музыка, книги и сны
Сперва книги.
Шестая и седьмая книги ГП на меня подействовали в звуке гораздо сильнее, чем бумагой - бумагой можно было проскочить, пролистать в конце концов те моменты, которые кажутся затянутыми или невнятными. А под звук я рисую. Видимо, когда я рисую, у меня несколько другая концентрация, чем когда я не очень-то внимательно читаю какую-то книжку.
(Правды ради надо сказать, что я очень придирчив в аудиокнигах в смысле голоса и интонаций. "Темную башню", начитанную по-русски как-то крайне вяло, высоким голосом и с полным смещением ритма я затер тут же. При этом ТБ на английском звучит низко, с хорошими паузами, знаменитые кинговские фразы из одного-трех слов выстреливают, как очень медленные пули. Умение ставить паузу очень важно в любом тексте, буквенном или звучащем, все равно. Подозреваю, что не только в тексте. Так вот, поттериана начитана хорошо.)
Шестая, а тем более седьмая поттериана имеет массу развернутых и очень точных описаний эмоциональных срывов, и то, что это "семь раз упал, восемь раз встал", никак не отменяет тех самых семи раз. Провал и полная утрата доверия к тому, кого любил, тяжелое, абсолютно сознательное восстановление этого доверия, и так раз пять за книгу. Читаю я очень быстро, вслух получается гораздо, гораздо дольше. Китайская пытка капающей водой - очень давнее изобретение.
В итоге под конец мне было нехорошо. Мягко говоря.
После чего - умею же, когда хочу - я подхватил "Ночные рассказы" Хёга и раскрыл наугад. Я их так читаю. И там еще штук пять не прочитано. И прочел "Суд над Игнатио Ланстадом Раскером".
И вот цитата оттуда. (Он, кстати, лежит здесь.)
«Гектор,-
сказал он,- я вижу, тебе все это не очень нравится. И тем не менее я настаиваю
на том, чтобы ты посмотрел на это судно».
Я посмотрел.
«Это яхта
„Спрей",- объяснил он,- на ней капитан Джошуа Слокам в одиночку обогнул
мыс Горн». «Я вижу, отец»,- ответил я.
«Боюсь,-
сказал он,- что ты так никогда и не смог понять этой страсти. А объяснить,
однако, все совсем нетрудно. Когда я был мальчишкой, я читал истории о
мореплаваниях. Без всяких преувеличений могу сказать, что значительная часть
моего детства и юности прошли в море, при этом я никогда не покидал берега. Но
в жизни моей, как и у многих других, оказалось меньше бурь и штормов, чем мне
бы хотелось. И для меня стало крайне важным научиться заключать свои
тропические мечты в бутылки. Понимаешь ли ты это, сын?»
«Да, отец»,-
ответил я.
«И еще есть
нечто,- добавил он задумчиво, положив руку мне на плечо,- чего ты, вероятно,
никогда не поймешь. Что значит для человека, напрягающего всю свою тщательно
сдерживаемую страсть, осторожно проводить такую большую надежду в такое узкое
отверстие». (курсив мой)
Последняя капля, верблюд с соломинкой, куп де грас, это все ерунда. Потому что все это практически безопасно, когда можешь сказать: вот это. Вот моя последняя капля и так далее. Сразу можешь, не сутки спустя. А когда ходишь еще сутки, не очень зная, что именно тебя добило, и даже не очень зная, что ходишь уже добитый, впадаешь в интересное состояние.
И в этом состоянии я решил самый холодный день проспать. Просто проспать. Раз уж у меня есть такая возможность. Чтобы насмотреть себе снов, чтобы выдохнуть, чтобы глаза в конце концов отдохнули. Чтобы улеглось и успокоилось.
И оно немного улеглось и успокоилось. (Да и снов я себе насмотрел на неделю, смешных снов, самую малость за гранью, что, кстати, делало их еще смешнее.)
Я имею в виду, что при всем моем настороженном отношении к Дамблдору я могу понять этого человека. Который, напрягая всю свою тщательно сдерживаемую страсть, семь лет острожно вел такую большую надежду в такое узкое отверстие. При этом я хорошо понимаю, что любил он мальчика примерно так, как мастер любит корабль - то есть гораздо больше места занимала эта самая надежда, воплощением которой сделался кораблик, очень маленький кораблик, поставленный закрывать огромную дыру тоски, вожделения к дальним странам, бурям и штормам и в конце концов счастливой развязке. Я очень легко могу себе представить вожделение к счастливой развязке, особенно на корабле в сердце бури.
