Читаю "День поэзии"
.
День поэзии 1981. Гл. редактор Анатолий Передреев. М., Советский писатель, 1981
У нас дома есть несколько альманахов «День поэзии» разных лет. В основном это книги, которые приобретали еще мои родители. День поэзии-1981 - первый, который я купил, хоть и на родительские деньги, но сам. Можно сказать, что у меня особые отношения с этим сборником. Но обо всем по порядку.
Вообще-то по «Дням поэзии» можно изучать историю государства за последние 50 с лишним лет. Идея мероприятия возникла в преддверии хрущевской оттепели. В сентябре 1955 года известные и не очень известные московские поэты пришли в двадцать книжных магазинов города, чтобы прочесть свои стихи и раздать автографы. За долгие годы всестороннего закручивания гаек народ истосковался по всему новому, свежему, необычному, и мероприятие имело шумный успех. Годом позже встреча с читателями повторилась и обрела формы поэтического сборника - так вышел первый «День поэзии-1956». Начиная с 1960 года, издание стало регулярным. Первые альманахи несли на себе отпечаток оттепели, в них присутствовало относительно свободное поэтическое слово. Это было время, когда поэтические выступления собирали стадионы, когда на всю страну гремели имена Вознесенского, Ахмадулиной, Евтушенко, Окуджавы, Рождественского, и уже через них, принимая или отторгая такую поэзию, каждый читатель находил свои поэтические ориентиры.
По мере наступления «заморозков» в конце 60-х «Дни поэзии» постепенно бронзовели и скучнели. Если взять выпуски 70-х годов, то не сразу обнаружишь, чем один отличается от другого, кроме фамилии главного редактора на обложке. Альманах вышел на накатанную колею - и авторам, и составителям, и редколлегии было хорошо известно «что можно» и «чего нельзя» по цензурным соображениям, поэтому сюрпризам просто неоткуда было взяться.
Новый всплеск интереса к литературе вообще и к «Дням поэзии» в частности пришелся на начало перестройки. О шквале интереснейшей информации, о выдающихся произведениях, десятилетиями лежавших в столах писателей, уже много сказано, и нет смысла повторяться. Известно и то, что было дальше - примерно одновременно закончились деньги на издание поэтических книг, а у получившего долгожданную свободу советского человека появились другие развлечения - сначала видео, потом компьютерные игры и Интернет. Интерес к поэзии, в значительной мере поддерживаемый государством в прежние годы, сошел на нет, а вместе с ним умер и «День поэзии» - последний его выпуск датирован 1990-м годом.
На рубеже веков была предпринята попытка возродить традицию, благодаря чему свет увидели «День поэзии-1999» и «День поэзии-2000». Однако и после этого дело застопорилось на несколько лет. Третья реинкарнация альманаха произошла уже в наши дни, начиная с 2006 года. И это тоже своего рода веха истории - совершенно не случайно, что в годы усиления влияния «административного ресурса» на все стороны нашей жизни инициативу и организацию возрождения «Дней поэзии» взял на себя референт министра культуры Андрей Шацков. Что ж спасибо ему, а в его лице и всему министерству культуры за это благое дело…
Несмотря на то, что содержимое «Дней поэзии» всегда колебалось вместе с линией партии (а впоследствии - заменивших партию структур), отдельные выпуски альманаха (1956, 1960, 1986 гг.) можно назвать знаковыми - в отличие от других, они оставили след в истории нашей литературы. В их числе и «День поэзии-1981», что удивительно и закономерно одновременно.
