"Золотоискатели"
На этот раз предлагаю вам мемуары о реальных событиях. Всё это имело место быть на самом деле, только фамилии упоминаемых лиц изменены.
***
«Золотая лихорадка» началась у нас в классе где-то на шестом или седьмом году учёбы. Конечно, все мы тогда начитались рассказов Джека Лондона и насмотрелись «вестернов» с югославскими актёрами в главных ролях. Очень хотелось попытать счастья в золотоискательстве, хоть беги из школы не на Клондайк, так куда-нибудь в Сибирь, где, по отрывочным сведениям, доходившим до нас, что-то мыли и рыли. Но решиться на такое не хватало «пороха».
Пара одношкольников, однако, сбежала. Правда, при весьма туманных обстоятельствах. Добежали ребята только до подмосковной дачи, где жила тётка одного из них. Потусили там два дня, потом были найдены. Зачем понадобился этот нелепый побег, никто так и не понял. В мальчишеском кругу двух приятелей готовы были признать героями, однако, вроде как, было не за что. От учительской же «когорты» очень крепко досталось и самим беглецам, и их родителям.
Мы ограничились поиском золота в ручье, протекавшем в ближайшем лесопарке, то есть, в черте Москвы. Впрочем, это сейчас там лесопарк с асфальтированными дорожками, фонарями, беседками для отдыха и пикников. А тогда это был лес. Цивилизация за проспектом кончалась и не возобновлялась аж до МКАД. Первый наш поход на лыжах до этой границы занял четыре часа - оцените масштабы леса. Впрочем, позже мы сократили это время вдвое.
До ручья было гораздо ближе. Он был маленьким, но совершенно диким, с высокими крутыми склонами - настоящий каньон! Воды в нём было от силы по щиколотку. Вдоль русла местами тянулись каменистые отмели с большим количеством интересностей. И - вы будете смеяться, но золото мы нашли! Да-да, самое настоящее, только то, которое в прежние века называли «дурацким»: это блёстки пирита на камнях величиной с половинку небольшого яблока. В Средние века с помощью этих блёсток разводили простаков. Попались и мы с братом в веке двадцатом.
Рассказать об интересной находке в классе было просто необходимо, и я принёс камни в школу. И тут узнал, что на том же ручье промышляет Сашка Рахманов сотоварищи. Мы жили в одном доме по номеру, но в разных корпусах, так что фактически и дома у нас были разные, а ребяческие компании формировались тогда по строгому территориальному принципу. Гуляние в чужом дворе было чревато получением тумаков по шее. Но школа объединяла, и, по крайней мере, в пределах одного класса мальчишки так уж не враждовали.
Так вот, на следующий день Сашка принёс свою «добычу». Она тоже вполне сходила за золото, но это была совершенно иная «субстанция»: окатанные куски кварцита цветом от светло-бежевого до почти коричневого. Ну чем не самородки? Детальный осмотр наших находок и бурное общественное обсуждение не привели к признанию в качестве «валюты» ни моего «золота», ни Сашкиного, и мы продолжили добывать каждый своё. Не было установлено и обменного курса, и приобрести дополнительные фантики, марки и другие вещи, ценимые в ребячьей среде, ни мне, ни коллеге не удалось.
Летом того года, номер которого память не сохранила, я попал в пионерский лагерь на море. Честно сказать, не любил подобные «заведения» и умолял меня туда не отправлять. Не прельщали ни наличие там настоящего Чёрного моря с пляжем, ни более чем суточная поездка на поезде дальнего следования. Но разве ж родителей переспоришь… В общем, поехал, имея где-то внутри странное предчувствие: типа, да, там будет плохо, но я обрету там друга. Настоящего, крепкого друга.
Хотите верьте, хотите нет, но это произошло. Олег Шорин был моим земляком, даже, как оказалось, жил относительно недалеко. Тихий и скромный, но очень начитанный и эрудированный. Мы нашли общий язык и старались проводить лагерное время вместе. А когда смена закончилась, обменялись телефонами и договорились, что обязательно встретимся в Москве.
И встретились. Олег побывал в гостях у нас, я - у него. И, конечно же, я не мог не поделиться с Олегом не только лесопарковым «золотом», но и бумажной «валютой». Дело в том, что в одной из детских книжек мы нашли изображение доллара - и скопировали его. Вернее, срисовали. И стали тиражировать, чтобы, так сказать, чувствовать себя богатыми.
Олег похвалил и «золото», и наши художества. И тут выяснилось, что друг мой пошёл гораздо дальше. Он изготовил пресс для поточного производства «купюр», но тот просуществовал недолго: от контакта с влажной краской доска-форма набухла, а потом рассохлась. Изготавливать новую Олег не стал.
Почему мы расстались, не помню. Не ссорились, не ругались, делить нам было нечего, конкурировать - не в чем. И тем не менее, Олег пропал из моей жизни. «Друзья уходят как-то невзначай…». Жаль. Мне нравились его дела и идеи, однако следовать его примеру и изготавливать пресс для печати «долларов» мы с братом не стали, а продолжили ручное, штучное рисование. Помню, что отец крайне не одобрял это, считал, что мы занимаемся ерундой и лучше бы грызли граниты наук, хотя бы тех, которые преподавались в школе. Мы их и так грызли с немалым успехом, но «доллары» были всё же чем-то лишним и глупым.
