Жозеф де Местр. Петербургские письма. Цитаты.
Многие пытались изобрести легкие методы, но все они суть чистые заблуждения. Нет легких способов для изучения трудных предметов. Единственная метода состоит в том, чтобы запереть дверь, сказаться ушедшим из дома и работать.
Надобно понимать природу человека и прежде сделать науку желаемой, а потом уже преподносить ее тем, кто стремится к ней; государство не должно и не может делать это в отношении тех, коим она не нужна. Напрасно правительство будет полагать тот или иной род знаний обязательным условием для получения каких-либо отличий; пока необходимость не в самой сути предмета, над таким законом будут лишь смеяться, и через весьма недолгое время ученые чины станут лишь пустым именем с известною для всех ценою.
Но до тех пор, пока не явится очевидное для всех внутреннее созревание, любое усилие натурализовать науку в России будет не только бесполезно, но и опасно для государства, ибо усилие сие послужит лишь к затемнению национального здравого смысла, каковой во всех странах является всеобщим охранителем; Россия наполнится тогда бесчисленным множеством полузнаек, в сто раз худших самого невежества, ложных и горделивых умов, презирающих свою страну, вечных хулителей правительства, идолопоклонников всего модного и чужеземного, всегда готовых низвергнуть все сущее.
Полагают, будто достаточно основать заведение и нанять профессоров и все готово. Нет, напротив того, на самом деле этим не сделано еще ничего, ежели к сему не приуготовлено само молодое поколение. В таковом случае государство будет нести бремя огромных расходов, а школы останутся пустыми.
Мы уже видим сие в гимназиях, которые вскорости начнут закрываться из-за отсутствия учеников. Еще более разительный пример являет собой школа юриспруденции, открытая с такой помпой и с такими великими претензиями. Император давал 300 рублей, квартиру, содержание и чин всякому молодому человеку, вступающему в сие заведение; однако и при таких выгодах после нескольких жалких сцен, коих свидетелями были иностранцы, никто не явился, и школу пришлось закрыть.
А во времена, именуемые нами варварскими, Парижский Университет насчитывал 4.000 студентов, являвшихся из всех частей Европы учиться на свои деньги.
Вообразите себе такое правительство, которое разоряет казну постройкою великолепных гостиниц в местности, где никто не путешествует; это и будет верный образ того, кто тратится на ученые заведения прежде, чем гений нации оборотится к науке.
Я уже имел честь, г-н Граф, изустно излагать вам немаловажное соображение, каковое полагаю необходимым повторить и в настоящем письме, а именно: все самые ученые академии Европы, такие, как Парижская, Королевское Общество в Лондоне, флорентийская Академия del Cimento [58] и пр., все они начинались со свободных собраний нескольких частных лиц, побуждаемых любовью к наукам. По прошествии некоторого времени монарх, прослышавший об уважении к ним со стороны общества, удостаивал их патентами, удостоверяющими государственное признание. Вот каким образом создавались академии. Везде утверждались они благодаря наличию ученых и никогда лишь в надежде породить таковых. Тратить огромные деньги на сооружение клетки для феникса, не ведая еще, прилетит ли он, - это не что иное, как великий обман. <. .)
К несчастию, у славной вашей нации ложное превознесение науки соединено с желанием скоропостижно овладеть ею, а также с самоуничижением из-за отставания от всех прочих народов. Никогда еще не бывало более превратного и более опасного предрассудка. Русские могут быть первой нацией в свете, даже не им§я никакого таланта к наукам естественным, ибо первая нация есть, несомненно, та, которая счастливее всех в своем отечестве и страшнее для всех других народов. А все остальное, по сути дела, есть лишь одна внешность.
ох-ох-ох
Надобно понимать природу человека и прежде сделать науку желаемой, а потом уже преподносить ее тем, кто стремится к ней; государство не должно и не может делать это в отношении тех, коим она не нужна. Напрасно правительство будет полагать тот или иной род знаний обязательным условием для получения каких-либо отличий; пока необходимость не в самой сути предмета, над таким законом будут лишь смеяться, и через весьма недолгое время ученые чины станут лишь пустым именем с известною для всех ценою.
Но до тех пор, пока не явится очевидное для всех внутреннее созревание, любое усилие натурализовать науку в России будет не только бесполезно, но и опасно для государства, ибо усилие сие послужит лишь к затемнению национального здравого смысла, каковой во всех странах является всеобщим охранителем; Россия наполнится тогда бесчисленным множеством полузнаек, в сто раз худших самого невежества, ложных и горделивых умов, презирающих свою страну, вечных хулителей правительства, идолопоклонников всего модного и чужеземного, всегда готовых низвергнуть все сущее.
Полагают, будто достаточно основать заведение и нанять профессоров и все готово. Нет, напротив того, на самом деле этим не сделано еще ничего, ежели к сему не приуготовлено само молодое поколение. В таковом случае государство будет нести бремя огромных расходов, а школы останутся пустыми.
Мы уже видим сие в гимназиях, которые вскорости начнут закрываться из-за отсутствия учеников. Еще более разительный пример являет собой школа юриспруденции, открытая с такой помпой и с такими великими претензиями. Император давал 300 рублей, квартиру, содержание и чин всякому молодому человеку, вступающему в сие заведение; однако и при таких выгодах после нескольких жалких сцен, коих свидетелями были иностранцы, никто не явился, и школу пришлось закрыть.
А во времена, именуемые нами варварскими, Парижский Университет насчитывал 4.000 студентов, являвшихся из всех частей Европы учиться на свои деньги.
Вообразите себе такое правительство, которое разоряет казну постройкою великолепных гостиниц в местности, где никто не путешествует; это и будет верный образ того, кто тратится на ученые заведения прежде, чем гений нации оборотится к науке.
Я уже имел честь, г-н Граф, изустно излагать вам немаловажное соображение, каковое полагаю необходимым повторить и в настоящем письме, а именно: все самые ученые академии Европы, такие, как Парижская, Королевское Общество в Лондоне, флорентийская Академия del Cimento [58] и пр., все они начинались со свободных собраний нескольких частных лиц, побуждаемых любовью к наукам. По прошествии некоторого времени монарх, прослышавший об уважении к ним со стороны общества, удостаивал их патентами, удостоверяющими государственное признание. Вот каким образом создавались академии. Везде утверждались они благодаря наличию ученых и никогда лишь в надежде породить таковых. Тратить огромные деньги на сооружение клетки для феникса, не ведая еще, прилетит ли он, - это не что иное, как великий обман. <. .)
К несчастию, у славной вашей нации ложное превознесение науки соединено с желанием скоропостижно овладеть ею, а также с самоуничижением из-за отставания от всех прочих народов. Никогда еще не бывало более превратного и более опасного предрассудка. Русские могут быть первой нацией в свете, даже не им§я никакого таланта к наукам естественным, ибо первая нация есть, несомненно, та, которая счастливее всех в своем отечестве и страшнее для всех других народов. А все остальное, по сути дела, есть лишь одна внешность.
ох-ох-ох