К началу 80-х «развитой социализм» достиг своего апогея. Все более отчетливо было видно, что дальнейшая жизнь общества в подобном замороженном состоянии невозможна. Идеологический колосс, рухнувший в конце десятилетия, начал покачиваться за несколько лет до перестройки. Все менее скрываемая фига в кармане интеллигенции, всеобщий кухонный ропот, неимоверная популярность политических анекдотов, «вражьи голоса», которые пробивались в советские радиоприемники вопреки всем усилиям КГБ, преклонный возраст и болезни серого кардинала Суслова, долгие годы державшего всю страну в цепких идеологических клещах, а также неосмотрительное приоткрытие железного занавеса в дни Олимпиады-80 потихоньку делали свое дело - советский народ становился все менее управляемым. И так получилось, что одним из первых открытых предвестников грядущих перемен оказался безобидный поэтический альманах. Листая его, внимательный читатель мог заметить, что незыблемое советское государство начинает сдавать свои позиции.
Нет-нет, ничего явно крамольного, диссидентского, «День поэзии-1981» не содержал - представить себе такое в те годы было совершенно невозможно. И необходимая доза реверансов в адрес КПСС, Ленина и Октябрьской революции в нем присутствует. И стихи авторов альманаха, пожалуй, не сильно выбиваются из того, что было включено в предыдущие выпуски, ибо хорошие авторы продолжали писать по возможности хорошо, плохие - плохо, посредственные - посредственно. Пропорция, равно как и принцип отбора произведений, не могли существенно измениться за один год - любой член московского отделения Союза писателей, если только он сочинил не полную ахинею, имел право быть представленным на страницах сборника, а учитывая тиражи и полагающиеся гонорары, мало кто этим правом пренебрегал. И перед составителями встала очень непростая задача - как, не имея возможности что-то принципиально изменить, сделать «День поэзии-1981» непохожим на своих предшественников?
Найденное решение, на мой взгляд, было близко к гениальному. Быстренько, буквально на первых страницах альманаха, разделавшись с ритуальными танцами (их традиционно исполнили такие державные ястребы как Егор Исаев, Сергей Смирнов, Виктор Полторацкий), равномерно распределив по книге серую массу стихотворцев-середнячков, составители заполнили сэкономленное место материалами «из запасников», которые и создали лицо альманаха. Не знаю, чего стоило пробить его содержание через все комитеты и комиссии, но под обложку «Дня поэзии-81» попали стихи репрессированного Павла Васильева, не запрещенных, но полузабытых Михаила Кузмина и Николая Клюева, произведения далекого, как Гималаи, Николая Рериха, статьи и восьмистишия Мандельштама, воспоминания Владимира Лакшина об удивительной дружбе Твардовского и Маршака, критическая дискуссия Вадима Кожинова и Дмитрия Лихачева о творчестве Тарковского, заметки Владимира Леоновича о поэзии Слуцкого, посмертная публикация Высоцкого, ушедшего из жизни годом ранее, статья о природе поэтической речи прозаика Андрея Битова и другие интереснейшие материалы. Думаю, ни один из выходивших ранее «Дней поэзии» (разве что за исключением самых первых выпусков) не уводил читателя так далеко в глубины отечественной словесности.
Мало того - несмотря на существовавшие квоты, несмотря на осаду редколлегии авторами, страждущими опубликоваться в «Дне поэзии» любой ценой, составители нашли, выбили место на страницах книги для молодых талантливых поэтов, никому в те годы не известных. Насколько я знаю, некоторым из них публикация помогла впоследствии утвердиться в поэтическом мире.
Настало время назвать имена составителей альманаха. Для меня до сих пор удивительно, что к столь ответственному делу были допущены литераторы, если не совсем политически неблагонадежные, то, во всяком случае, не особо зарекомендовавшие себя на фронтах идеологической борьбы. Зато это были разносторонне одаренные и широко эрудированные люди. Вячеслав Куприянов - поэт, переводчик, знаток русской, советской, европейской и мировой литературы, один из столпов отечественного верлибра. Владимир Лазарев - поэт, прозаик, литературовед, историк культуры, автор текстов широко исполняемых песен. С удовлетворением констатирую, что оба составителя здравствуют по сей день и недавно отметили свои 70-летние юбилеи.
