между собой
Полагаю, имеет смысл публично ответить на приватный вопрос одного из друзей - что я думаю о недавно выпущенном сборнике писем Сергея Довлатова. Книга, наконец, дочитана. Употреблялась, в связи с отпускным выездом за границу, двумя «траншами». Тем самым, невольно была достигнута определённая симметрия с биографией нашего героя, которая, как известно, тоже делится на две части - жизнь в СССР и жизнь на Западе.
Прежде всего, уместно прояснить моё собственное отношение к чтению «чужих писем». Я не считаю это делом предосудительным, если автор изначально не предостерёг правообладателей от обнародования. К тому же, любой стоящий автор должен понимать, что эпистолярный корпус является неотъемлемой частью его творческой жизни, и если автор хочет, чтобы его понимали (а любой нормальный художник желает того, куда больше обычного человека), он должен быть готовым к «эксгумации» личного бюро. Этическая профилактика тут довольно простая: имеет смысл писать письма - интимные, так уж точно - с оглядкой на факт возможной публикации их в будущем. Подчеркну ещё раз: так считаю я, и так поступаю именно я. Спорить о том, насколько универсальна подобная политика, смысла не вижу.
Исходя из собственных предпочтений, скажу, что подавляющее большинство чужих переписок не может представлять отвлечённого интереса, как и любая «вещь в себе». Они в этом смысле родственны книгам по истории, которые не имеют достаточно массовой аудитории потому лишь, что пестрят датами, названиями, направлениями и именами, а не смыслом. Человеку совершенно излишне знать, что энного числа такой-то полк под предводительством такого-то командира выдвинулся навстречу такому-то полку под предводительством такого-то по курсу зюйд-зюйд-вест, однако не дошёл столько-то вёрст при причине нехватки фуражного зерна у лошадей (количество зерна и лошадей указано до одной десятой пуда). Человеку гораздо интереснее понять, ПОЧЕМУ так вышло, в чём исторический смысл указанного события. Аналогично и с частными письмами. Смысл воспроизведённых в них событий, кажется, стремится к нулю, зато технические детали и мелочи представлены щедрой россыпью. В таких условиях стимуляции интереса могут способствовать два фактора: в случае, если читатель плотно ассоциирует себя с фигурой автора, либо если переписка содержит достаточно много скандальных фактов, сохранивших актуальность вне контекста времени. Особая удача, когда имеется в наличии и то, и то, а с Довлатовым ровно так и получилось.
Мне близки его язык и жизненная позиция, требования к себе и людям. Я счастлив от его грандиозного, ретушируемого иронией чувства юмора (Твой знакомый, действительно, звонил, попросил о какой-то мизерной услуге и через два дня умер, что мы восприняли как экстраординарную форму деликатности). Прекрасно его умение домысливать и «оформлять» ничего не значащие факты. Пишет, например, про чёрную кошку, которая начала переходить дорогу, и как они засмотрелись друг на друга, отчего кошка едва не свалилась в люк (Наверное, у кошек есть поверье: если дорогу переходит чёрный человек, это - к несчастью). А безумные ситуации, столь близкие и понятные многим из нас? (Недавно, когда у нас сидели гости, и Коле надоело, что на него никто не обращает внимания, он выждал паузу и внятно сказал: «Папа, никогда не говори слово «хуй», это очень плохое слово». Дольше всех смеялась бабка).
Отдельную ценность представляют характеристики, данные некоторым, ныне насмерть забронзовевшим деятелям истеблишмента и прочим коровам, имеющим видимость священных. Как вам понравится такое? - Личико моё опухшее попало даже на обложку самого авторитетного на Западе лит.органа - «Бук ревью». Рядом, чёрт бы её побрал, Таня Толстая. Не дают ваши мне одному, в одиночестве, насладиться триумфом. Таню, я уверен, принимают здесь за вдову Льва Толстого. Другого объяснения успеху этой многословной, искусственной […] я не вижу.
А вот ещё более убийственный отзыв. Уже года три слышу о каком-то немыслимо популярном в Союзе Александре Розенбауме. И вот мне дали его кассету - это страшная дешёвка. Пародия на Высоцкого, но без точности, без юмора, а главное - без боли. Вырисовывается какой-то ряженый уголовник Милославский в роли Хлопуши.
