СЛОВО ЖИВОЕ и СЕРДЦЕ ВНЕМЛЮЩЕЕ
"Вот что достойно особого поиска: понять, как приходит Тот, Кто всегда присутствует", - говорит св. Григорий Нисский.
В одной из утренних молитв Восточной Церкви есть слова, которые как будто ударяют в меня какой-то таинственной, сжимающей сердце правдой всякий раз, когда я не ленюсь их читать. "…Или хощу, спаси мя, или не хощу, Христе Спасе мой, предвари, скоро, скоро, погибохъ: Ты бо еси Богъ мой от чрева матери моея. Сподоби мя, Господи, ныне возлюбити Тя, яко возлюбихъ иногда той самый грехъ…" То, что неожиданно проступает в этом исповедании, нельзя увидеть ни в каком чёрно-белом фильме, если бы кто-то вздумал снимать его по моей жизни. Старая, стёршаяся плёнка, которую я могу прокрутить в своей памяти, не показывает мне ни единого следа какого-то удостоверенного мной посещения Божия в начале жизни и даже до самого порога зрелости. "От юности мнози борют мя страсти…" - сих борений с постыдными поражениями было сколько угодно. Но чтобы какая-то добрая няня хоть раз провела меня мимо храма, указав на него взглядом, чтобы кто-то из живущих рядом хотя бы помянул имя Божие с ощущением не пустого звука, но непостижимого присутствия… Явившись на свет под мутным и беспросветным небом, тотчас нахлебавшись той перебродившей сивухи обманного антихристова добра и смешного злого мечтания, опоившей три поколения в России, могу ли я обращаться ко Христу как к Господу и Спасителю со дня рождения, "от чрева матери"? Но, правду сказать, это старое и честное кино, которое хочет показать "всё как есть", ничего не утаивая, не даёт увидеть самого главного. То, что Бог говорит нам ещё до того, как мы выучим язык, на котором разговариваем, до того, как исчезнувшее в нас младенчество начинает наполняться воспоминаниями, к которым мы можем как-то прикоснуться, доносится к нам другой, изначальнейшей речью.
Творящее Слово, которое вызывает нас к бытию, не нуждается в обычном человеческом словаре. Наши слова как средства общения, как информативные блоки бывают слишком громоздки и тяжелы для него. Оно доносит себя иначе. Как птица - образ св. Василия Великого, - оно кружит над "безвидной" и пустой человеческой породой и оплодотворяет её собой. И рождается из безмолвия, свёрнутого где-то внутри нас. Просыпается и подаёт голос. Словно клювиком стучится из скорлупы нашего оплотнившегося "я". И потом, если сумеет выпростать себя из шелухи (идей, мировоззрений и всяких грёз), легко находит приготовленное, тысячелетия назад устроенное гнездо - веру Предания, собранного, выстроенного Духом. Хорошо, конечно, когда отец с Библией, когда мать с молитвой, а если им совсем уж не до того, то Арина Родионовна, оказавшаяся вблизи, ежевечерним крестным знамением перед детским сном примут эту веру на свои руки. Однако Слово Божие, как здоровый младенец в здоровом чреве (ибо природа человеческая, от Бога данная, - благая), может обойтись и без акушерок. Потому что душа человека оплодотворена Словом и должна непременно родить, а роды - хоть и трудное, но естественное и благословенное событие. "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею" (Быт 1. 28). Ибо нет жизни не от Бога, и во всё живущее вложен дар от Него. Так и человек рождается под знамением завета, заключённого уже в самом событии его создания. В тот момент происходит "совет на небесах" (назовите как хотите), выносится "решение", вспыхивает мысль, зачинается "эмбрион" умного света, который входит в плоть будущего существа как залог дарованного ему богоподобия.
Разве Бог не подумал о нас в вечности раньше, чем мы вспомнили о Нём во времени? Но эта вызванная из небытия, сотканная любовью мысль Божия остаётся пока лишь первоначальным замыслом о человеке. Потом она вступит во время, войдёт в нужные клетки, соединит родительские тела, обрастёт земной, знакомой нам личностью с её жизненным путём, характером, психологией, национальным типом. И незаметно уйдёт в тень, как бы прячась от человеческой скверны. Но именно это сотворённое начало человека составляет его подлинную природу. Она принадлежит эсхатологическому прошлому, но должна быть возвращена настоящему, восстановлена в нём. Природа человека несёт в себе искони ей присущую, сокрытую Божию истину, которую следует вспомнить, выявить, восстановить, осуществить. И "мятётся сердце наше", как говорит блаж. Августин, пока цель эта не будет достигнута.