И я хорошо представляю, как сложно жить с такой страстью. В этом смысле Снейпу, с его постоянными срывами и отдушиной в виде собственной скандальной репутации - гораздо проще. И в то же время гораздо сложнее двигать мир. Выпуская наружу собственную страсть в эмоции, делая ее эмоцией, любой - снижаешь планку, уменьшаешь ту самую пропорцию величины надежды и узости отверстия. (Собственно, поэтому итог Хёговского рассказа представляется мне закономерным с чисто человеческой точки зрения. С точки зрения "двигать мир" - это добровольный уход на покой, все корабли выпущены в море, страсть получила выход - и тут же выскочила эмоцией. Отличный итог для личной жизни, но плохой итог для мира в целом.)
Удержание страсти, когда оно само по себе цель - ничего не стоит, разве что хорошая игра в "смотрите, как я справляюсь" (и никогда не справляюсь в итоге, конечно же, в этом соль). Удержание страсти, когда оно - инструмент, может практически все на свете. Медленно и осторожно такую большую надежду в такое узкое отверстие.
Это изматывает, иногда ты готов проклясть все на свете, иногда даже готов стравить все в простейшие, абсолютно чистые, такие сладкие эмоции - гнев, страх, обиду, доверие, любовь. (В такие минуты, кстати, хорошо помнить, что скорее всего сразу чистых эмоций не получится, а получится по Шострому - будут эмоции неполные либо блокированные - тревога, горечь, негодование, стеснительность. И если уж совсем невтерпеж, имеет смысл хотя бы отследить, чтобы эмоция была полной. Записывать - правильно и полезно. До сих пор мне это не приходило в голову. Но если отмотать назад - так и есть.)
Но если склад твоей души именно таков, если ты хорошо знаешь, что в гневе можешь разнести очень много (и еще больше можешь разнести в горечи), а твоя любовь или твой страх может оказаться слишком большими для одного конкретного человека, - когда я говорю "слишком" я имею в виду подавление личных эмоций этого человека, его "заражение" твоей любовью или твоим страхом, вплоть до полной несамостоятельности, - так вот, при таких условиях умеет смысл учиться контролю. Не только себя, а всего того, что можешь разнести или просто сдвинуть с места.
Обычно можешь много. Я знаю некоторое количество живущих, а уж литературных героев - сколько угодно, так вот, обычно они могут много, действительно много. Маньяк, который в состоянии себя контролировать - страшная сила.
Такую большую надежду в такое узкое отверстие. Медленно и осторожно.
Вот поэтому я сегодня, ставя себе на вечер музыку, набрал вразбивку несколько саундтреков - привычных и потому довольно мягких по воздействию. А к ним поставил "Реквием по мечте". Чтобы не расслабляться. В крайнем случае - у меня в запасе полный диск Наймана.
.
Шестая и седьмая книги ГП на меня подействовали в звуке гораздо сильнее, чем бумагой - бумагой можно было проскочить, пролистать в конце концов те моменты, которые кажутся затянутыми или невнятными. А под звук я рисую. Видимо, когда я рисую, у меня несколько другая концентрация, чем когда я не очень-то внимательно читаю какую-то книжку.
(Правды ради надо сказать, что я очень придирчив в аудиокнигах в смысле голоса и интонаций. "Темную башню", начитанную по-русски как-то крайне вяло, высоким голосом и с полным смещением ритма я затер тут же. При этом ТБ на английском звучит низко, с хорошими паузами, знаменитые кинговские фразы из одного-трех слов выстреливают, как очень медленные пули. Умение ставить паузу очень важно в любом тексте, буквенном или звучащем, все равно. Подозреваю, что не только в тексте. Так вот, поттериана начитана хорошо.)
Шестая, а тем более седьмая поттериана имеет массу развернутых и очень точных описаний эмоциональных срывов, и то, что это "семь раз упал, восемь раз встал", никак не отменяет тех самых семи раз. Провал и полная утрата доверия к тому, кого любил, тяжелое, абсолютно сознательное восстановление этого доверия, и так раз пять за книгу. Читаю я очень быстро, вслух получается гораздо, гораздо дольше. Китайская пытка капающей водой - очень давнее изобретение.
В итоге под конец мне было нехорошо. Мягко говоря.
После чего - умею же, когда хочу - я подхватил "Ночные рассказы" Хёга и раскрыл наугад. Я их так читаю. И там еще штук пять не прочитано. И прочел "Суд над Игнатио Ланстадом Раскером".
И вот цитата оттуда. (Он, кстати, лежит здесь.)
«Гектор,-
сказал он,- я вижу, тебе все это не очень нравится. И тем не менее я настаиваю
на том, чтобы ты посмотрел на это судно».
Я посмотрел.
«Это яхта
„Спрей",- объяснил он,- на ней капитан Джошуа Слокам в одиночку обогнул
мыс Горн». «Я вижу, отец»,- ответил я.
«Боюсь,-
сказал он,- что ты так никогда и не смог понять этой страсти. А объяснить,
однако, все совсем нетрудно. Когда я был мальчишкой, я читал истории о
мореплаваниях. Без всяких преувеличений могу сказать, что значительная часть
моего детства и юности прошли в море, при этом я никогда не покидал берега. Но
в жизни моей, как и у многих других, оказалось меньше бурь и штормов, чем мне
бы хотелось. И для меня стало крайне важным научиться заключать свои
тропические мечты в бутылки. Понимаешь ли ты это, сын?»
