И вышел сеятель сеять
И вышел сеятель сеять. И сеял он разумное, доброе, вечное...
Быть в Церкви страшно. Потому что это огромная ответственность: по слабому мне люди вне и внутри будут судить о Христовом теле.
Работать в Церкви много страшней. Потому что к тебе приходят люди за Христовой любовью, а ты блеклый, линялый и мятый. Ты им протягиваешь выцветшую тряпку в надежде - ничего, и так сойдет, я же вот перебиваюсь тут! - а они недоуменно пялятся, глаза круглые и: - что это? это одежда Иосифа, любимого сына?
Работать в Церкви с детьми - это неудобозримо, неудобоваримо и вообще. Самая требовательная категория граждан, самая капризная и незащищенная группа потребителей: стадо зверьков, но удивительно неиспорченных. Изрядно сгнобленные несчастными своими советскими родителями, "рожденные в СССР, жившие в СНГ", мы лучше других знаем, каково в плюралистическом мире живется тем, кому в детстве в голову попало нечто несуразное и несообразное с жизнью. Нет, вы не подумайте, мы из приличных семей, "я начал жизнь в трущобах городских" не про наше счастливое детство.
Но дети ведь недаром приходят на свет сморщенными, некрасивыми старичками: в их бесцветных глазах ангельская мудрость, человеческой им только предстоит научиться. Потому они ведут себя вразрез с нашими правилами: эльфы, и рассуждать им по-эльфийски. Мы же - бесшумно ступающие, обустроенные с комфортом, с прекрасными манерами - не дорастаем им до пояса. Именно. Хоббиты. Взрослые у нас недорослики, а дети - ангелы.
И вот ты, взрослый, врываешься в мир этой другой расы. И понимаешь, что восторженный лепет по поводу этих небесных существ - сильно преувеличен, если не сказать, что небылица. Они эгоистичны, обидчивы, хитры и... ну, читайте Толкина. И в какой-то момент твое бессилие донести до них хоть что-нибудь непохожее на первородный грех обречено на успех. Да, успех бессилия. Ибо у тебя на башке терновый венок типа хэндмейд, а тебе туда водрузили золотую шапку, митру, как поправил меня сегодня диаконский сын :)
И тогда...
Тогда, вот так, как я сегодня, наконец-то станешь писать. Потому что это уже не ты пишешь. Потому что самопоглощающаяся черная дыра в тебе начнет потихоньку зарастать, и даже слова наконец-то сложатся впервые за год. Потому что молитва не может не быть искренней, когда ты приручаешь вот таких маленьких, и то, как они увидят Церковь (не у всех ведь папа диакон) - твоя ответственность.
Из уст младенцев и ссущих совершил еси хвалу, Родившийся в яслях, потому что какой-то внутренний Достоевский во мне снова взывает: помилуй мя, Боже, помилуй мя, я ничего не знаю, да плевать на меня, но дети у меня вот тут, и даже если истина не в Тебе, то лучше я буду брести с ними к Тебе, чем к истине.
Или это не эти дети, а те, которые уже с Тобой, из нашей страны и из этой, соседской, братской, но о них я не напишу. О них даже минута молчания не получается, получается час какого-то воя нечеловеческого.
Помилуй нас всех. И не нас тоже.
Быть в Церкви страшно. Потому что это огромная ответственность: по слабому мне люди вне и внутри будут судить о Христовом теле.
Работать в Церкви много страшней. Потому что к тебе приходят люди за Христовой любовью, а ты блеклый, линялый и мятый. Ты им протягиваешь выцветшую тряпку в надежде - ничего, и так сойдет, я же вот перебиваюсь тут! - а они недоуменно пялятся, глаза круглые и: - что это? это одежда Иосифа, любимого сына?
Работать в Церкви с детьми - это неудобозримо, неудобоваримо и вообще. Самая требовательная категория граждан, самая капризная и незащищенная группа потребителей: стадо зверьков, но удивительно неиспорченных. Изрядно сгнобленные несчастными своими советскими родителями, "рожденные в СССР, жившие в СНГ", мы лучше других знаем, каково в плюралистическом мире живется тем, кому в детстве в голову попало нечто несуразное и несообразное с жизнью. Нет, вы не подумайте, мы из приличных семей, "я начал жизнь в трущобах городских" не про наше счастливое детство.
Но дети ведь недаром приходят на свет сморщенными, некрасивыми старичками: в их бесцветных глазах ангельская мудрость, человеческой им только предстоит научиться. Потому они ведут себя вразрез с нашими правилами: эльфы, и рассуждать им по-эльфийски. Мы же - бесшумно ступающие, обустроенные с комфортом, с прекрасными манерами - не дорастаем им до пояса. Именно. Хоббиты. Взрослые у нас недорослики, а дети - ангелы.
И вот ты, взрослый, врываешься в мир этой другой расы. И понимаешь, что восторженный лепет по поводу этих небесных существ - сильно преувеличен, если не сказать, что небылица. Они эгоистичны, обидчивы, хитры и... ну, читайте Толкина. И в какой-то момент твое бессилие донести до них хоть что-нибудь непохожее на первородный грех обречено на успех. Да, успех бессилия. Ибо у тебя на башке терновый венок типа хэндмейд, а тебе туда водрузили золотую шапку, митру, как поправил меня сегодня диаконский сын :)
И тогда...
Тогда, вот так, как я сегодня, наконец-то станешь писать. Потому что это уже не ты пишешь. Потому что самопоглощающаяся черная дыра в тебе начнет потихоньку зарастать, и даже слова наконец-то сложатся впервые за год. Потому что молитва не может не быть искренней, когда ты приручаешь вот таких маленьких, и то, как они увидят Церковь (не у всех ведь папа диакон) - твоя ответственность.
Из уст младенцев и ссущих совершил еси хвалу, Родившийся в яслях, потому что какой-то внутренний Достоевский во мне снова взывает: помилуй мя, Боже, помилуй мя, я ничего не знаю, да плевать на меня, но дети у меня вот тут, и даже если истина не в Тебе, то лучше я буду брести с ними к Тебе, чем к истине.
Или это не эти дети, а те, которые уже с Тобой, из нашей страны и из этой, соседской, братской, но о них я не напишу. О них даже минута молчания не получается, получается час какого-то воя нечеловеческого.
Помилуй нас всех. И не нас тоже.