ПУШКИН об ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ

[a_lex_7]

Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха и как он вообще был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни! «Зачем нужно, - говорил он, - чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон - дерево; в законе слышит человек что-то жесткое и небратское. С одним буквальным исполненьем закона не далеко уйдешь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха - автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит. Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдет концерт. А кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нем и мастерская скрыпка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй, всего оживитель, «верховодец верховного согласья!» Как метко выражался Пушкин! Как понимал он значенье великих истин! Это внутреннее существо - силу самодержавного монарха он даже отчасти выразил в одном своем стихотворении … Я говорю об оде императору Николаю, появившейся в печати под скромным именем: «К Н***». Вот ее происхожденье. Был вечер в Аничковом дворце, один из тех вечеров, к которым, как известно, приглашались одни избранные из нашего общества. Между ними был тогда и Пушкин. Все в залах уже собралося; но государь долго не выходил. Отдалившись от всех в другую половину дворца и воспользовавшись первой досужей от дел минутой, он развернул «Илиаду» и увлекся нечувствительно ее чтеньем во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на лице своем следы иных впечатлений. Сближенье этих двух противуположностей скользнуло незамеченным для всех, но в душе Пушкина оно оставило сильное впечатленье, и плодом его была следующая величественная ода, которую повторю здесь всю, она же вся в одной строфе:
С Гомером долго ты беседовал один,
     Тебя мы долго ожидали.
И светел ты сошел с таинственных вершин
     И вынес нам свои скрыжали.
И что ж? Ты нас обрел в пустыне под шатром,
     В безумстве суетного пира,
Поющих буйну песнь и скачущих кругом
     От нас созданного кумира.
Смутились мы, твоих чуждаяся лучей,
     В порыве гнева и печали
Ты проклял нас, бессмысленных детей,
     Разбив листы своей скрыжали.
Нет, ты не проклял нас. Ты любишь с высоты
     Сходить под тень долины малой,
Ты любишь гром небес, и также внемлешь ты
     Журчанью пчел над розой алой.

Источник: Гоголь Н. В. Духовная проза / Сост. и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова; Вступ. ст. В. А. Воропаева. - М.: Русская книга, 1992. - 560 с.