Сейчас, когда времена принципиально изменились, найти в магазине или в Сети произведения Кузмина, Тарковского или Мандельштама - не проблема, и мне нет необходимости перепечатывать их из старого альманаха. А вот стихи многих поэтов, волею судьбы не ставших классиками, оказались незаслуженно забыты. Мне было интересно взять в руки «День поэзии-1981» и сравнить свои впечатления 30-летней давности с нынешними. Как и следовало ожидать, мои поэтические пристрастия за эти годы довольно сильно трансформировались. Хочу поделиться с вами теми стихотворениями альманаха, которые произвели на меня впечатление тогда и сейчас.
Этот стих очень нравился мне в детстве - теперь уже трудно сказать, чем именно:
Олег ДМИТРИЕВ (1937-1993)
ПРОГУЛКА В МАРТЕ
Л.Л.
C женщиной этой немолодою
Связан я радостью, а не бедою:
По Ленинграду, по Петербургу
Или, точнее, по белу свету
Шли мы…
Вовеки не позабуду
Мартовский полдень, женщину эту.
Солнце о камни, о снег дробилось,
Наша прогулка всё длилась, длилась.
В каменном лесе не пропадая,
Шли мы над Мойкою, над водою.
Женщина эта немолодая
Сделалась сказочно молодою!
Может быть, в счастье, может быть, в трансе
Шли мы во времени, а не в пространстве -
Прошлые тени и силуэты
Шли нам навстречу по тротуарам -
Ведь обладала женщина эта
Их воскрешенья
Сказочным даром.
Вышли на Пряжку, к улицам Блока.
Время прекрасно, время жестоко:
К женщине этой вскоре подкралась,
Словно бежавшая вслед за нами,
Уничижительная усталость -
Та, что накапливалась годами.
Женщина милая постарела.
Небо весеннее посерело.
Пошлые тени - как сговорились! -
Все разбежались, не оглянулись,
За поворотами растворились,
На пьедесталы свои вернулись.
Милая женщина шла устало.
Сразу печаль между нами встала,
Годы меж нами легли, как камни,
Стенами встали меж нами лета…
Стала намного больше близка мне
Немолодая женщина эта!
Прошлые годы были моими,
Темные своды плыли над ними, -
Что огорчаться правдой напрасной?
Если по улицам невесенним
Шел рядом с женщиною прекрасной,
Это причислю к лучшим мгновеньям!
Предпочитаю истине строгой
Небо над нашей дальней дорогой,
Солнце у женщины в ясном взгляде,
Иней на долгой литой ограде,
Наши прогулки, за бога ради,
То в Петербурге, то в Ленинграде!
А этот стих произвел сильное впечатление и тогда, и сейчас, что неудивительно:
Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ (1922-1996)
22 ИЮНЯ 1981 ГОДА
Застучала моя машинка, моя печатная,
моя спутница и веселая, и печальная,
портативная,
изготовленная в Германии,
что естественно отразилось в ее названии,
для меня особо значительном -
«Рейнметалл».
Ах, как этот рейнский металл надо мной витал!
Из Мангейма,
из Кельна,
из Дуйсбурга
шквал огня,
как хотел он любой ценою настичь меня!
…Глухо била с правого берега батарея,
и мальчишка,
почти оглохший в этой пальбе, -
Лорелея, шептал я,
ну что же ты, Лорелея,
ты зачем так губительно манишь меня к себе!..
Что машинка, моя печатная, заскучала?
Ты пиши себе, моя милая, ты пиши!..
…И запела моя машинка,
и застучала,
откликаясь движенью рук моих и души.
Угасает июньский день,
и, тревожно тлея,
догорает закат, замешенный на крови,
и поет над Рейном темнеющим Лорелея
о прекрасной своей,
опасной своей любви.
