Левый радикализм, КСП, коммуны, зеленое движение, политика... - интервью А.Рудомахи (часть 1)
Интервью корреспонденту "Русской планеты" Д.Окресту
(полный текст без редакционных сокращений)
было дано 4 октября 2014г. в Краснодаре в офисе Экологической Вахты по Северному Кавказу
редакционная версия:
http://rusplt.ru/society/ya-stal-radikalnyim-protivnikom-revolyutsionnogo-nasiliya-14072.html
- Как начался твой путь в политику?
- Как таковой "политикой" в ее традиционном понимании я занялся только в 2004 году, когда активно участвовал в инициативе создания политической партии "Союз зеленых России". Которая так и не была создана. Я, правда, из этой инициативы вышел еще до ее провала из-за проблем с внутренней демократией внутри оргкомитета по созданию этой партии. До этого я считал "политику" делом грязным и старался быть вне традиционных политических процессов - участия в партиях, выборах. Хотя, по сути, конечно, в политической жизни я начал участвовать очень давно - со времен так называемой "перестройки". А политически определился я в достаточно раннем детстве.
Тогда я был на крайне левых позициях, поддерживал леворадикальные движения за рубежом, очень большое влияние на меня оказал образ Эрнесто Че Гевары. Отчетливо помню, как я глубоко переживал, когда в сентябре 1973 года произошел переворот в Чили и убили Сальвадора Альенде. Мне тогда было 9 лет. В тот период я не видел себе места в нашей протухшей советской действительности и планировал "уйти" за границу - туда, где происходили реальные революционные процессы. Эти планы провалились в 1981 году, когда после окончания школы меня задержали на границе с Румынией после неуспешной попыткой нелегально покинуть Советский Союз. А реальное участие в политической жизни началось, пожалуй, с участия в борьбе против Краснодарской АЭС, которая происходила в 1987-1988 годы.
На Кубани во времена "перестройки" активизация новых веяний политической жизни началась именно с этой кампании. Тогда общественная и политическая деятельность как-то очень сильно проистекали друг из друга. На волне этой кампании мы тогда провели на слете Краснодарских КСП (клубов самодеятельной песни) экологический митинг и сбор подписей против АЭС, из-за чего у меня возник конфликт с отдельными лидерами этого движения после чего я от него отошел.
На ее волне возникло такое образование как "Эколого-этический союз", который объединял крайне разношерстные силы - от рериховцев до "зеленых". Этим союзом весной 1988 года в горах под Горячим Ключом была организована подпольная слет-конференция всяческой тогдашней неформальной оппозиции. В том слете участвовало много интересных людей, которых потом радикально развела жизнь - например известная журналистка Татьяна Павловская, президент известной компании "Фаберлик" Алексей Нечаев, который тогда руководил коммунарским отрядом "Рассвет", и Алексей Трехлебов, известный сейчас проповедник эзотерических идей.
Организационная часть этого слета была на участниках подросткового клуба "Свеча", которым я тогда руководил и который был последним местом моей работы в рамках государственных структур. После слета к директору дома пионеров пришли сотрудники КГБ, которые настоятельно посоветовали избавиться от такого странного работника как я. До этого я с двумя друзьями работали на механическом заводе "Кубань" в Краснодаре. Основано это было на неких идеях работы с пролетариатом. Идеи эти в ходе нашего "хождения в пролетариат" во мне, во всяком случае, полностью рухнули, и в пролетариат и в его роль я больше не верю. Мы втроем - с Валераой Безуевскийм и Аликом Ковалевым - и составляли первую коммуну, участником которой я был.
- Вы знали Трехлебова, который сейчас больше известен в Сети лекциями про славяно-ариев и рептилоидов?
