как после Мравинского. Он дирижировал Пятой. Все ведь давно знают: это что-то вальсообразное, милое уху. Попахивает детством, первыми походами в филармонию. А в его игре - электрическое потрясение, ничего "милого уху"! Не забуду, как в конце первой части он грянул в воздухе кулаками, и оттого его тень покрыла весь оркестр. Покачнулись люстры - как при подземном толчке, который я уже однажды пережил. В Японии. Все начали меня утешать: всего несколько баллов, несколько баллов... для жизни совсем не опасно! А тут ведь - опасно, страшно опасно!
В финале - марш валькирий, у которых косы как змеи".
(Ю. Борисов. По направлению к Рихтеру, стр. 167-168.)
В этой записи поражает действительно конец первой части потому прежде всего, что очень отчетливо проведена мелодическая линия контрабасов, тогда как в большинстве исполнений (и у того же Мравинского в более ранних записях) слышно тут только невнятное рычание. Еще столь же отчетливо линия эта проведена в одной из записей Караяна.
Финал амбивалентен, как и финал 4-й, как Марш 6-й. В сущности, неизвестно, кто (или что?) тут торжествует. Легко поддаться соблазну однозначной интерпретации (очень хочется верить в торжество добра), но "вихри враждебные" очень ощутимы в этой музыке.
По поводу Вальса я как-то написал:
Каким загадочным кажется мне сейчас вальс Пятой симфонии! Сцена из балета «Щелкунчик», но без сказочности, абсолютно реалистическая, бытовая картина - словно кто-то танцует у рождественской елки ( см. Чехов: «По делам службы», приезд к фон Тауницу) . Но - «люди всего лишь обедают, а между тем рушатся их судьбы» - все заколдовано тембром кларнета. И когда в конце он интонирует лейттему симфонии, то можно вспомнить стихи Блока:
В ее ушах нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
"Давно не охватывала такая дрожь - как после Мравинского. Он дирижировал Пятой. Все ведь давно знают: это что-то вальсообразное, милое уху. Попахивает детством, первыми походами в филармонию. А в его игре - электрическое потрясение, ничего "милого уху"! Не забуду, как в конце первой части он грянул в воздухе кулаками, и оттого его тень покрыла весь оркестр. Покачнулись люстры - как при подземном толчке, который я уже однажды пережил. В Японии. Все начали меня утешать: всего несколько баллов, несколько баллов... для жизни совсем не опасно! А тут ведь - опасно, страшно опасно!
В финале - марш валькирий, у которых косы как змеи".
(Ю. Борисов. По направлению к Рихтеру, стр. 167-168.)
В этой записи поражает действительно конец первой части потому прежде всего, что очень отчетливо проведена мелодическая линия контрабасов, тогда как в большинстве исполнений (и у того же Мравинского в более ранних записях) слышно тут только невнятное рычание. Еще столь же отчетливо линия эта проведена в одной из записей Караяна.
Финал амбивалентен, как и финал 4-й, как Марш 6-й. В сущности, неизвестно, кто (или что?) тут торжествует. Легко поддаться соблазну однозначной интерпретации (очень хочется верить в торжество добра), но "вихри враждебные" очень ощутимы в этой музыке.
По поводу Вальса я как-то написал:
Каким загадочным кажется мне сейчас вальс Пятой симфонии! Сцена из балета «Щелкунчик», но без сказочности, абсолютно реалистическая, бытовая картина - словно кто-то танцует у рождественской елки ( см. Чехов: «По делам службы», приезд к фон Тауницу) . Но - «люди всего лишь обедают, а между тем рушатся их судьбы» - все заколдовано тембром кларнета. И когда в конце он интонирует лейттему симфонии, то можно вспомнить стихи Блока:
В ее ушах нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.