«Да, отец»,-
ответил я.
«И еще есть
нечто,- добавил он задумчиво, положив руку мне на плечо,- чего ты, вероятно,
никогда не поймешь. Что значит для человека, напрягающего всю свою тщательно
сдерживаемую страсть, осторожно проводить такую большую надежду в такое узкое
отверстие». (курсив мой)
Последняя капля, верблюд с соломинкой, куп де грас, это все ерунда. Потому что все это практически безопасно, когда можешь сказать: вот это. Вот моя последняя капля и так далее. Сразу можешь, не сутки спустя. А когда ходишь еще сутки, не очень зная, что именно тебя добило, и даже не очень зная, что ходишь уже добитый, впадаешь в интересное состояние.
И в этом состоянии я решил самый холодный день проспать. Просто проспать. Раз уж у меня есть такая возможность. Чтобы насмотреть себе снов, чтобы выдохнуть, чтобы глаза в конце концов отдохнули. Чтобы улеглось и успокоилось.
И оно немного улеглось и успокоилось. (Да и снов я себе насмотрел на неделю, смешных снов, самую малость за гранью, что, кстати, делало их еще смешнее.)
Я имею в виду, что при всем моем настороженном отношении к Дамблдору я могу понять этого человека. Который, напрягая всю свою тщательно сдерживаемую страсть, семь лет острожно вел такую большую надежду в такое узкое отверстие. При этом я хорошо понимаю, что любил он мальчика примерно так, как мастер любит корабль - то есть гораздо больше места занимала эта самая надежда, воплощением которой сделался кораблик, очень маленький кораблик, поставленный закрывать огромную дыру тоски, вожделения к дальним странам, бурям и штормам и в конце концов счастливой развязке. Я очень легко могу себе представить вожделение к счастливой развязке, особенно на корабле в сердце бури.
И я хорошо представляю, как сложно жить с такой страстью. В этом смысле Снейпу, с его постоянными срывами и отдушиной в виде собственной скандальной репутации - гораздо проще. И в то же время гораздо сложнее двигать мир. Выпуская наружу собственную страсть в эмоции, делая ее эмоцией, любой - снижаешь планку, уменьшаешь ту самую пропорцию величины надежды и узости отверстия. (Собственно, поэтому итог Хёговского рассказа представляется мне закономерным с чисто человеческой точки зрения. С точки зрения "двигать мир" - это добровольный уход на покой, все корабли выпущены в море, страсть получила выход - и тут же выскочила эмоцией. Отличный итог для личной жизни, но плохой итог для мира в целом.)
Удержание страсти, когда оно само по себе цель - ничего не стоит, разве что хорошая игра в "смотрите, как я справляюсь" (и никогда не справляюсь в итоге, конечно же, в этом соль). Удержание страсти, когда оно - инструмент, может практически все на свете. Медленно и осторожно такую большую надежду в такое узкое отверстие.
Это изматывает, иногда ты готов проклясть все на свете, иногда даже готов стравить все в простейшие, абсолютно чистые, такие сладкие эмоции - гнев, страх, обиду, доверие, любовь. (В такие минуты, кстати, хорошо помнить, что скорее всего сразу чистых эмоций не получится, а получится по Шострому - будут эмоции неполные либо блокированные - тревога, горечь, негодование, стеснительность. И если уж совсем невтерпеж, имеет смысл хотя бы отследить, чтобы эмоция была полной. Записывать - правильно и полезно. До сих пор мне это не приходило в голову. Но если отмотать назад - так и есть.)
Но если склад твоей души именно таков, если ты хорошо знаешь, что в гневе можешь разнести очень много (и еще больше можешь разнести в горечи), а твоя любовь или твой страх может оказаться слишком большими для одного конкретного человека, - когда я говорю "слишком" я имею в виду подавление личных эмоций этого человека, его "заражение" твоей любовью или твоим страхом, вплоть до полной несамостоятельности, - так вот, при таких условиях умеет смысл учиться контролю. Не только себя, а всего того, что можешь разнести или просто сдвинуть с места.
Обычно можешь много. Я знаю некоторое количество живущих, а уж литературных героев - сколько угодно, так вот, обычно они могут много, действительно много. Маньяк, который в состоянии себя контролировать - страшная сила.
Такую большую надежду в такое узкое отверстие. Медленно и осторожно.
Вот поэтому я сегодня, ставя себе на вечер музыку, набрал вразбивку несколько саундтреков - привычных и потому довольно мягких по воздействию. А к ним поставил "Реквием по мечте". Чтобы не расслабляться. В крайнем случае - у меня в запасе полный диск Наймана.
.