- Да, я его хорошо знаю, мы познакомились в горном поселке Мезмай еще в 1987 году, когда я искал место для поселения в горах, наша группа тогда вынашивала идею создания "экологической коммуны". И была большая вероятность, что мы могли поселиться тогда в Мезмае, но произошедшая после Мезмая встреча в Кавказском заповеднике с такими людьми, как Виктор Георгиевич Салтыков и Анатолий Кузьмич Базникин изменила наш вектор - и мы решили делать такую коммуну в Кавказском заповеднике, устроившись туда лесниками. А с Алексеем я довольно долго поддерживал контакт, бывал у него несколько раз в гостях в Мезмае, он одобрял нашу природоохранную деятельность, ведь мы в том числе боролись с разными природоразрушительными процессами в районе поселка. Он и тогда придерживался славяно-арийских убеждений, верил в своих славянских богов, хотя, конечно, все было значительно проще. Я его взгляды не разделяю, но это не мешало нашим контактам. Уже очень давно с ним не виделся. А то, что Алексея обвиняют в экстремизме - это, по моему мнению, очередной бред со стороны наших так называемых "правоохранительных" органов.
- Как вы пришли к активному участию в экологическом движении?
- Я с детства был на природу ориентирован, жил в небольшом поселке вблизи леса и постоянно в лесу пропадал - у нас там было несколько построенных нами шалашей, и с друзьями мы часто уходили в лес после школы и по выходным делали вылазки. Но к осознанному участию в экологическом движении я поздновато пришел, впервые с "зелеными" пересекся только в 1987 году во время кампании против Краснодарской АЭС, о которой я упоминал. Первой зеленой организацией, с которой я пересекся, была Дружина охраны природы Кубанского университета. А кампания была достаточно мощная - была большая общественная реакция, все были против! Строительство АЭС уже шло полным ходом, но мы его остановили. Во многом, конечно, Чернобыль повлиял - это был яркий негативный пример того, к чему приводит ядерная энергетика. В итоге Политбюро КПСС приняло решение остановить строительство. Беспрецедентное было решение. В итоге Кубань до сих пор свободна от ядерной угрозы. С тех пор моя судьба неразрывно связана с зеленым движением.
Параллельно развивались мои социальные эксперименты в сфере построения коммунитарных сообществ. Для меня это было базовой жизненной целью - построить такое устойчивое сообщество. Как я уже говорил, в 1987 году мы с Валерой Безуевским попали на кордон Гузерипль Кавказского заповедника и познакомились с Виктором Георгиевичем Салтыковым и Анатолием Кузьмичем Базникиным, которые тогда руководили Северным отделом заповедника. Базникина, увы, уже нет в живых. А Салтыков сейчас стал священником и служит в церкви в Ивановской области. В Гузерипле мы попутно попали на проходившую там конференцию "зеленых", на которой был создан Социально-экологический Союз, который в последующем стал ведущей общественной экологической организацией на просторах бывшего Советского Союза. Мы нашли с Салтыковым и Базникиным взаимопонимание и договорились, что они создают нашей команде условия для коллективного устройства на работу на удаленный кордон Киша. Это была бы идеальная площадка для создания экологической коммуны. С одной стороны, это была возможность жить на отшибе от общих потоков мира среди первозданной природы, иметь возможность строить собственный мир, но при этом быть не в каком-то маргинальном пространстве, а выполнять необходимые обществу функции по охране заповедника!
К сожалению, наша попытка провалилась. Из-за конфликта команды Салтыкова-Базникина с тогдашним директором Кавказского заповедника Тимухиным Гузерипльский заповедный эксперимент был разгромлен. В результате возможность внедрения на Кишу для нас закрылась. После этого в 1989 году для целей создания коммуны был куплен дом в Сахрае - удаленном горном поселке в Адыгее.
- Расскажите про коммуну в Сахрае?