А вот стихи, на которые я не обратил внимания в детстве, а запали в душу они только сейчас:
Борис СЛУЦКИЙ (1919-1986)
ДЕРЕВНЯ И ГОРОД
(Начало 30-х)
Когда в деревне голодали -
и в городе недоедали.
Но все ж супец пустой в столовой
не столь заправлен был бедой,
как щи с крапивой,
хлеб с половой,
с корой,
а также с лебедой.
За городской чертой кончались
больница, карточка, талон,
и мир села сидел, отчаясь,
с пустым горшком, с пустым столом,
пустым амбаром и овином,
со взором скорбным и пустым,
отцом оставленный и сыном
и духом брошенный святым.
Там смерть была наверняка,
а в городе - а вдруг устроюсь!
Из каждого товарняка
ссыпались слабость, хворость, робость.
И в нашей школе городской
крестьянские сидели дети,
с сосредоточенной тоской
смотревшие на все на свете.
Сидели в тихом забытье,
не бегали по переменкам
и в городском своем житье
все думали о деревенском.
Лев СМИРНОВ (р. 1928)
ЗЫБКА ЗОЛОТАЯ
В голубом сиянье дня, возле древнего плетня,
Возле молочая,
Ах, какая у меня, в голубом сиянье дня,
Зыбка золотая!
Из-за елей и берез в этот мир меня принес
Длинноногий аист,
И с утра дивится дрозд, как взлетаю я до звезд,
Как земли касаюсь.
Исполать мне, исполать! Подарила зренье мать
Дорогому сыну.
Чтобы жить и не тужить, чтобы тучу превращать
В ратную дружину.
Над землей старинный гуд,
по земле орлы бегут
И крылами машут.
В небесах идет страда: стонут мох и лебеда, -
Предки землю пашут.
Из-за тучи грозовой вижу первый домик свой
Под листом капустным.
А над ним мой дед седой с трехметровой бородой
Ходит шагом грузным.
Среди облачных болот покачнется, упадет
За леса да реки…
И опять бредет, как встарь, сам себе и бог и царь,
Из варяг да в греки.
Самосад он достает и свой ясень узнает,
И свою калитку…
Но качнулся небосвод:
и меж нами самолет
Разрывает нитку.
Владимир ПОПОВ (р. 1938)
ПОЗДНЯЯ СВАДЬБА
Снег падал не переставая
на обручальное кольцо…
Взошла хозяйка молодая
на золоченое крыльцо.
Рыдала пьяная гармошка.
Кидались бабы в перепляс.
Визжали девки понарошку
и хохотали напоказ.
Ходили парни петухами -
ломались словно кренделя.
А где-то сбоку плетухалась
ошеломленная родня.
И мужики, напившись зелья,
негромко дрались у ворот…
Снег выпал на сырую землю -
ну, значит, больше не сойдет.
Андрей ЧЕРНОВ (р. 1953)
***
От того, сколько ты простоишь у окна
И просмотришь мне вслед из окна,
Не зависит из будущих бед - ни одна,
Из грядущих обид - ни одна.
Так зачем же мне знать, грея ветер щекой,
Что, к стеклу прижимаясь щекой,
Из-под самых небес ты мне машешь рукой,
Просто машешь и машешь рукой.
Михаил ПОЗДНЯЕВ (1953-2009)
***
Еще темнее стало,
еще темнее - так,
что не видать состава,
ползущего по рельсам,
как ток по проводам.
Еще темнее… Там,
за марлевою шторой,
во тьме - проходит скорый
«Москва - Владивосток»,
как будто кто проводит
по рельсам наждаком.
Еще темнее - так,
что не видать ни зги.
И только слышен стук
стальных колес на стыках,
да скрип рессор вагонных
под спящим ездоком,
да ложечки в стакане
вибрирующий звук.
Звук ложечки казенной,
дюралевый пунктир -
единственный, последний
во тьме ориентир,
дающий ощутить
хрипящее дыханье
страны, за тепловозом
летящей по пятам.