Призвание человека - искать тот "ветхий завет", чтобы сделать его новым и вечным в себе, прочитать неразличимые "письмена Божии" (Исх 32. 16), которые были некогда вписаны в нашу плоть, в наши гены, и "чувств простую пятерицу". И блажен, кто не забывает о таком призвании. Но ту запись нелегко отыскать, она кажется зашифрованной. Не Бог скрывает её от нас, а мы сами. Потому что так или иначе сознаём: добравшись до подлинного нашего "я", нам уже не ужиться в старом. Ибо всегда легче спать, чем бодрствовать. То, что называют обращением, есть лишь пробуждение к любви Божией, заложенной в факте нашего бытия. Блажен и тот, кто уже родился проснувшимся, кто никогда не засыпал.
Да, Завет был вписан в нас до нашего рождения, и весь пробег нашей жизни с её событиями, решениями, открытиями, заблуждениями, грехами, поисками размечен едва заметными знаками, помогающими опознать посланную нам Весть. Завет един, и вера есть его открытие. Мы говорим "верую" и тем самым отправляем "уведомление о вручении", о принятии Вести, открывшей своё лицо. И тем самым овладеваем азбукой реальности, которая есть скрытый праздник теофании. Мы пробуждаемся к тому, что когда-то было нам сказано, к тому, что пронизывает собой то, что есть в нас и вокруг.
Пробуждение происходит медленно, мучительно, исподволь, но, бывает, обнаруживает себя внезапно. Но как бы оно ни проявлялось, всегда кажется, что оно происходит "слишком поздно", как говорит блаж. Августин. Конечно, "поздно" или "рано" не относятся к миру мер Господних. Работники третьего и одиннадцатого часа получают ту же плату, потому что эта плата - Христос. Полнота Его неделима; она даётся вся целиком и должна быть принята или не принята вовсе. Слово предваряет всякое существование и сопровождает его; Его следует найти, а найти можно, лишь действительно пожелав. "Ещё нет слова на языке моём, - Ты, Господи, уже знаешь его совершенно" (Пс 139 [138]. 4). Ты знаешь это Слово, которое только ещё вынашивается, - и даёшь услышать Его и мне. Я лишь должен обратиться слухом к Твоему знанию. Собственной волей выбрать то, что было во мне всегда.
"Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!" - восклицает Иаков после пробуждения (Быт 28. 16). Но откуда было мне знать? - спрашиваю я себя. Но по сути вопрос - не Иакова, конечно, а мой - поставлен неверно. С самого начала он исходит из необсуждаемой суверенности рационального "я" моего сознания, обнимающего собой то, что было ему угодно заметить, "подобрать", включить в округу своего понимания. Но если это "я" усомнится в том, что существует лишь то, что оно может увидеть или помыслить, сойдёт со своего владычного трона, откуда оно озирает Вселенную, то должно будет признать: с самого начала я уже знал очень многое. У меня не было тогда - это верно - лишь средств "опознания" того, что я воспринимал и чувствовал. Слух мой не доносил до разума зов, который окликал меня "за видимой корою вещества". А он звал отовсюду. Потому что нет в мире Божием, даже и падшем, таких тварных вещей, которые бы не были Его иносказанием. Бог всегда обращается к нам; в каждом из предметов можно найти "линию связи", которая ведёт к Отцу. Он пользуется ею для Своих секретных сообщений, для тайных огоньков, рассеянных там и здесь. Беда лишь в том, что мы не способны зажечься, что, коснувшись нас, они гаснут.
