Выбор
Как-то так получилось, что пишу я мало. А если и пишу, то все больше про милуим (резервистские сборы, если кто не в теме). Не люблю милуим, но пишу. Видимо, даже такой небольшой выход за пределы обыденного впечатляет и мобилизует. На писанину.
Народу в нашей части мало, наверное, общей численностью человек 50 и новые люди появляются редко. С Ц. мы были знакомы лет 10. Пришли в часть одновременно (или почти одновременно), сверстники... Почему Ц.? Да как-то не хочется полным именем, есть в этом что-то нечестное. А псевдоним не хочу придумывать. Да, в общем, это и не главное. Как и в любом коллективе, какие-то люди вызывают симпатию, какие-то наоборот. С Ц. мы сразу нашли общий язык - оба относимся скептически к армейскому планированию и вообще к милуиму как возможному времяпровождению, оба нашли свое место в израильском хайтеке. Ну, и другие общие интересы. Но при этом одна тема оказалась явным табу. Это - политика. Ц. был журналистом, левых взглядов (тавтология?), живущем где-то в центре Тель-Авива. Так что после нескольких идеологических споров едва не закончившихся попыткой и горячем желанием прочистить собеседнику мозги посредством ударов по ушам, была выработана молчаливая совместная стратегия. К счастью, я не испытываю потребности ежедневного общения на тему политики и политиков как представителей рода человеческого, мой оппонент, видимо, также. Я повторюсь; нам действительно было интересно вместе. Просто избегали определенных тем, и все.
Год назад я получил повестку на учения. 26 декабря по 1 января. Больше всего меня тогда заботило, закончатся ли учения до Нового Года, или после. Наивный. Естественно, на месте сбора нам сообщили, что учения отменяются и наш призыв меняется на «цав 8» - призыв на военные действия без ограничения времени. Ничего не было известно - ни куда мы двинем, ни когда. Но ясно было, что мы будем торчать либо около Газы, либо внутри нее. Честно говоря, в какой-то момент стало очень страшно. Какой-то иррациональный страх. Т.е. умом-то понимаешь, что на передовой я не буду, а свалиться ракета на голову может везде, но все же… До сих пор помню этот комок где-то внутри. Но рутина затягивает. Мы делали все тоже самое, что и на многочисленных учениях до того, но все было гораздо проще и легче. Полководец был абсолютно прав насчет учений и боя: армейская машина, обычно такая ржавая и тупая, вдруг завертелась. Куда-то подевалась идиотская бюрократия, вещи решались на ходу и вообще эффективность потрясала. К слову сказать, когда война закончилась и мы должны были начать сдавать оборудование, все вернулось на круги своя. За один день выползли из щелей ленивые кладовщики и на-всех-положить -ельное отношение. Но это было через месяц. А вначале мы гадали, что будем делать и где окажемся. Ц. я почти не видел. То есть видел в первый день, когда нас всех собрали на первый инструктаж, а потом не встречал. Впрочем, часть народа перебросили на объекты сразу.
Через месяц все закончилось и всю нашу часть собрали на торжественное вручение ништяков, слушание речей и поедания снеди. Снеди не хотелось, речей тем более а ништяки того не стоили. Хотелось домой. Ц. я не видел, но мне было и не до того. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотел домой. Ну, и поехал, естественно, куда же я делся.
А неделю назад меня опять призвали. Очередные учения, ничего особенного. Но в первый день вызвали только офицеров, тут-то я удивился, что Ц. опять нет. Он должен был быть, вызвали-то всех. Поинтересовался у нач. части - где, собственно, имярек? Вот тогда и узнал, что в тот, первый день «Литого Свинца» Ц. заявил, что он пацифист и участие в войне не соответствует его моральным принципам. Мой собеседник чуть ли не скрежетал зубами: пока были учения, никто не был пацифистом, а как только вызвали «всерьез» - они не могут, моральные принципы не позволяют. И вместо человека - дыра в списках распределения.
Так что - сказал он мне - ты его вряд ли еще увидишь на сборах.
Не думаю, что эта история пошла дальше нашего начальства. Никому не хочется выносить сор из избы. Часть маленькая и такая реклама не нужна никому. Скорее всего, Ц. все еще числится у нас, но его просто не будут вызывать в милуим. Тоже, конечно, способ отмазаться от этого счастья.
Почему-то меня эта история очень задела. Тяжело подобрать определение, что именно. Какая-то обида, что ли? Ощущение чего-то грязного, липкого. Не могу сформулировать. Собственно, и морали никакой из этой истории не следует. Что левые бяки? Глупость. Могу даже признаться, что в тот момент, когда ничего еще не было известно и было очень страшно, мелькнула мысль объявить себя «пацифистом» и так отделаться. Мелькнула не как руководство к действию, а как возможный выход из ситуации. Выход, естественно, всерьез даже не рассматривался. Вообще, я не рассматривал какие-либо выходы кроме как ждать естественного развития событий. Но как идея это промелькнуло. А Ц. поймал эту идею, поймал и реализовал, и видимо, эта грязная идейка, копошившаяся на дне моей совести тогда и не дает покоя. Как будто я, пусть опосредованно, но как-то это сделал.
