(no subject)
в какой мере можем мы оперировать архитектурными текстами 1930-х?
кому они адресованы и в чем их интонационный посыл?
от чьего лица они написаны и почему они безапелляционны в сферах,
казалось бы не предполагающих категоричности, "алгебраической точности" вовсе?
"Послевоенное архитектурное развитие должно быть
органичным продолжением лучших сторон отечественной архитектуры предвоенных лет...
Некоторые товарищи рассматривают послевоенную архитектуру
как совершенно новый этап в развитии советского зодчества,
не имеющий ничего общего с нашей историей. Такая точка зрения неправильна"
что выражает эта интонация?
страх и желание испугать?
как правильно замечает Паперный, специфика советского языка -
совершенное несоответствие, расхождение слов и смыслов, мифа и реальности,
эта цитата очередной пример закрепощенности тогдашних авторов,
произносящих тезу "А - есть А"
со страхом завтра оказаться в числе "некоторых неправых товарищей",
и с угрозой им, формальной на личностном уровне
(угроза же не его личная инициатива и акция)
и совершенно реальном для слушающих в зале
специфика тоталитарного языка (хотя культурология вроде не совсем моя область)
в неспровоцированной категоричности, резкости ничего не значащих по сути формулировок,
не согласие с или непонимание которых означала для современников последствия,
от увольнения до заключения,
в неупоминаемой, но подразумеваемой каре за ослушание
тогда была основная сила воздействия подобных текстов
и главное - тотальность подавления
вот скажем вызывают Щусева и спрашивают
- считаете ли вы нашу послевоенную архитектуру совершенно новым этапом в развитии отечественного зодчества?
вот как бы вы ответили?
вот как так ответить "да", чтобы потом выкрутиться и получилось "нет"?
1945 год, позади страшная война, надо все восстанавливать,
и главное требование развивать лучшее в архитектуре 1930-х,
предполагает угадывание того, что в данный момент считается лучшим,
и марионетки - это, в первую очередь, те кто спрашивают,
не они придумывают требуемые эпохе вопросы и ответы
вот скажем вызывают Щусева и спрашивают
- что вы считаете было лучшим в нашей архитектуре предвоенного десятилетия?
вот как бы вы ответили?
учитывая, что автора ДС Иофана отстранили от проектирования МГУ,
и вообще что "только наша литература имеет право..." и пр
послевоенный антикосмополитизм был лишь новой формой
репрессивной атмосферы 1930-х
и сколько таких допросов надо было вынести, чтобы заслужить право работать?
и главное опять-таки не в своем стиле, но в усредненном,
не вызывающем возражений у полуграмотных и неграмотных вовсе,
в наибольшей мере сталинской архитектурой
может быть названа именно послевоенная,
*
эта осуществленная наконец обезличенность советской архитектуры 1940-50-х
безусловно отличает послевоенный период от довоенного,
когда вопреки историческим реалиям еще были нетиповые проекты и авторы,
окончательно запуганной советская архитектура станет после войны,
процесс же ее подавления начинается еще до конкурса на ДС
кому они адресованы и в чем их интонационный посыл?
от чьего лица они написаны и почему они безапелляционны в сферах,
казалось бы не предполагающих категоричности, "алгебраической точности" вовсе?
"Послевоенное архитектурное развитие должно быть
органичным продолжением лучших сторон отечественной архитектуры предвоенных лет...
Некоторые товарищи рассматривают послевоенную архитектуру
как совершенно новый этап в развитии советского зодчества,
не имеющий ничего общего с нашей историей. Такая точка зрения неправильна"
что выражает эта интонация?
страх и желание испугать?
как правильно замечает Паперный, специфика советского языка -
совершенное несоответствие, расхождение слов и смыслов, мифа и реальности,
эта цитата очередной пример закрепощенности тогдашних авторов,
произносящих тезу "А - есть А"
со страхом завтра оказаться в числе "некоторых неправых товарищей",
и с угрозой им, формальной на личностном уровне
(угроза же не его личная инициатива и акция)
и совершенно реальном для слушающих в зале
специфика тоталитарного языка (хотя культурология вроде не совсем моя область)
в неспровоцированной категоричности, резкости ничего не значащих по сути формулировок,
не согласие с или непонимание которых означала для современников последствия,
от увольнения до заключения,
в неупоминаемой, но подразумеваемой каре за ослушание
тогда была основная сила воздействия подобных текстов
и главное - тотальность подавления
вот скажем вызывают Щусева и спрашивают
- считаете ли вы нашу послевоенную архитектуру совершенно новым этапом в развитии отечественного зодчества?
вот как бы вы ответили?
вот как так ответить "да", чтобы потом выкрутиться и получилось "нет"?
1945 год, позади страшная война, надо все восстанавливать,
и главное требование развивать лучшее в архитектуре 1930-х,
предполагает угадывание того, что в данный момент считается лучшим,
и марионетки - это, в первую очередь, те кто спрашивают,
не они придумывают требуемые эпохе вопросы и ответы
вот скажем вызывают Щусева и спрашивают
- что вы считаете было лучшим в нашей архитектуре предвоенного десятилетия?
вот как бы вы ответили?
учитывая, что автора ДС Иофана отстранили от проектирования МГУ,
и вообще что "только наша литература имеет право..." и пр
послевоенный антикосмополитизм был лишь новой формой
репрессивной атмосферы 1930-х
и сколько таких допросов надо было вынести, чтобы заслужить право работать?
и главное опять-таки не в своем стиле, но в усредненном,
не вызывающем возражений у полуграмотных и неграмотных вовсе,
в наибольшей мере сталинской архитектурой
может быть названа именно послевоенная,
*
эта осуществленная наконец обезличенность советской архитектуры 1940-50-х
безусловно отличает послевоенный период от довоенного,
когда вопреки историческим реалиям еще были нетиповые проекты и авторы,
окончательно запуганной советская архитектура станет после войны,
процесс же ее подавления начинается еще до конкурса на ДС