Господь посылает Ангелов, чьи крылья оставляют следы и на земле. И по тем следам мы можем, если действительно захотим, добраться до Начала, до Царства, сквозящего в творении. Тайна, любовь, падение, покаяние, боль, совесть, гора, птица, река, снег - старые, всем знакомые надписи, которые всякий человек разгадывает на свой манер, переводит на общедоступный язык песнь древнего исповедания, которое удивляется славе Божией. Вера, молитва, Церковь важны тем, что переводят иносказания Царства Божия в прямую, нам доступную речь, которая "от Отца исходит". Эта речь остаётся немой, пока я не захочу услышать её. Её смысл не будет разгадан до тех пор, пока я не поверну к нему взгляда. Страницы моего путевого дневника были уже заполнены - как это называется? - симпатическими чернилами, - прежде чем я отправился в свою дорогу. Я волен написать там что угодно, но Бог ждёт от меня, чтобы я разглядел написанное Им, чтобы по Его письменам провёл линии своих путей. Истина нашей жизни рождается раньше самой жизни, раньше того, когда наше "я" способно назвать себя. Нужно только, чтобы разум не сплоховал, чтобы сердце оказалось на месте и могло сказать: "вот я!", когда Слово Отца на мгновение просветлеет в нас, пройдёт рядом или удостоит видимого присутствия…
Всякому человеку необходимо самому разгадать правду своего бытия. Слишком часто - понимаешь это уже на закате - всей жизни нашей не хватает для того, чтобы "быть на месте" в момент посещения Божия, войти в эту полноту и радость присутствия или только прикоснуться к ним. Её мало бывает даже для того, чтобы только приблизиться к нему. В обычной жизни мы не дома, не у себя, говорят нам опыт и вера. Подлинный человек, как настаивали Восточные Отцы, это не тот эмпирический персонаж, которого мы знаем, носим в себе и встречаем на каждом шагу, но человек едва сотворённый, вызванный умной, любящей силой, призвавшей его из небытия, Адам до его падения. Его следует найти, иными словами, вернуться к этому Адаму. Может быть, обращение - это прежде всего обретение божественных корней, заложенных в человеческой природе. Живая вода, которая струится в тех корнях, шепчет нам, что Бог так возлюбил мир, что захотел, чтобы каждый из нас был соткан Его Словом ещё до того, как был зачат. "Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя", - говорит Господь у пророка Иеремии (1. 5). Познание человека Богом оставляет свои прикосновения, вкладывает в него замысел, который несёт в себе истину его существования. "Я познал тебя" - значит, подарил тебе частицу своего "Я", вошёл в тебя любящей мыслью. Отпечатки той мысли - повсюду. "Для обладающих (духовным) зрением весь умопостигаемый мир представляется таинственно отпечатленным во всём чувственном мире посредством символических образов" (преп. Максим Исповедник).
Источник: Владимир Зелинский. Промысл, или Истина, которая настигает в пути. Взыскуя Лица Твоего. Время Бога // Истина и жизнь. - 2006. - №2.
В одной из утренних молитв Восточной Церкви есть слова, которые как будто ударяют в меня какой-то таинственной, сжимающей сердце правдой всякий раз, когда я не ленюсь их читать. "…Или хощу, спаси мя, или не хощу, Христе Спасе мой, предвари, скоро, скоро, погибохъ: Ты бо еси Богъ мой от чрева матери моея. Сподоби мя, Господи, ныне возлюбити Тя, яко возлюбихъ иногда той самый грехъ…" То, что неожиданно проступает в этом исповедании, нельзя увидеть ни в каком чёрно-белом фильме, если бы кто-то вздумал снимать его по моей жизни. Старая, стёршаяся плёнка, которую я могу прокрутить в своей памяти, не показывает мне ни единого следа какого-то удостоверенного мной посещения Божия в начале жизни и даже до самого порога зрелости. "От юности мнози борют мя страсти…" - сих борений с постыдными поражениями было сколько угодно. Но чтобы какая-то добрая няня хоть раз провела меня мимо храма, указав на него взглядом, чтобы кто-то из живущих рядом хотя бы помянул имя Божие с ощущением не пустого звука, но непостижимого присутствия… Явившись на свет под мутным и беспросветным небом, тотчас нахлебавшись той перебродившей сивухи обманного антихристова добра и смешного злого мечтания, опоившей три поколения в России, могу ли я обращаться ко Христу как к Господу и Спасителю со дня рождения, "от чрева матери"? Но, правду сказать, это старое и честное кино, которое хочет показать "всё как есть", ничего не утаивая, не даёт увидеть самого главного. То, что Бог говорит нам ещё до того, как мы выучим язык, на котором разговариваем, до того, как исчезнувшее в нас младенчество начинает наполняться воспоминаниями, к которым мы можем как-то прикоснуться, доносится к нам другой, изначальнейшей речью.