Довлатов, по моему разумению, достойный ориентир для человека пишущего. Вектор, направленный в отношении того, чей писательский статус удостоверен посмертной историей, посредством жизни созданных книг.
Есть письма, которые стоит не только читать. Их можно даже перечитывать.
Прежде всего, уместно прояснить моё собственное отношение к чтению «чужих писем». Я не считаю это делом предосудительным, если автор изначально не предостерёг правообладателей от обнародования. К тому же, любой стоящий автор должен понимать, что эпистолярный корпус является неотъемлемой частью его творческой жизни, и если автор хочет, чтобы его понимали (а любой нормальный художник желает того, куда больше обычного человека), он должен быть готовым к «эксгумации» личного бюро. Этическая профилактика тут довольно простая: имеет смысл писать письма - интимные, так уж точно - с оглядкой на факт возможной публикации их в будущем. Подчеркну ещё раз: так считаю я, и так поступаю именно я. Спорить о том, насколько универсальна подобная политика, смысла не вижу.
Исходя из собственных предпочтений, скажу, что подавляющее большинство чужих переписок не может представлять отвлечённого интереса, как и любая «вещь в себе». Они в этом смысле родственны книгам по истории, которые не имеют достаточно массовой аудитории потому лишь, что пестрят датами, названиями, направлениями и именами, а не смыслом. Человеку совершенно излишне знать, что энного числа такой-то полк под предводительством такого-то командира выдвинулся навстречу такому-то полку под предводительством такого-то по курсу зюйд-зюйд-вест, однако не дошёл столько-то вёрст при причине нехватки фуражного зерна у лошадей (количество зерна и лошадей указано до одной десятой пуда). Человеку гораздо интереснее понять, ПОЧЕМУ так вышло, в чём исторический смысл указанного события. Аналогично и с частными письмами. Смысл воспроизведённых в них событий, кажется, стремится к нулю, зато технические детали и мелочи представлены щедрой россыпью. В таких условиях стимуляции интереса могут способствовать два фактора: в случае, если читатель плотно ассоциирует себя с фигурой автора, либо если переписка содержит достаточно много скандальных фактов, сохранивших актуальность вне контекста времени. Особая удача, когда имеется в наличии и то, и то, а с Довлатовым ровно так и получилось.
Мне близки его язык и жизненная позиция, требования к себе и людям. Я счастлив от его грандиозного, ретушируемого иронией чувства юмора (Твой знакомый, действительно, звонил, попросил о какой-то мизерной услуге и через два дня умер, что мы восприняли как экстраординарную форму деликатности). Прекрасно его умение домысливать и «оформлять» ничего не значащие факты. Пишет, например, про чёрную кошку, которая начала переходить дорогу, и как они засмотрелись друг на друга, отчего кошка едва не свалилась в люк (Наверное, у кошек есть поверье: если дорогу переходит чёрный человек, это - к несчастью). А безумные ситуации, столь близкие и понятные многим из нас? (Недавно, когда у нас сидели гости, и Коле надоело, что на него никто не обращает внимания, он выждал паузу и внятно сказал: «Папа, никогда не говори слово «хуй», это очень плохое слово». Дольше всех смеялась бабка).
Отдельную ценность представляют характеристики, данные некоторым, ныне насмерть забронзовевшим деятелям истеблишмента и прочим коровам, имеющим видимость священных. Как вам понравится такое? - Личико моё опухшее попало даже на обложку самого авторитетного на Западе лит.органа - «Бук ревью». Рядом, чёрт бы её побрал, Таня Толстая. Не дают ваши мне одному, в одиночестве, насладиться триумфом. Таню, я уверен, принимают здесь за вдову Льва Толстого. Другого объяснения успеху этой многословной, искусственной […] я не вижу.
А вот ещё более убийственный отзыв. Уже года три слышу о каком-то немыслимо популярном в Союзе Александре Розенбауме. И вот мне дали его кассету - это страшная дешёвка. Пародия на Высоцкого, но без точности, без юмора, а главное - без боли. Вырисовывается какой-то ряженый уголовник Милославский в роли Хлопуши.
Довлатов, по моему разумению, достойный ориентир для человека пишущего. Вектор, направленный в отношении того, чей писательский статус удостоверен посмертной историей, посредством жизни созданных книг.
Есть письма, которые стоит не только читать. Их можно даже перечитывать.