Папка

Nov 06, 2013 09:26

Йон Дважды Бритый, полусотник из сотни Гуды Косматого - первой, самой важной, - был рад, когда князь предложил ему со своими бойцами пробраться в город с задней стороны. Йон любил такие задачи - с риском, но свои, поставленные отдельно ему. Во-первых, это большая радость - когда опасность холодит кровь и буквально вздымает волоски на спине, преодолевать всё и вся и в конечном итоге вскидывать над головою окровавленный меч, указывая Одину на новые свои заслуги на пути воинском. Во-вторых, это означало большую славу, к тому же ни с кем более не делимую. А слава для воина - главнейшая награда в этой жизни. И достойное вознаграждение в будущей. В Вальхалле великие воины собраны; сам пропуск в их ряды - уже великая честь, но всё же лестно оказаться среди них в роли, когда сами необоримые бойцы древности будут с уважением глядеть на тебя, и сам Сигурд Кольцо вместе с побеждённым противником своим Харальдом Боезубом подойдут похлопать по плечу и предложить пива из своих кубков…
Йон был из данов, и хотя прибился к киаовской руси ещё десять лет назад, всё ещё в душе больше чтил датских предков. Тем более что у русов с предками полная мешанина - кто ещё о северных помнит, кто уже своих, русских. Как и с богами - кто кого почитает, а клянутся и Перуну, и Одину, и Велесу.
Но Йон всё же предпочитал в посмертии оказаться по правую руку от Одина, нежели поселиться в здешнем Ирии. Чего там хорошего? От птиц да зверей проходу нет. Там охотникам хорошо, а воину - что ему? Вот драка, в которой кровь бурлит, и шкуру, наоборот, холодит близкое дыхание возможной смерти, - вот это да! Это ощущение! А после победы взять имущество павшего от твоего меча, овладеть его женщиной… Эх, хорошо! Это тебе не оленю, об опасности не подозревающему, стрелу в бок загнать. Это настоящее! Это стояние на узеньком пятачке скального выступа высоко в горах, когда с трёх сторон окружают тебя глубочайшие пропасти, и взглянуть вниз страшно, и сам пятачок кажется ненадёжным, и что-то тянет ступить за край, и вот-вот полетишь вниз, и в паху сосёт, и переполняют тебя страх и восторг!
Поэтому любил Йон драться. Поэтому с радостью принял задачу, поставленную перед ним и его воинами великим князем. Взобраться на обрыв, подняться на вал, преодолеть стены, вырезать их защитников, открыть ворота войску - да это лучше, чем драка, чем то стояние на пятачке над смертельными пропастями! Это - как перепрыгивать с оного такого пятачка на другой, летя над бездною и боясь не долететь до следующей скалы…
Словом, он с трудом дождался, когда над дальним краем города повиснет многоголосый рёв, отсюда, со спокойной речной стороны волыньских укреплений, казавшийся каким-то странным мычанием. Затем удерживал себя - казалось, бесконечно, - покуда не увидит три огненных знака от запущенных вертикально стрел. Но после сигнала действовал он со своей полусотней, посаженной на две лодьи, расчётливо и хладнокровно.
Темень была хоть глаза коли. Но русы ориентировались прекрасно - недаром столько времени провели здесь в роли речного патруля, пресекающего подвоз к городу. От этого скопления ив над омутом под небольшим мыском надо теперь держать три пальца вправо-наискось, чтобы попасть к пологому участку обрыва на другой стороне реки, по которому вилась тропинка наверх. Обычно ею наверняка пользовались редко, но, видать, и в мирное время она была кому-то нужна, кто не хотел причаливать к пристани на посаде. Люди Йона высмотрели её сразу, в первый же день, когда они прошли по реке в этом месте. Вида наблюдающим за ними волынянам не подали, прошли мимо, но местечко приметили.
Йон не опасался, что их заметят, когда они будут подниматься. Слишком темно. А ежели кто и услышит плеск вёсел - что тоже вряд ли из-за шума, наплывающего от основных ворот, - то первым делом подумает о русском дозоре, что в который раз сторожит речку. А там уж русы успеют подняться к стене.
Вышло, однако, не совсем так, как рассчитывал полусотник. Высадились-то они действительно незамеченными. Даже и поднялись примерно до половины обрыва, когда снизу послышался удивлённый вскрик, стук дерева о дерево, ещё один вскрик, уже предостерегающий, оборвавшийся утробным, понижающимся стоном - будто воздух из пузыря выпустили. Звон железа, ещё вскрик - и всё затихло.