Творящее Слово, которое вызывает нас к бытию, не нуждается в обычном человеческом словаре. Наши слова как средства общения, как информативные блоки бывают слишком громоздки и тяжелы для него. Оно доносит себя иначе. Как птица - образ св. Василия Великого, - оно кружит над "безвидной" и пустой человеческой породой и оплодотворяет её собой. И рождается из безмолвия, свёрнутого где-то внутри нас. Просыпается и подаёт голос. Словно клювиком стучится из скорлупы нашего оплотнившегося "я". И потом, если сумеет выпростать себя из шелухи (идей, мировоззрений и всяких грёз), легко находит приготовленное, тысячелетия назад устроенное гнездо - веру Предания, собранного, выстроенного Духом. Хорошо, конечно, когда отец с Библией, когда мать с молитвой, а если им совсем уж не до того, то Арина Родионовна, оказавшаяся вблизи, ежевечерним крестным знамением перед детским сном примут эту веру на свои руки. Однако Слово Божие, как здоровый младенец в здоровом чреве (ибо природа человеческая, от Бога данная, - благая), может обойтись и без акушерок. Потому что душа человека оплодотворена Словом и должна непременно родить, а роды - хоть и трудное, но естественное и благословенное событие. "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею" (Быт 1. 28). Ибо нет жизни не от Бога, и во всё живущее вложен дар от Него. Так и человек рождается под знамением завета, заключённого уже в самом событии его создания. В тот момент происходит "совет на небесах" (назовите как хотите), выносится "решение", вспыхивает мысль, зачинается "эмбрион" умного света, который входит в плоть будущего существа как залог дарованного ему богоподобия.
Разве Бог не подумал о нас в вечности раньше, чем мы вспомнили о Нём во времени? Но эта вызванная из небытия, сотканная любовью мысль Божия остаётся пока лишь первоначальным замыслом о человеке. Потом она вступит во время, войдёт в нужные клетки, соединит родительские тела, обрастёт земной, знакомой нам личностью с её жизненным путём, характером, психологией, национальным типом. И незаметно уйдёт в тень, как бы прячась от человеческой скверны. Но именно это сотворённое начало человека составляет его подлинную природу. Она принадлежит эсхатологическому прошлому, но должна быть возвращена настоящему, восстановлена в нём. Природа человека несёт в себе искони ей присущую, сокрытую Божию истину, которую следует вспомнить, выявить, восстановить, осуществить. И "мятётся сердце наше", как говорит блаж. Августин, пока цель эта не будет достигнута.
Призвание человека - искать тот "ветхий завет", чтобы сделать его новым и вечным в себе, прочитать неразличимые "письмена Божии" (Исх 32. 16), которые были некогда вписаны в нашу плоть, в наши гены, и "чувств простую пятерицу". И блажен, кто не забывает о таком призвании. Но ту запись нелегко отыскать, она кажется зашифрованной. Не Бог скрывает её от нас, а мы сами. Потому что так или иначе сознаём: добравшись до подлинного нашего "я", нам уже не ужиться в старом. Ибо всегда легче спать, чем бодрствовать. То, что называют обращением, есть лишь пробуждение к любви Божией, заложенной в факте нашего бытия. Блажен и тот, кто уже родился проснувшимся, кто никогда не засыпал.
Да, Завет был вписан в нас до нашего рождения, и весь пробег нашей жизни с её событиями, решениями, открытиями, заблуждениями, грехами, поисками размечен едва заметными знаками, помогающими опознать посланную нам Весть. Завет един, и вера есть его открытие. Мы говорим "верую" и тем самым отправляем "уведомление о вручении", о принятии Вести, открывшей своё лицо. И тем самым овладеваем азбукой реальности, которая есть скрытый праздник теофании. Мы пробуждаемся к тому, что когда-то было нам сказано, к тому, что пронизывает собой то, что есть в нас и вокруг.
Пробуждение происходит медленно, мучительно, исподволь, но, бывает, обнаруживает себя внезапно. Но как бы оно ни проявлялось, всегда кажется, что оно происходит "слишком поздно", как говорит блаж. Августин. Конечно, "поздно" или "рано" не относятся к миру мер Господних. Работники третьего и одиннадцатого часа получают ту же плату, потому что эта плата - Христос. Полнота Его неделима; она даётся вся целиком и должна быть принята или не принята вовсе. Слово предваряет всякое существование и сопровождает его; Его следует найти, а найти можно, лишь действительно пожелав. "Ещё нет слова на языке моём, - Ты, Господи, уже знаешь его совершенно" (Пс 139 [138]. 4). Ты знаешь это Слово, которое только ещё вынашивается, - и даёшь услышать Его и мне. Я лишь должен обратиться слухом к Твоему знанию. Собственной волей выбрать то, что было во мне всегда.
"Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!" - восклицает Иаков после пробуждения (Быт 28. 16). Но откуда было мне знать? - спрашиваю я себя. Но по сути вопрос - не Иакова, конечно, а мой - поставлен неверно. С самого начала он исходит из необсуждаемой суверенности рационального "я" моего сознания, обнимающего собой то, что было ему угодно заметить, "подобрать", включить в округу своего понимания. Но если это "я" усомнится в том, что существует лишь то, что оно может увидеть или помыслить, сойдёт со своего владычного трона, откуда оно озирает Вселенную, то должно будет признать: с самого начала я уже знал очень многое. У меня не было тогда - это верно - лишь средств "опознания" того, что я воспринимал и чувствовал. Слух мой не доносил до разума зов, который окликал меня "за видимой корою вещества". А он звал отовсюду. Потому что нет в мире Божием, даже и падшем, таких тварных вещей, которые бы не были Его иносказанием. Бог всегда обращается к нам; в каждом из предметов можно найти "линию связи", которая ведёт к Отцу. Он пользуется ею для Своих секретных сообщений, для тайных огоньков, рассеянных там и здесь. Беда лишь в том, что мы не способны зажечься, что, коснувшись нас, они гаснут.
Господь посылает Ангелов, чьи крылья оставляют следы и на земле. И по тем следам мы можем, если действительно захотим, добраться до Начала, до Царства, сквозящего в творении. Тайна, любовь, падение, покаяние, боль, совесть, гора, птица, река, снег - старые, всем знакомые надписи, которые всякий человек разгадывает на свой манер, переводит на общедоступный язык песнь древнего исповедания, которое удивляется славе Божией. Вера, молитва, Церковь важны тем, что переводят иносказания Царства Божия в прямую, нам доступную речь, которая "от Отца исходит". Эта речь остаётся немой, пока я не захочу услышать её. Её смысл не будет разгадан до тех пор, пока я не поверну к нему взгляда. Страницы моего путевого дневника были уже заполнены - как это называется? - симпатическими чернилами, - прежде чем я отправился в свою дорогу. Я волен написать там что угодно, но Бог ждёт от меня, чтобы я разглядел написанное Им, чтобы по Его письменам провёл линии своих путей. Истина нашей жизни рождается раньше самой жизни, раньше того, когда наше "я" способно назвать себя. Нужно только, чтобы разум не сплоховал, чтобы сердце оказалось на месте и могло сказать: "вот я!", когда Слово Отца на мгновение просветлеет в нас, пройдёт рядом или удостоит видимого присутствия…
Всякому человеку необходимо самому разгадать правду своего бытия. Слишком часто - понимаешь это уже на закате - всей жизни нашей не хватает для того, чтобы "быть на месте" в момент посещения Божия, войти в эту полноту и радость присутствия или только прикоснуться к ним. Её мало бывает даже для того, чтобы только приблизиться к нему. В обычной жизни мы не дома, не у себя, говорят нам опыт и вера. Подлинный человек, как настаивали Восточные Отцы, это не тот эмпирический персонаж, которого мы знаем, носим в себе и встречаем на каждом шагу, но человек едва сотворённый, вызванный умной, любящей силой, призвавшей его из небытия, Адам до его падения. Его следует найти, иными словами, вернуться к этому Адаму. Может быть, обращение - это прежде всего обретение божественных корней, заложенных в человеческой природе. Живая вода, которая струится в тех корнях, шепчет нам, что Бог так возлюбил мир, что захотел, чтобы каждый из нас был соткан Его Словом ещё до того, как был зачат. "Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя", - говорит Господь у пророка Иеремии (1. 5). Познание человека Богом оставляет свои прикосновения, вкладывает в него замысел, который несёт в себе истину его существования. "Я познал тебя" - значит, подарил тебе частицу своего "Я", вошёл в тебя любящей мыслью. Отпечатки той мысли - повсюду. "Для обладающих (духовным) зрением весь умопостигаемый мир представляется таинственно отпечатленным во всём чувственном мире посредством символических образов" (преп. Максим Исповедник).
Источник: Владимир Зелинский. Промысл, или Истина, которая настигает в пути. Взыскуя Лица Твоего. Время Бога // Истина и жизнь. - 2006. - №2.