окончание
День поэзии 1981. Гл. редактор Анатолий Передреев. М., Советский писатель, 1981
У нас дома есть несколько альманахов «День поэзии» разных лет. В основном это книги, которые приобретали еще мои родители. День поэзии-1981 - первый, который я купил, хоть и на родительские деньги, но сам. Можно сказать, что у меня особые отношения с этим сборником. Но обо всем по порядку.
Вообще-то по «Дням поэзии» можно изучать историю государства за последние 50 с лишним лет. Идея мероприятия возникла в преддверии хрущевской оттепели. В сентябре 1955 года известные и не очень известные московские поэты пришли в двадцать книжных магазинов города, чтобы прочесть свои стихи и раздать автографы. За долгие годы всестороннего закручивания гаек народ истосковался по всему новому, свежему, необычному, и мероприятие имело шумный успех. Годом позже встреча с читателями повторилась и обрела формы поэтического сборника - так вышел первый «День поэзии-1956». Начиная с 1960 года, издание стало регулярным. Первые альманахи несли на себе отпечаток оттепели, в них присутствовало относительно свободное поэтическое слово. Это было время, когда поэтические выступления собирали стадионы, когда на всю страну гремели имена Вознесенского, Ахмадулиной, Евтушенко, Окуджавы, Рождественского, и уже через них, принимая или отторгая такую поэзию, каждый читатель находил свои поэтические ориентиры.
По мере наступления «заморозков» в конце 60-х «Дни поэзии» постепенно бронзовели и скучнели. Если взять выпуски 70-х годов, то не сразу обнаружишь, чем один отличается от другого, кроме фамилии главного редактора на обложке. Альманах вышел на накатанную колею - и авторам, и составителям, и редколлегии было хорошо известно «что можно» и «чего нельзя» по цензурным соображениям, поэтому сюрпризам просто неоткуда было взяться.
Новый всплеск интереса к литературе вообще и к «Дням поэзии» в частности пришелся на начало перестройки. О шквале интереснейшей информации, о выдающихся произведениях, десятилетиями лежавших в столах писателей, уже много сказано, и нет смысла повторяться. Известно и то, что было дальше - примерно одновременно закончились деньги на издание поэтических книг, а у получившего долгожданную свободу советского человека появились другие развлечения - сначала видео, потом компьютерные игры и Интернет. Интерес к поэзии, в значительной мере поддерживаемый государством в прежние годы, сошел на нет, а вместе с ним умер и «День поэзии» - последний его выпуск датирован 1990-м годом.
На рубеже веков была предпринята попытка возродить традицию, благодаря чему свет увидели «День поэзии-1999» и «День поэзии-2000». Однако и после этого дело застопорилось на несколько лет. Третья реинкарнация альманаха произошла уже в наши дни, начиная с 2006 года. И это тоже своего рода веха истории - совершенно не случайно, что в годы усиления влияния «административного ресурса» на все стороны нашей жизни инициативу и организацию возрождения «Дней поэзии» взял на себя референт министра культуры Андрей Шацков. Что ж спасибо ему, а в его лице и всему министерству культуры за это благое дело…
Несмотря на то, что содержимое «Дней поэзии» всегда колебалось вместе с линией партии (а впоследствии - заменивших партию структур), отдельные выпуски альманаха (1956, 1960, 1986 гг.) можно назвать знаковыми - в отличие от других, они оставили след в истории нашей литературы. В их числе и «День поэзии-1981», что удивительно и закономерно одновременно.
