Почему упала Советская империя?
Конечно, советская империя в Европе не распалась просто потому, что восточным европейцам не нравился статус колоний, рабочий класс чувствовал, что его эксплуатируют, а интеллигенция не воспринимала советской идеологии. Распад начался с появлением под воздействием «холодной войны» массового сознания, что Великий Замысел коммунистов провалился. Как объясняет Пирсон, «холодная война» утомила и исказила Советскую империю к ранее неизвестному уровню и привела к такому же истощения, что и предыдущие мировые войны. В своих чрезмерных и крайне невыносимых военных, экономических и политических требованиях «холодная война» выполнила функцию третьей мировой войны ». Эрик Гобсбаум делает такой же вывод: «С международной точки зрения, СССР был полностью побежденной страной, словно после тяжелой войны, - хотя войны как таковой не было» 37. Ее результат, продолжает он, во многом обуславливалось тем, что Европа была ахиллесовой пятой советской системы, а Польша (и, чуть меньше, Венгрия) - ее уязвимой частью ».
Хотите сделать необычные снимки и вас интересует качественная фотосессия в студии ? Тогда вам на сайт zebra-foto.ru
Но почему именно Восточная Европа оказалась ахиллесовой пятой? Разве не был весь коммунистический план международным с самого начала? Для ответа на этот вопрос, нужно проследить вкратце за ходом «холодной войны».
Советская система базировалась на той идее, что национальное государство является нормальной политической формой для периода капитализма, тогда как социализм по своей природе является интернациональным, даже наднациональным. Эта интернациональная сила должна была соревноваться и, безусловно, «победить» капиталистическую систему - систему независимых национальных государств. Правда, уже в 30-е годы, при Сталине, СССР начал присваивать себе военные традиции и зарубежную политику царской империи, а русская нация получила статус «старшего брата».
Публичная и официальная идентификация Советского Союза с царской Россией еще больше усилилась во время и после Второй мировой войны. Но даже следуя царскую Россию и отдавая ведущую роль русскому языку и русскому народу, СССР не отказывался от своей цели стать прототипом новой социалистической цивилизации, которая бы преобладала капитализм и заменила бы его, в конце концов, на всей земле. Это был тот тип интернационализма, что с ним сталкивалась Восточная Европа после 1945 г.
После смерти Сталина, в меняющейся политической ситуации, Никита Хрущев восстановил старый коммунистический вызов капиталистическим силам. Новая программа партии предусматривала подробное описание того, когда СССР опередит сначала Западную Европу, а затем и США по различным экономическим и социальным показателям. Советские лидеры были уверены, что соревнования с Западом требует, как минимум, равного вооруженного потенциала с США и противопоставление себя Америке везде, особенно в странах третьего мира. Как говорили в Москве в 70-х годах, это надо делать, потому что «США вмешиваются в советские внутренние дела в любой части земного шара».
Одно время казалось, что Советы приобретают успехи. Но вскоре стало совершенно ясно, что они не в состоянии «установить общественный Благосостояния и Справедливости» - ни хотя бы чего-то одного. «Ситуацию усугубило и то, - писал Эрнест Геллнер, - что японцы и другие восточные азиаты показали, что западный капитализм можно-таки догнать, однако в условиях конфуцианской, а не марксистской адаптации идей Адама Смита».
Это означало разочарование - а там, где недостает веры, формируются все более решительные антикоммунистические настроения. Восточные европейцы нагляднее, чем советские жители, видели, что Запад побеждает. Они согласились бы с Кеннетом Майногом и бериллом Уильямсом, которые характеризовали коммунизм как «бесплодную форму модернизации» и «легенду, которая претендует на то, чтобы контролировать реальную жизнь».
Восточные европейцы всегда знали, что реальная жизнь - на Западе. К тому же они имели собственные причины невысоко ставить что-либо, ассоциированное с Россией, отвергая российские требования правления и превосходства. Они бы охотно согласились с Бенедиктом Андерсоном, который еще в 1983 г. предлагал СССР вспомнить судьбу своих имперских предшественников из XIX в., Вместо претендовать на организацию человечества в XXI в. (В новой предисловии, датированном февралем 1991 p., Андерсон высказался еще определеннее: «В начале нового тысячелетия мало что будет напоминать о Союзе Советских Социалистических Республик, кроме ... самих республик»)
Хотите сделать необычные снимки и вас интересует качественная фотосессия в студии ? Тогда вам на сайт zebra-foto.ru
Но почему именно Восточная Европа оказалась ахиллесовой пятой? Разве не был весь коммунистический план международным с самого начала? Для ответа на этот вопрос, нужно проследить вкратце за ходом «холодной войны».
Советская система базировалась на той идее, что национальное государство является нормальной политической формой для периода капитализма, тогда как социализм по своей природе является интернациональным, даже наднациональным. Эта интернациональная сила должна была соревноваться и, безусловно, «победить» капиталистическую систему - систему независимых национальных государств. Правда, уже в 30-е годы, при Сталине, СССР начал присваивать себе военные традиции и зарубежную политику царской империи, а русская нация получила статус «старшего брата».
Публичная и официальная идентификация Советского Союза с царской Россией еще больше усилилась во время и после Второй мировой войны. Но даже следуя царскую Россию и отдавая ведущую роль русскому языку и русскому народу, СССР не отказывался от своей цели стать прототипом новой социалистической цивилизации, которая бы преобладала капитализм и заменила бы его, в конце концов, на всей земле. Это был тот тип интернационализма, что с ним сталкивалась Восточная Европа после 1945 г.
После смерти Сталина, в меняющейся политической ситуации, Никита Хрущев восстановил старый коммунистический вызов капиталистическим силам. Новая программа партии предусматривала подробное описание того, когда СССР опередит сначала Западную Европу, а затем и США по различным экономическим и социальным показателям. Советские лидеры были уверены, что соревнования с Западом требует, как минимум, равного вооруженного потенциала с США и противопоставление себя Америке везде, особенно в странах третьего мира. Как говорили в Москве в 70-х годах, это надо делать, потому что «США вмешиваются в советские внутренние дела в любой части земного шара».
Одно время казалось, что Советы приобретают успехи. Но вскоре стало совершенно ясно, что они не в состоянии «установить общественный Благосостояния и Справедливости» - ни хотя бы чего-то одного. «Ситуацию усугубило и то, - писал Эрнест Геллнер, - что японцы и другие восточные азиаты показали, что западный капитализм можно-таки догнать, однако в условиях конфуцианской, а не марксистской адаптации идей Адама Смита».
Это означало разочарование - а там, где недостает веры, формируются все более решительные антикоммунистические настроения. Восточные европейцы нагляднее, чем советские жители, видели, что Запад побеждает. Они согласились бы с Кеннетом Майногом и бериллом Уильямсом, которые характеризовали коммунизм как «бесплодную форму модернизации» и «легенду, которая претендует на то, чтобы контролировать реальную жизнь».
Восточные европейцы всегда знали, что реальная жизнь - на Западе. К тому же они имели собственные причины невысоко ставить что-либо, ассоциированное с Россией, отвергая российские требования правления и превосходства. Они бы охотно согласились с Бенедиктом Андерсоном, который еще в 1983 г. предлагал СССР вспомнить судьбу своих имперских предшественников из XIX в., Вместо претендовать на организацию человечества в XXI в. (В новой предисловии, датированном февралем 1991 p., Андерсон высказался еще определеннее: «В начале нового тысячелетия мало что будет напоминать о Союзе Советских Социалистических Республик, кроме ... самих республик»)