Йозеф Сук (1874-1935) - Симфония №2 "Азраэль" (1907)/В. Талих
С первого раза не захватило. Но музыка очень интересна и даже, может быть, и более того.
Но - да простит меня Бог! - Шестая Малера куда сильнее. А уж с Шестой Чайковского даже сравнивать нельзя.
О Чайковском: беспощадный и жуткий конец "Воеводы" напомнил мне "Доктора Фаустуса":
"И действительно, как раз незадолго до окончания оратории, ее ужасного финала, потребовавшего от композитора большой творческой отваги и подтверждающего, вразрез с романтической музыкой избавления, богословски негативный и беспощадный характер целого, - как раз перед фиксацией этих сверхмногоголосых, раскатывающихся в широчайшем регистре звуков меди, производящих впечатление отверстого зева неминучей пропасти, наступил трехнедельный рецидив болезни - состояние, в котором он, по его собственным словам, забыл даже, что за штука музыка и как ее сочиняют". (Конец 1-го разд. 34 главы, стр. 422 по изд. 1959 г., подчеркивания мои. - А.Б.)
"Отверстый зев неминучей пропасти" - эти слова приходили мне на память и раньше, каждый раз как я слушал завершение 4-й картины "Пиковой дамы". Но в "Пиковой даме" как раз в конце звучит "романтическая музыка избавления", что Альшванг находит банальным. Звучит эта музыка и в конце симфонии Сука, сочинения во многих отношениях прекрасного. Нет этой музыки в Шестой Малера, как нет ее и в трех последних симфониях Чайковского. Все романтические иллюзии, и даже иллюзии "народничества" были им похоронены. Финал 4-й симфонии производит теперь на меня скорее страшное, трагическое впечатление. Народ как Рок, как Судьба.
Ясно, что Танеев с его аполлоническим идеалом должен был прийти в ужас от "Воеводы", где этот антиромантизм выражен предельно откровенно.
Но - да простит меня Бог! - Шестая Малера куда сильнее. А уж с Шестой Чайковского даже сравнивать нельзя.
О Чайковском: беспощадный и жуткий конец "Воеводы" напомнил мне "Доктора Фаустуса":
"И действительно, как раз незадолго до окончания оратории, ее ужасного финала, потребовавшего от композитора большой творческой отваги и подтверждающего, вразрез с романтической музыкой избавления, богословски негативный и беспощадный характер целого, - как раз перед фиксацией этих сверхмногоголосых, раскатывающихся в широчайшем регистре звуков меди, производящих впечатление отверстого зева неминучей пропасти, наступил трехнедельный рецидив болезни - состояние, в котором он, по его собственным словам, забыл даже, что за штука музыка и как ее сочиняют". (Конец 1-го разд. 34 главы, стр. 422 по изд. 1959 г., подчеркивания мои. - А.Б.)
"Отверстый зев неминучей пропасти" - эти слова приходили мне на память и раньше, каждый раз как я слушал завершение 4-й картины "Пиковой дамы". Но в "Пиковой даме" как раз в конце звучит "романтическая музыка избавления", что Альшванг находит банальным. Звучит эта музыка и в конце симфонии Сука, сочинения во многих отношениях прекрасного. Нет этой музыки в Шестой Малера, как нет ее и в трех последних симфониях Чайковского. Все романтические иллюзии, и даже иллюзии "народничества" были им похоронены. Финал 4-й симфонии производит теперь на меня скорее страшное, трагическое впечатление. Народ как Рок, как Судьба.
Ясно, что Танеев с его аполлоническим идеалом должен был прийти в ужас от "Воеводы", где этот антиромантизм выражен предельно откровенно.