К началу 80-х «развитой социализм» достиг своего апогея. Все более отчетливо было видно, что дальнейшая жизнь общества в подобном замороженном состоянии невозможна. Идеологический колосс, рухнувший в конце десятилетия, начал покачиваться за несколько лет до перестройки. Все менее скрываемая фига в кармане интеллигенции, всеобщий кухонный ропот, неимоверная популярность политических анекдотов, «вражьи голоса», которые пробивались в советские радиоприемники вопреки всем усилиям КГБ, преклонный возраст и болезни серого кардинала Суслова, долгие годы державшего всю страну в цепких идеологических клещах, а также неосмотрительное приоткрытие железного занавеса в дни Олимпиады-80 потихоньку делали свое дело - советский народ становился все менее управляемым. И так получилось, что одним из первых открытых предвестников грядущих перемен оказался безобидный поэтический альманах. Листая его, внимательный читатель мог заметить, что незыблемое советское государство начинает сдавать свои позиции.
Нет-нет, ничего явно крамольного, диссидентского, «День поэзии-1981» не содержал - представить себе такое в те годы было совершенно невозможно. И необходимая доза реверансов в адрес КПСС, Ленина и Октябрьской революции в нем присутствует. И стихи авторов альманаха, пожалуй, не сильно выбиваются из того, что было включено в предыдущие выпуски, ибо хорошие авторы продолжали писать по возможности хорошо, плохие - плохо, посредственные - посредственно. Пропорция, равно как и принцип отбора произведений, не могли существенно измениться за один год - любой член московского отделения Союза писателей, если только он сочинил не полную ахинею, имел право быть представленным на страницах сборника, а учитывая тиражи и полагающиеся гонорары, мало кто этим правом пренебрегал. И перед составителями встала очень непростая задача - как, не имея возможности что-то принципиально изменить, сделать «День поэзии-1981» непохожим на своих предшественников?
Найденное решение, на мой взгляд, было близко к гениальному. Быстренько, буквально на первых страницах альманаха, разделавшись с ритуальными танцами (их традиционно исполнили такие державные ястребы как Егор Исаев, Сергей Смирнов, Виктор Полторацкий), равномерно распределив по книге серую массу стихотворцев-середнячков, составители заполнили сэкономленное место материалами «из запасников», которые и создали лицо альманаха. Не знаю, чего стоило пробить его содержание через все комитеты и комиссии, но под обложку «Дня поэзии-81» попали стихи репрессированного Павла Васильева, не запрещенных, но полузабытых Михаила Кузмина и Николая Клюева, произведения далекого, как Гималаи, Николая Рериха, статьи и восьмистишия Мандельштама, воспоминания Владимира Лакшина об удивительной дружбе Твардовского и Маршака, критическая дискуссия Вадима Кожинова и Дмитрия Лихачева о творчестве Тарковского, заметки Владимира Леоновича о поэзии Слуцкого, посмертная публикация Высоцкого, ушедшего из жизни годом ранее, статья о природе поэтической речи прозаика Андрея Битова и другие интереснейшие материалы. Думаю, ни один из выходивших ранее «Дней поэзии» (разве что за исключением самых первых выпусков) не уводил читателя так далеко в глубины отечественной словесности.
Мало того - несмотря на существовавшие квоты, несмотря на осаду редколлегии авторами, страждущими опубликоваться в «Дне поэзии» любой ценой, составители нашли, выбили место на страницах книги для молодых талантливых поэтов, никому в те годы не известных. Насколько я знаю, некоторым из них публикация помогла впоследствии утвердиться в поэтическом мире.
Настало время назвать имена составителей альманаха. Для меня до сих пор удивительно, что к столь ответственному делу были допущены литераторы, если не совсем политически неблагонадежные, то, во всяком случае, не особо зарекомендовавшие себя на фронтах идеологической борьбы. Зато это были разносторонне одаренные и широко эрудированные люди. Вячеслав Куприянов - поэт, переводчик, знаток русской, советской, европейской и мировой литературы, один из столпов отечественного верлибра. Владимир Лазарев - поэт, прозаик, литературовед, историк культуры, автор текстов широко исполняемых песен. С удовлетворением констатирую, что оба составителя здравствуют по сей день и недавно отметили свои 70-летние юбилеи.