- Я прожил там шесть лет. Состав коммуны достаточно сильно менялся, одни люди приходили, другие уходили. В целом через коммуну, если считать тех, кто жил достаточно долгое время, прошло человек 20. А тех, кто просто приезжал, уезжал, наверно, было за сотню. К 1995 году этот коммунитарный проект исчерпал сам себя и не получил дальнейшего развития. Та коммуна, прежде всего, была ориентирована на то, чтобы жить на земле среди природы, заниматься духовным развитием, она не имела активной социальной направленности.
Помимо коммуны в Сахрае, также развивался проект экологического поселения - была достаточно большая волна переселенцев из наших друзей и знакомых, друзей знакомых. Под поселением, в отличие от коммуны, в данном случае имеется ввиду общность людей, живших в Сахрае каждый своим отдельным хозяйством, но связанных общими взглядами. Всего за несколько лет там было куплено разными нашими людьми более двадцати домов. Но и проект поселения тоже не стал удачным. Мы не смогли внедриться в социальную структуру поселка, преодолеть конфликты с местными, сами стать сколько-нибудь гармоничным сообществом. Было очень много внутренних конфликтов. После этих конфликтов до сих пор некоторые из тех, кто тогда поселился в Сахрае, не общаются друг с другом, хотя прошло уже очень много лет.
- Как сейчас вы оцениваете ваш коммунарский опыт?
- Сейчас я в возможность устойчивых, гармоничных и долгоживущих коммун не очень верю - слишком большой накоплен негативный опыт на этом поле. Практически в любой коммуне рано или поздно начинаются конфликты, межличностные трения. К сожалению, как показывает практика, устойчивыми могут быть, главным образом, религиозные или околорелигиозные сообщества, которые сформированы вокруг духовного лидера. Коммуны, объединяющие левых активистов, во всяком случае, на российской почве маложизнеспособны. Моим лично наиболее успешным опытом была коммуна "Атши", которая возникла в 1996 году, но уже не в Сахрае, а в Майкопе, где я начал жить начиная с 1995 года. Название коммуны было взято из романа Урсулы Ле Гуин "Слово для леса и мира одно".
- Что стало толчком к появлению новой коммуны?
- В 1994-95 годах я вернулся к активной природоохранной деятельности, в связи с тем, что началось уничтожение дикой природы в районе горы Большой Тхач рядом с Сахраем - там начались крупномасштабные вырубки леса с помощью вертолета. Я стал часто выезжать из Сахрая в "большой мир". Вместе с Володей Федоровичем мы организовали в Краснодарском крае и Адыгее отделения Социально-экологического Союза. Эта деятельность вернула мой внутренний вектор в русло деятельности, направленной вовне. Все это происходило на фоне распада прежней коммуны. И на этой волне я встретился с Андреем Садовничим. Его, к сожалению, уже нет в живых, он трагически погиб в 2011 году. У всех участников коммуны были так называемые "системные имена", мое было - Эр, у Андрея - А, или Чин. Мы по-прежнему используем эти имена при общении друг с другом. Чин родом с Украины - с Донбасса. Он был старым и убежденным сторонником коммун, и участвовал в нескольких коммунитарных проектах еще в Луганске и на Алтае.
Мы встретились с ним в мае 1996 в лесу под Большим Тхачем, когда я вел нескольких активистов к участку древнего леса, назначенному в рубку, для шипования деревьев. Шипование - это радикальный метод борьбы с рубками леса, когда в деревья вбиваются гвозди под разными углами, чтобы ломались бензопилы. У Чина был тяжелый жизненный период, и он уехал из Брянки, где тогда жил, чтобы пожить в дикой природе. Мы тогда его отвели в пещеру на границе альпийской зоны, где он прожил больше месяца. И когда он спустился с гор, можно сказать, что проект новой коммуны стартовал. Для того, чтобы запустить проект коммуны, вполне достаточно двух человек, если они могут закрутить поток коммунитарной жизни.