Стремление к «обогащению» свелось к тому, что мы стали рисовать крайне примитивные микро-купюры для наших солдатиков. Солдатики у нас в хозяйстве были разные, оловянные и пластмассовые. Некоторые изображали лучников и мечников, но в игрушечных битвах они участвовали очень редко, а чаще играли «роли» обычных людей и носили обычные имена или должности. Так, один из стилизованных крестоносцев времён Ледового побоища почему-то именовался «Доктором». Странно - но вот так…
«Доллары» для солдатиков были такими: на клетчатых тетрадочных листах рядами и столбцами рисовались символы «$100$», и всё. Затем лист разрезался на кусочки и зараз обогащал солдатиков на несколько тысяч в валюте. «Купюры» связывались ниткой в пачки и хранились в спичечных коробках, как в чемоданах. Узнав об этой игре, отец отругал нас (меня - точно) особенно крепко, и все солдатские «богатства» были безжалостно отправлены в мусорное ведро.
Но игры в солдатиков-гражданских запрещены не были. И те под нашим с братом руководством стали осваивать технику. Например, собрали из деталей конструктора автомобиль-фургон с электроприводом. Привод был несколько примитивным, ведущее зубчатое колёсико передавало момент непосредственно на шину одного из основных колёс, в результате чего фургон мог только носиться с максимальной скоростью без возможности замедления или принудительной остановки. Однако он носился сам, катать его рукой или тащить за собой за верёвочку не требовалось.
Конструктор мы вообще очень любили. Их у нас было несколько, в том числе, большой набор деталей производства ГДР. Все детали были совместимыми, это обеспечивало невероятный простор для творчества. И мы творили, что называется, от души.
Одним из реализованных проектов стал мост между нашими с братом кроватями. По нему мы проложили детскую железную дорогу. Ее рельсовые секции были изогнутыми для того, чтобы по идее создателей собираться в круг. Но нам нужен был прямой путь, и мы обнаружили, что секции рельсов можно стыковать, так сказать, в противофазе. Путь получился несколько синусоидальным, однако паровозик бегал с кровати на кровать успешно.
Позже мост был разобран, и детали отправились на новый проект - корабль. Мы имитировали поистине огромное судно, длиной не меньше полуметра, с трюмом и палубными надстройками. В трюм с откидным люком входило немало всякого «добра», а на палубе с запасом места строились отряды наших солдатиков. Папа вновь скептически отнёсся к нашему изделию, ведь такой корабль был абсолютно не способен плавать. Но мне кажется, втайне ему нравилось, что мы с братом что-то изобретаем, «креативим», шевелим мозгами.
Поиски «золота» в недалёком ручье были тогда уже свёрнуты, так как «дурацкие» камни с пиритом невозможно было как-то применить в жизни, то есть, например, на что-нибудь обменять. А складывать находки стало уже решительно некуда. Однако, где бы мы ни оказывались, всюду продолжали искать. И нашли другие объекты, не менее, а, скорее, даже более интересные, чем блёстки пирита. Это были различные окаменелости. Попадались они нечасто и нерегулярно, однако отведённый для них ящик постепенно наполнили и переполнили. В основном это были, конечно, фрагменты аммонитов и белемнитов («чёртовых пальцев»), древние волокнистые кораллы и губки, куски окаменевшей вулканической лавы.
Интересно, что однажды из коллекции пропал особенно крупный фрагмент аммонита - величиной в два детских кулака, не меньше. Позже я обнаружил его на даче: бабушка стала подкладывать его под дверь, чтобы та не закрывалась. На моё возмущение с указанием на возраст камня в 500 000 000 лет бабушка спокойно ответила, что камень ей очень подходит, а если я хочу получить его обратно, то должен придумать, чем его заменить. Я не придумал - и потому своего «аммонита» не получил.
Тема самопальных «долларов» тоже была закрыта не сразу. Мы продолжили их рисовать, только штучно, причём, придавая «купюрам» собственные дизайны и немыслимые достоинства (1000, 2000…). И вот как-то раз, пребывая на даче, мы с братом отправились на рыбалку на канаву. Эта канава проходила вдоль нашего участка и фактически вдоль всего посёлка, отделяя его от полей и выпаса соседнего совхоза. Сейчас на месте этих полей тоже дачи, а тогда была дичь и глушь. Вблизи посёлка воды в канаве было совсем мало (тем не менее, в ней обитали вьюны и тритоны), но нас заинтересовало место в километре выше посёлка, где в силу какого-то естественного подпора водное пространство расширилось метров до пяти и стало сильно напоминать лесную речку. Здесь было явно глубже, чем по щиколотку, в воде змеились настоящие водоросли, а на поверхности торчали камыши. И однажды мы пришли туда с удочками.
Выяснилось, что рыба в «речке» обитает: это были бычки-ротаны. Один из них оказался невероятно тяжёлым, тащили мы его с большим трудом. Сам бычок был с палец, просто он сумел под водой намотать леску на дужку ржавого, сплющенного, давно затонувшего ведра.
Но поймали мы тогда мало. То ли три штуки, то ли пять, в общем, не стоила овчинка выделки - в знакомых нам прудах рыба ловилась лучше, и вдобавок к бычкам попадался порой неплохой карась. А в тот день на канаве-«речке» мы ещё и замёрзли - и решили развести костерок. Собранные в лесу веточки и сучья упорно не хотели разгораться, нужна была растопка. Ею и послужили оказавшиеся у меня с собой самопальные «доллары», подтвердив тем самым относительную ценность бумажных денег. И всё же сейчас я жалею о том, что мы расстались с ними вот так внезапно и, по сути, жестоко. Сегодня они были бы неплохими напоминаниями о детстве.
***
С ностальгическим приветом,
@ Omnibus @