Сейчас, когда времена принципиально изменились, найти в магазине или в Сети произведения Кузмина, Тарковского или Мандельштама - не проблема, и мне нет необходимости перепечатывать их из старого альманаха. А вот стихи многих поэтов, волею судьбы не ставших классиками, оказались незаслуженно забыты. Мне было интересно взять в руки «День поэзии-1981» и сравнить свои впечатления 30-летней давности с нынешними. Как и следовало ожидать, мои поэтические пристрастия за эти годы довольно сильно трансформировались. Хочу поделиться с вами теми стихотворениями альманаха, которые произвели на меня впечатление тогда и сейчас.
Этот стих очень нравился мне в детстве - теперь уже трудно сказать, чем именно:
Олег ДМИТРИЕВ (1937-1993)
ПРОГУЛКА В МАРТЕ
Л.Л.
C женщиной этой немолодою
Связан я радостью, а не бедою:
По Ленинграду, по Петербургу
Или, точнее, по белу свету
Шли мы…
Вовеки не позабуду
Мартовский полдень, женщину эту.
Солнце о камни, о снег дробилось,
Наша прогулка всё длилась, длилась.
В каменном лесе не пропадая,
Шли мы над Мойкою, над водою.
Женщина эта немолодая
Сделалась сказочно молодою!
Может быть, в счастье, может быть, в трансе
Шли мы во времени, а не в пространстве -
Прошлые тени и силуэты
Шли нам навстречу по тротуарам -
Ведь обладала женщина эта
Их воскрешенья
Сказочным даром.
Вышли на Пряжку, к улицам Блока.
Время прекрасно, время жестоко:
К женщине этой вскоре подкралась,
Словно бежавшая вслед за нами,
Уничижительная усталость -
Та, что накапливалась годами.
Женщина милая постарела.
Небо весеннее посерело.
Пошлые тени - как сговорились! -
Все разбежались, не оглянулись,
За поворотами растворились,
На пьедесталы свои вернулись.
Милая женщина шла устало.
Сразу печаль между нами встала,
Годы меж нами легли, как камни,
Стенами встали меж нами лета…
Стала намного больше близка мне
Немолодая женщина эта!
Прошлые годы были моими,
Темные своды плыли над ними, -
Что огорчаться правдой напрасной?
Если по улицам невесенним
Шел рядом с женщиною прекрасной,
Это причислю к лучшим мгновеньям!
Предпочитаю истине строгой
Небо над нашей дальней дорогой,
Солнце у женщины в ясном взгляде,
Иней на долгой литой ограде,
Наши прогулки, за бога ради,
То в Петербурге, то в Ленинграде!
А этот стих произвел сильное впечатление и тогда, и сейчас, что неудивительно:
Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ (1922-1996)
22 ИЮНЯ 1981 ГОДА
Застучала моя машинка, моя печатная,
моя спутница и веселая, и печальная,
портативная,
изготовленная в Германии,
что естественно отразилось в ее названии,
для меня особо значительном -
«Рейнметалл».
Ах, как этот рейнский металл надо мной витал!
Из Мангейма,
из Кельна,
из Дуйсбурга
шквал огня,
как хотел он любой ценою настичь меня!
…Глухо била с правого берега батарея,
и мальчишка,
почти оглохший в этой пальбе, -
Лорелея, шептал я,
ну что же ты, Лорелея,
ты зачем так губительно манишь меня к себе!..
Что машинка, моя печатная, заскучала?
Ты пиши себе, моя милая, ты пиши!..
…И запела моя машинка,
и застучала,
откликаясь движенью рук моих и души.
Угасает июньский день,
и, тревожно тлея,
догорает закат, замешенный на крови,
и поет над Рейном темнеющим Лорелея
о прекрасной своей,
опасной своей любви.