В том же году в проект включились новые люди - Ветер, Ди, Оу, Бу. Мы сначала даже не имели собственной территории в Майкопе, но потом сняли первый дом - в расположенном под Майкопом хуторе Грозный. "Атши" радикально отличалась от Сахрайской коммуны. Это была коммуна экологических активистов, которые зациклены не на сельской жизни или огородах, а на активной деятельности вовне! И сравнение этих двух коммунитарных опытов говорит о том, что нужно обязательно что-то делать вовне, иначе все зайдет в тупик. Духовное развитие, сельское хозяйство, самообеспечение, жизнь среди природы - это хорошо, но довольно быстро исчерпывается. Как показала практика, такая формула коммуны экологических активистов была гораздо более жизнеспособна. В итоге коммуна просуществовала, наверно, до 2003 года. Точный срок ее угасания трудно установить, так как само сообщество совершенно не умерло, но из него ушла коммунитарность.
- Дебютом новой коммуны стала борьба за Большой Тхач?
- Не дебютом, а первым большим делом, вокруг которого в значительной степени коммуна собралась. Но если быть до конца точным, то первым публичным дебютом коммуны можно назвать радикальную акцию по блокаде конторы Кавказского заповедника в Адлере, проведенную в июле 1996 года. Акция проводилась в знак протеста против "царских" охот, проводившихся в заповеднике. Но это была не чисто акция коммуны, ее организатором был прежний лидер Краснодарской дружины охраны природы Владимир Федорович. В той акции из участников коммуны участвовали я, Чин, Ветер и Оу. А кампания в защиту Большого Тхача была начата еще в 1995 году, кроме радикальной акции по шипованию, в ней было много официального взаимодействия с чиновниками, инициирования проверок, чтобы остановить рубки, работы с учеными.
"Атши" наиболее ярко проявилось на финальной стадии этой кампании - в августе-сентябре 1997 года. Чтобы добиться создания особо охраняемой природной территории на Большом Тхаче, мы тогда организовали серию громких публичных акций в Майкопе, провели массовый сбор подписей. Защита Тхача пользовалась большой поддержкой со стороны жителей города. В итоге власти Адыгеи уступили, и природный парк был создан, правда, на меньшей территории, чем мы добивались. После этого в 1999 году Большой Тхач был включен в состав Всемирного Наследия ЮНЕСКО. Это была одна из успешных наших кампаний.
- Почему развалилась сахрайская коммуна?
- Прежде всего, потому, что не стоит зацикливаться на сугубо внутренней жизни - будь то огороды или духовное развитие, как это достаточно популярно сейчас в экопоселениях. Нужно обязательно заниматься чем-то вовне. Внешний активизм, или, как мы тогда выражались, "преобладание программы "жертва" над программой "эго" - базовая составляющая жизнеспособности таких социальных образований, как коммуны людей с левыми взглядами. Очень важно также наличие сколько-нибудь стабильного источника материальных средств. Этот аспект крайне важно продумывать при организации коммунитарных сообществ.
Мы в Сахрайский период в материальном плане фактически находились в ситуации выживания, несмотря на весь наш материальный минимализм. У нас не было никакой экономической основы, самое прибыльное дело у нас было - это сбор земляники, потом ездили ее на рынок в Майкоп продавать. Кроме того, ключевое значение имеет человеческий состав, коммуна возможна, когда имеет место гармоничное сплетение личностей. В Сахрае такого сплетения не сложилось. А в отношении того, почему оказался неудачен проект экопоселения в Сахрае, прежде всего, потому, что поселенцы не смогли гармонично влиться в существующее местное сообщество. Всем, кто инициирует подобные проекты, я советую уделить особое внимание интеграции в местные сообщества.
С местным населением надо обязательно налаживать тесные связи. Внедряться в такую среду нужно было обдуманно. Нужно обходиться без эпатажа, понимать менталитет сельских жителей. Прежде всего, для таких инициатив подходят небольшие поселки, где все в упадке - за 15-20 лет такой поселок можно сделать совсем другим.