Мы не были друзьями. Но почему-то ощущение, что у меня что-то отняли.
Народу в нашей части мало, наверное, общей численностью человек 50 и новые люди появляются редко. С Ц. мы были знакомы лет 10. Пришли в часть одновременно (или почти одновременно), сверстники... Почему Ц.? Да как-то не хочется полным именем, есть в этом что-то нечестное. А псевдоним не хочу придумывать. Да, в общем, это и не главное. Как и в любом коллективе, какие-то люди вызывают симпатию, какие-то наоборот. С Ц. мы сразу нашли общий язык - оба относимся скептически к армейскому планированию и вообще к милуиму как возможному времяпровождению, оба нашли свое место в израильском хайтеке. Ну, и другие общие интересы. Но при этом одна тема оказалась явным табу. Это - политика. Ц. был журналистом, левых взглядов (тавтология?), живущем где-то в центре Тель-Авива. Так что после нескольких идеологических споров едва не закончившихся попыткой и горячем желанием прочистить собеседнику мозги посредством ударов по ушам, была выработана молчаливая совместная стратегия. К счастью, я не испытываю потребности ежедневного общения на тему политики и политиков как представителей рода человеческого, мой оппонент, видимо, также. Я повторюсь; нам действительно было интересно вместе. Просто избегали определенных тем, и все.
Год назад я получил повестку на учения. 26 декабря по 1 января. Больше всего меня тогда заботило, закончатся ли учения до Нового Года, или после. Наивный. Естественно, на месте сбора нам сообщили, что учения отменяются и наш призыв меняется на «цав 8» - призыв на военные действия без ограничения времени. Ничего не было известно - ни куда мы двинем, ни когда. Но ясно было, что мы будем торчать либо около Газы, либо внутри нее. Честно говоря, в какой-то момент стало очень страшно. Какой-то иррациональный страх. Т.е. умом-то понимаешь, что на передовой я не буду, а свалиться ракета на голову может везде, но все же… До сих пор помню этот комок где-то внутри. Но рутина затягивает. Мы делали все тоже самое, что и на многочисленных учениях до того, но все было гораздо проще и легче. Полководец был абсолютно прав насчет учений и боя: армейская машина, обычно такая ржавая и тупая, вдруг завертелась. Куда-то подевалась идиотская бюрократия, вещи решались на ходу и вообще эффективность потрясала. К слову сказать, когда война закончилась и мы должны были начать сдавать оборудование, все вернулось на круги своя. За один день выползли из щелей ленивые кладовщики и на-всех-положить -ельное отношение. Но это было через месяц. А вначале мы гадали, что будем делать и где окажемся. Ц. я почти не видел. То есть видел в первый день, когда нас всех собрали на первый инструктаж, а потом не встречал. Впрочем, часть народа перебросили на объекты сразу.
Через месяц все закончилось и всю нашу часть собрали на торжественное вручение ништяков, слушание речей и поедания снеди. Снеди не хотелось, речей тем более а ништяки того не стоили. Хотелось домой. Ц. я не видел, но мне было и не до того. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотел домой. Ну, и поехал, естественно, куда же я делся.
А неделю назад меня опять призвали. Очередные учения, ничего особенного. Но в первый день вызвали только офицеров, тут-то я удивился, что Ц. опять нет. Он должен был быть, вызвали-то всех. Поинтересовался у нач. части - где, собственно, имярек? Вот тогда и узнал, что в тот, первый день «Литого Свинца» Ц. заявил, что он пацифист и участие в войне не соответствует его моральным принципам. Мой собеседник чуть ли не скрежетал зубами: пока были учения, никто не был пацифистом, а как только вызвали «всерьез» - они не могут, моральные принципы не позволяют. И вместо человека - дыра в списках распределения.
Так что - сказал он мне - ты его вряд ли еще увидишь на сборах.
Не думаю, что эта история пошла дальше нашего начальства. Никому не хочется выносить сор из избы. Часть маленькая и такая реклама не нужна никому. Скорее всего, Ц. все еще числится у нас, но его просто не будут вызывать в милуим. Тоже, конечно, способ отмазаться от этого счастья.
Почему-то меня эта история очень задела. Тяжело подобрать определение, что именно. Какая-то обида, что ли? Ощущение чего-то грязного, липкого. Не могу сформулировать. Собственно, и морали никакой из этой истории не следует. Что левые бяки? Глупость. Могу даже признаться, что в тот момент, когда ничего еще не было известно и было очень страшно, мелькнула мысль объявить себя «пацифистом» и так отделаться. Мелькнула не как руководство к действию, а как возможный выход из ситуации. Выход, естественно, всерьез даже не рассматривался. Вообще, я не рассматривал какие-либо выходы кроме как ждать естественного развития событий. Но как идея это промелькнуло. А Ц. поймал эту идею, поймал и реализовал, и видимо, эта грязная идейка, копошившаяся на дне моей совести тогда и не дает покоя. Как будто я, пусть опосредованно, но как-то это сделал.
Мы не были друзьями. Но почему-то ощущение, что у меня что-то отняли.