(no subject)
Было очень тепло. Настолько, что проезжавшие «бомбилы»-кавказцы вытаскивали наружу руки, подставляя их встречным потокам воздуха и держась за крыши своих «шестерок» и «семерок». Бабушки аккуратно вышагивали по плиткам парковых дорожек, а внуки беззаботно играли в мяч, и все было так спокойно и умиротворенно, что можно было подумать, что ты не в Москве, а где-нибудь в Центральной Европе. Но потом светофоры зажглись зеленым, и мимо меня поехал плотный поток маршруток, набитых служащими с неприветливыми, готовыми к труду, но по большей части - к обороне лицами, и выглядело это так, будто маршрутки ехали не сами, а их везли на огромной лентетранспортере. Стоявший на бордюре клерк в помятом костюме внезапно сорвался, перебежал дорогу, едва не опрокинув мне на капот алюминиевую банку с «джин-тоником», выругался, не поворачивая головы, и умчался прочь, задев портфелем бампер соседней машины. А из припаркованной у обочины «девятки» зазвучали злые гитарные переборы и строгие слова о том, что «десантура атакует с неба». И из дырки в ограде стадиона вылезло трое здоровенных лбов в спортивных костюмах, один из которых выронил бутылку с пивом, та громко раскололась и оросила асфальт мутным содержимым. Лбы не расстроились и в качестве компенсации немедленно пристали к двум студенткам. Проходивший мимо мужчина попытался сделать им замечание и, тут же ознакомившись с ассортиментом вербальных угроз, опустил голову и засеменил дальше. Сидевшие в «девятке» пассажиры, чьи похмельные лица были хорошо видны через опущенные стекла, одобрительно заулыбались, и это говорило в пользу того, что пацанчики все еще бодрячком, Европа все еще там, где ей и положено быть, а все мы - дети Данилы Бодрова. И лето прошло, а бодрящие солнечные лучи созданы лишь для того, чтобы утренняя Россия встала с колен и пошла на работу.