В Сахрае были "наши" местные, с которыми мы дружили. Но было и достаточно много тех, кто с приезжими враждовал, они воспринимали нас как нечто чуждое, наша мотивация им была непонятна. В целом, в тот период нам не удалось найти взаимопонимания с местным населением: регулярно происходили разные конфликты. Многие из наших из-за этих конфликтов уехали. В том числе, из числа ключевых людей. Например, Володя Федорович.
- Сейчас жалеете об упущенных возможностях?
- Если бы было возможно вернуться назад в старые времена, в тот же Сахрай, с уже имеющимся опытом, то наверно, ход событий пошел бы по-другому. Я уверен, если группа активистов поселится в небольшом отдаленном поселке, где все в упадке, где нет никакой экономики - то за 15-20 лет его можно сделать совсем другим, выстроить в нем совершенно иную жизнь, иные взаимоотношения между людьми. При этом нужно настраиваться на то, что результаты не будут достигнуты быстро, начинать работать с детьми, идти в школу, заниматься воспитанием, создавать экономическую основу для жизни активистов и местных жителей, формировать у местных осознание, что мы пришли сюда, в том числе, и для того, чтобы помочь им построить достойную жизнь.
- В чем была особенность "Атши"?
- Она уже совершенно по-другому строилась: как городское сообщество левых экоактивистов. Мы снимали сначала один большой дом, пока хозяева нас терпели, затем другой, и так периодически кочевали по Майкопу. Коммуна отличалась гармоничной внутренней средой, хотя конфликты, конечно, были. Но поначалу они были не так разрушительны и не между ключевым людьми.
Можно сказать, что была здоровая такая коммунистическая атмосфера, попадавший в коммуну народ заражался этим. На внешнем уровне мы занимались экологическим радикализмом, но время было либеральное, не было такой репрессивности, как сейчас. За многие наши тогдашние акции сейчас бы наши активисты уже давно сидели. Мы все время что-то постоянно блокировали - стройки, дороги, госучреждения.
- Случались ли при ваших радикальных акциях критические ситуации?
- Да. Наиболее критический случай произошел в 1997 году при проведении акции "Воздух" в Сочи, когда наши активисты блокировали дорогу, сцепившись между собой металлическими цепями. Самопроизвольно тронувшийся с места грузовик наехал на эту живую цепь, в результате чего участвовавшей в акции девушке Мэди (Аня Кошикова) оторвало кисть руки... Эта ситуация подробно описана в нашем тексте "4 октября. Акция в Сочи. Как это было".
- Ельцинское правление благоприятствовало акциям?
- Радикальные акции была тогда эффективным методом воздействия! Было и влияние на общество, и власть еще была чувствительная - не так закостенела. Власти не знали, что с этим делать и подчас под влиянием действий активистов меняли первоначальные решения. По нынешним временам, многие наши акции были безумны - например, акция с Краснодаре в июне 1997 года против строительства трубопровода КТК ("Каспийский трубопроводный консорциум").
Мы сначала устроили театрализованное представление перед администрацией Краснодарского края, ходили с гробом и в саванах, что олицетворяло "похороны Черного моря", там где-то полчаса, вывесили на соседнем здании огромный баннер "КТК: Капитализм Терроризирует Кубань", после этого пошли демонстрацией по центральной улице города, по сути перекрыв на ней движение, дошли до офиса КТК, внесли гроб и оставили его у них в приемной, при этом один активист "Хранителей Радуги" случайно с флагом врезался в стеклянную перегородку и разбил ее. Затем двинулись по той же центральной улице обратно до краевого Комитета охрана природы и там еще провели митинг, а менты были в потере, они не могли принять решение, как реагировать на подобное.
- И не задержали вас?
- Задержали, после того как акция закончилась и все стали расходиться. Но за нас стали заступаться депутаты, журналисты, и в тот же день всех отпустили без каких-либо наказаний, только заставили разбитое стекло вставить.
Продолжение см. http://a-rudomakha.livejournal.com/7907.html