А вот стихи, на которые я не обратил внимания в детстве, а запали в душу они только сейчас:
Борис СЛУЦКИЙ (1919-1986)
ДЕРЕВНЯ И ГОРОД
(Начало 30-х)
Когда в деревне голодали -
и в городе недоедали.
Но все ж супец пустой в столовой
не столь заправлен был бедой,
как щи с крапивой,
хлеб с половой,
с корой,
а также с лебедой.
За городской чертой кончались
больница, карточка, талон,
и мир села сидел, отчаясь,
с пустым горшком, с пустым столом,
пустым амбаром и овином,
со взором скорбным и пустым,
отцом оставленный и сыном
и духом брошенный святым.
Там смерть была наверняка,
а в городе - а вдруг устроюсь!
Из каждого товарняка
ссыпались слабость, хворость, робость.
И в нашей школе городской
крестьянские сидели дети,
с сосредоточенной тоской
смотревшие на все на свете.
Сидели в тихом забытье,
не бегали по переменкам
и в городском своем житье
все думали о деревенском.
Лев СМИРНОВ (р. 1928)
ЗЫБКА ЗОЛОТАЯ
В голубом сиянье дня, возле древнего плетня,
Возле молочая,
Ах, какая у меня, в голубом сиянье дня,
Зыбка золотая!
Из-за елей и берез в этот мир меня принес
Длинноногий аист,
И с утра дивится дрозд, как взлетаю я до звезд,
Как земли касаюсь.
Исполать мне, исполать! Подарила зренье мать
Дорогому сыну.
Чтобы жить и не тужить, чтобы тучу превращать
В ратную дружину.
Над землей старинный гуд,
по земле орлы бегут
И крылами машут.
В небесах идет страда: стонут мох и лебеда, -
Предки землю пашут.
Из-за тучи грозовой вижу первый домик свой
Под листом капустным.
А над ним мой дед седой с трехметровой бородой
Ходит шагом грузным.
Среди облачных болот покачнется, упадет
За леса да реки…
И опять бредет, как встарь, сам себе и бог и царь,
Из варяг да в греки.
Самосад он достает и свой ясень узнает,
И свою калитку…
Но качнулся небосвод:
и меж нами самолет
Разрывает нитку.
Владимир ПОПОВ (р. 1938)
ПОЗДНЯЯ СВАДЬБА
Снег падал не переставая
на обручальное кольцо…
Взошла хозяйка молодая
на золоченое крыльцо.
Рыдала пьяная гармошка.
Кидались бабы в перепляс.
Визжали девки понарошку
и хохотали напоказ.
Ходили парни петухами -
ломались словно кренделя.
А где-то сбоку плетухалась
ошеломленная родня.
И мужики, напившись зелья,
негромко дрались у ворот…
Снег выпал на сырую землю -
ну, значит, больше не сойдет.
Андрей ЧЕРНОВ (р. 1953)
***
От того, сколько ты простоишь у окна
И просмотришь мне вслед из окна,
Не зависит из будущих бед - ни одна,
Из грядущих обид - ни одна.
Так зачем же мне знать, грея ветер щекой,
Что, к стеклу прижимаясь щекой,
Из-под самых небес ты мне машешь рукой,
Просто машешь и машешь рукой.
Михаил ПОЗДНЯЕВ (1953-2009)
***
Еще темнее стало,
еще темнее - так,
что не видать состава,
ползущего по рельсам,
как ток по проводам.
Еще темнее… Там,
за марлевою шторой,
во тьме - проходит скорый
«Москва - Владивосток»,
как будто кто проводит
по рельсам наждаком.
Еще темнее - так,
что не видать ни зги.
И только слышен стук
стальных колес на стыках,
да скрип рессор вагонных
под спящим ездоком,
да ложечки в стакане
вибрирующий звук.
Звук ложечки казенной,
дюралевый пунктир -
единственный, последний
во тьме ориентир,
дающий ощутить
хрипящее дыханье
страны, за тепловозом
летящей по пятам.
окончание