Faust: Растягивая время.
Часть 2. Магические черные коробочки.
Новое формирование провело полдня в репетициях в своем странном подпольном помещении под Гамбургом. Результатом этих сессий стала демонстрационная лента, которая должна была послужить основанием для подписания контракта с Polydor. Самое интересное, что не только Неттльбек занимался финансированием и руководством всех этих музыкальных манипуляций, но и люди с Polydor дали «карт-бланш» для новой, совершенно никому не известной группы. Представить, чтобы сегодня крупный лейбл так тщательно и трогательно заботился бы о судьбе непроверенной группы, абсолютно невозможно. А они им не только помогли с оборудованием и местами для проживания, но и выделили одного из самых лучших своих инженеров, чтобы тот помогал им по мере необходимости. Впрочем, то были совсем другие времена.
Новую студию построили в школьном спортивном зале в деревеньке под названием Вюмме, что в сорока километрах от Гамбурга. В средние века на этом месте был сплошной лес, но потом его вырубили и занялись производством соли. Что касается звукорежиссера, то он понадобился практически сразу, ибо группа не мыслила реализовать что-то из собственных идей без его помощи. Так в группе появился Курт Граупнер, которого все, кто его знал, считали настоящим техническим гением, бесконечно терпеливым и не знающим слова «не могу». Пока студия еще не была готова, музыканты поселились в доме тестя Уве Неттльбека, где дожидалась, пока все необходимое оборудование будет установлено, после чего, собственно, и переехали в новую студию.
Теперь что касается людей, сформировавших саму группу. Жан-Эрве Перон - настоящее дитя 1968 года, проехавший пол-Европы, преследуя женщину, в которую влюблен, в результате чего оказался в Германии. Рудольф Сосна - на половину русский парень - настоящая совесть коллектива: поэт и музыкант с большими амбициями: «Он много пил, много работал, много играл, человек жил без устали». Гюнтер Вюстхофф «прибыл из Фрисланда (провинция Голландии), страны, где никто никогда ни перед кем не склонял головы - будь то король, завоеватели или постоянно плохая погода. Он много не говорил, шутил сухо, был довольно путным парнем и все время таскал с собой пушку. Он знал кучу джазовых аккордов на гитаре, но кроме этого - играл на саксофоне, изобретая по пути различные техники, основанные на каких-то там математических правилах». Вюстхоф, к тому же, учился в школе искусств в Гамбурге. Йохен Ирмлер работал дизайнером, а играть умел на флейте, ситаре, кларнете и фортепиано - этому всему он выучился в детстве, в Боденсе, пока не сбежал из дома в Гамбург. Трудолюбивый и спокойный, он был незаменимым клавишником, одаренным музыкантом, тяготеющий к звуковому новаторству в плане шумовых экспериментов. Артур Майферт сочетал в себе необычную смесь из дизайнера, концептуалиста, интеллектуала и рок-барабанщика, а Заппи Дирмайер, австриец по происхождению, был «реинкарнацией такси». Неттльбек отличался быстрым умом и не менее быстрой речью, у него было богатое воображение и литературное прошлое «он был самым главным боссом, когда дело касалось судеб всего проекта в целом».
С самых первых дней музыканты решили придерживаться принципов музыкальной демократии, где даже Курт и Уве имели равноправные голоса в спорах. Ирмлер подчеркивает эти принципы, рассказывая, что они хотели «двигаться куда-то вместе, туда, где каждый может высказать собственную инициативу. Хотя это иногда приводило к жарким схваткам, но это была и является главным принципом, который я рекомендую». Дирмайер описывает способ общения внутри группы примерно такими же словами: «Принцип был в том, чтобы взять все музыкальные идеи каждого из нас, все его пристрастия и прошлое, свалить все это в один огромный чан, где все бы бурлило, стреляло и кипело, после чего превратилось бы в нечто новое».
Как в самой настоящей лаборатории, где влияние внешней среды совершенно исключено, в группе запретили радио и магнитофоны. Да и сами музыканты сознательно отрезали себя от общения с остальными коллективами: «не было вообще никаких связей - ни личностных, ни музыкальных - между Faust и остальными немецкими коллективами. Мы должны были двигаться в собственном направлении, дышать свежим ветром, что бьет нам в лицо, не оглядываясь на то, что там пытаются делать остальные».
По словам Эрве, решающим параграфом в торжестве их конституции являлась идея «никаких компромиссов, мы делаем исключительно то, что чувствуем, без оглядки на то, куда это может привести».
В погоне за настоящей музыкальной демократией было решено даже позволить любому члену группы влиять на то, как будет окончательно звучать Faust. Ирмлер, Сосна и Вюстхофф придумали специальный процессор, который бы помог им достигнуть желаемого. Граупнер, выслушав все их пожелания, отправился в лабораторию звука Deutsche Grammophon, где занялся его изготовлением.
Новый процессор работал на основе как синтетических звуков, так и различных эффектов. Именно эти процессоры стали секретным оружием немцев, знаменитыми черными коробочками Faust. Сделанные из плексигласа, они были длинной примерно в метр, снабжены двадцатью ручками настройки, коммутационной панелью, педалями для контроля звука и генераторов импульса, кольцевым модулятором, различными фильтрами, эквалайзерами, эффектами, а также интерфейсом для подключения внешних процессоров, если функциональности данной системы по какой-то непредвиденной причине не будет хватать. Кроме набора привычных и распространенных эффектов, там были, кстати, и уникальные, изобретенные Граупнером, что позволяли управлять звуком в стерео-пространстве. Но самое главное - «ящички» можно было соединить шнурами и тогда каждый музыкант мог контролировать звук остальных, что и давало ту самую необходимую звуковую демократию, к которой они так стремились, но по техническому несовершенству до этого достичь не могли. Кроме того, Курт поработал и над студийной аппаратурой Studer, увеличив количество треков с заводских восьми до двенадцати, тем самым расширив звуковой холст группы.