Йон быстро послал двоих воинов вниз, узнать в чём дело. В темноте даже не разобрал, кого - просто хлопнул по железному плечу одному и другому и прошептал приказ.
Однако в сохранении тишины уже нужды не было. Сверху раздался вопросительный возглас по-славянски, непонятное бормотание - один голос, кажется, был женским, - ещё один клик, уже приказной.
Кто-то пытается сбежать под шумок - ясное дело! И Йон выдохнул:
- Вперёд! Берём их!
Опять темнота, проклятая темнота всё скрыла. Спереди раздалась возня, звон оружия, что-то шумно прокатилось вниз - чьё-то тело, похоже. Завизжала женщина, тут же захлебнулась. Ещё чьё-тотело поползло вниз мимо руса. Он быстро ощупал - нет, не воин.
Уже не сторожась, рявкнул вниз:
- Гуннар, Дюр, что там у вас?
Из сиплого дыхания, слышавшегося оттуда, долетел голос Гуннара, одного из воинов его полусотни:
- Всё хорошо, командир! Лодка подошла неожиданно, но наши тут её приняли. Четверо было… готовы…
Ну, тем более вс ясно.
- Ладно, принимайте теперь отсюда, - весело велел Йон. - Кто-то смыться хотел. Мы их приняли. Некоторые по склону катятся, так что смотрите там!
- Сделано, считай, - заверили снизу.
Тем временем наверху шум прекратился, зато слышно было, как затопали на стене. Зажёгся факел, но темноту здесь не столько разогнал, сколько сгустил. Со стены что-то спросили встревоженно.
- Вперё-од! - взревел Йон. О конспирации можно было больше не думать. - Кошки на стену! И сами - кошками туда же!
Несмотря на обстоятельства, рядом одобрительно хихикнули. Любовь к поэтическому словцу, вовремя сказанному, русы унаследовали от северных предков.
На полпути наверх полусотник натолкнулся на кучу-малу их нескольких тел. Буквально наткнулся, едва не упал и чуть не пропорол кого-то мечом. Едва удержался.
- Кто тут, что? - быстро спросил он, на всякий случай держа меч перед собою.
- Мы, хёвдинг, - послышался из темноты ответ. - Бьярнимунд я. И наши. Кто наверх пошёл. Кого-то приняли. Двоих посекли, на ком доспех был. Остальных так побили, обушком кого, кого щитом. Не разобрать ничего, но тут, похоже, бабы и дети. Кто-то вниз упал. Не видно ничего…
- Закончили тут, - подтвердил из темноты ещё кто-то из своих. - Не шевелятся.
- Ладно, спускайте их вниз, втроём-вчетвером, - распорядился Йон. - Да факел там зажгите, можно уже. Разберитесь, кого тут взяли. Чует моя задница, что знатная добыча.
В темноте снова одобрительно посмеялись.
Дважды Бритый снова двинулся наверх. Вал был невысокий, так, чтобы колья ограды поставить. Оно и понятно - кто стал бы с этой стороны штурмовать город? Ещё на обрыве всех стрелами бы посекли. Тут хитроумие конунга Хельги нужно было, чтобы такой способ изобрести…
На стене слышалась возня, звякало железо. Факелов горело уже два, но один закачался и полетел вниз. Упал у самого подножия стены, дальше не покатился. В его неверном свете хёвдинг увидел, как Фроде Длинный - и в самом деле очень высокий здоровенный бугай, обоерукий, любитель секиры - взбирается на стену не по верёвке, по которой ползли наверх двое, а прямо так. По очереди вонзая в неё топоры и подтягиваясь на них. Вот это да! И как у него только руки с топорищ не соскальзывают?
Йон приостановился, оценивая обстановку. По звукам судя, сопротивление немногочисленное. Скорее всего, те, что сопровождали беглецов. И хёвдинг был уже практически уверен, что довелось им захватить семью самого князя местного. Ну, кого ещё будут сопровождать бронные воины? Эх, хорошо! Только бы не убили там его звери лишнего. Да княгиню бы не тронули как девку, а то с них станется. Княгиня - его! Ну, ежели разве конунг затребует… Придётся отдать, тут уж дело политики. Но - за деньги! За очень хорошие деньги. Ибо княгиня - по всем законам его, Йона Дважды Бритого, добыча.
Он послал на всякий случай человека вниз, чтобы от предостерёг воинов от неправильных действий. Ну, и привёл на стену тех, кто там лишним будет для охраны пленников.

Папка

Previous post Next post
Up