Италия - Милан
Хочется оставить воспоминания о том, как мы вчетвером ездили в Италию. Почти год назад, седьмого сентября мы вылетели в Милан, через семнадцать дней вернулись обратно, побывав в Венеции, Флоренции, Риме и ещё многих прекрасных местах северной части Италии. Этим летом я так и не выбрался никуда, поэтому путешествовать буду здесь и по памяти.
Пролог.
«Поедем, как нормальные мужики. С собой минимум вещей, в основном только деньги. Никаких автобусов и поездов, возьмём красную или чёрную купе «Альфа-Ромео», будем водить по очереди. На гостиницах легко сэкономим, закажем заранее, минимум удобств: кинуть вещи, поставить машину, поспать, помыться и дальше. Позади пыль, впереди открытия. Горные озёра, густые леса, скоростной серпантин, равнины, плоские как бильярдный стол, античные замки, море, даже два моря, песчаные пляжи, красивые южные женщины, вкусная еда, вино, кофе, мороженное всех цветов и сортов», - примерно так мы с Бондом в апреле задумывали нашу поездку в Италию, запланированную на август-сентябрь.
Мы рисовали себе картины двух улыбающихся белозубых баловней судьбы с развевающимися на ветру волосами, устремивших лучистые взгляды навстречу горизонту. Наш двуместный итальянский кабриолет стремительно рассекал свободную дорогу на полосы разметки, которые как волны от корабля, расходились от бортов автомобиля. Настоящее для нас обладало таким же оттенком неопределённости, каким обычно обладает будущее, которое в свою очередь казалось слишком далёким, чтобы верить в его существование, хотя и лежало в пределах ближайших десяти минут - прекрасное свойство быстрых машин и незнакомых дорог отцеплять лишние мысли. Мы были легки, нравились себе и ни в чём не нуждались. Нам не нужно было пробовать жизнь - никто не сомневался в её отличном вкусе.
Но тем не менее...
Действие разворачивается в аэропорте Кишинёва. Бонд с Викой, хихикая, допивают купленный в Домодедово Бейлис, делают два шага и оказываются в рамке пассажирского контроля. Их пропускают, мы садимся в самолёт, который тут же переносит нас в Милан. Перед выходом из аэропорта мы натыкаемся на стойку с купонами на проезд в центр города: три по цене двух, над Бондом витает крылатый слоник с сердечком на боку, и он занимает своё бесплатное место в автобусе. Центр города, точнее центральный автовокзал, мы стоим на углу величественного старинного здания. Бонд бестолку крутит навигатор, я не выдерживаю и ухожу за картой, возвращаюсь, навигатор заработал.
Ещё час и мы в гостинице, стоим на ресепшене красивого снаружи старинного двухэтажного здания. Холл покрыт ковролином, рядом с зеркалом стоит декоративная пальма, тут же маленькая скамейка, со стойки с нами говорит молодой итальянец, в лице которого отражается спокойствие шахматиста. За спиной у него стеллаж с полками, уставленными мешками с кофе, чаем и бутылками с алкоголем, напротив стеллажа барная стойка, на которой стоит огромная кофемашина и микроволновая печь. Итальянец берёт наши паспорта, заполняет бланки и даёт нам ключи от номера, педантично, но певуче сопроводив нас инструкциями о том, что по меркам гостиницы хорошо, а что не очень.
Номер на четверых с высокими, как небо, потолками и с огромным, как Евразия, балконом. В центре номера стоит двуспальная кровать, рядом с дверью на балкон ещё одна, поменьше, вторая односпальная у входной двери под нависающим на кронштейне телевизором. Мы бисером раскидываем вещи из сумок, и опадаем на скрипучие матрасы, чтобы замереть в чарующем созерцании потолочной побелки и дать ползущему от ног теплу разлиться по всему телу. Ещё утром поднятья с кровати было тяжелее, чем выбраться из под могильной плиты, а сейчас мы прямо в обуви валяемся на кровати в комнате с открытым настежь балконом, светлой шторой, играющей на ветру лучами солнца, в тишине, иногда прерываемой незнакомой речью с улицы и изредка проезжающими машинами на фоне шелеста листвы фиговых деревьев.
В это время где-то в Польше...
«По техническим причинам самолёт, летящий в Милан, полететь не сможет, поэтому все, кто собирался в Италию, полетят в Швейцарию».
Конечно, это был не Катин день. Отпуск в Италии рисковал закончиться ещё до пересечения её границ и одновременно начинался отпуск в Польше. Одно грело её душу, шуба, которую она интуитивно взяла с собой на пляжи солнечной Италии, и которая уже четвёртый час ограждала её от мрачных туч аэропорта Варшавы. Не прошло ещё трёх часов, как ей предложили подняться на борт самолёта до Цюриха... и горные лыжи, от которых Катя, скромно потупив глазки, отказалась, ответив лишь чуть слышно: «Катя не катается, катитесь сами». Подняв глазки, она обнаружила себя в переходе к самолёту на Милан из Цюриха, в котором она задержалась не дольше, чем без нужды в мужском туалете.
Солнце погружалось в дрожащую от горящего воздуха взлётной полосы огненно-кремовую полосу горизонта, шасси самолёта из Цюриха медленно выдвигались навстречу бегущей разметке миланского аэропорта, сердце Кати с трепетом наполнялось ненавистью к авиаперелётам в целом и к польской авиакомпании LOT в частности...
Тем временем в Милане...
...почти ничего не происходило. Мы рыскали в поисках еды, как волки в зимовье, но во всех кафе нам говорили, что они откроются в семь, несмотря на то, что есть хотелось уже в пять. В итоге мы разделились: Вика с Бондом пошли в продуктовый магазин рядом с гостиницей, а меня инстинкты повели на корсо Буэнос-Айрес - самой популярной для шопинга улице Милана. Дальше, как во сне: мимо проплывают витрины, фасады зданий, туристы, автомобили, впереди прямо на тротуаре стоят столики под тентами и через улицу из кафе и обратно бегают официанты с подносами. Я сажусь на свободное место, меню на английском, но всё равно не понимаю что значат все эти слова, поэтому открываю раздел с пастой и прошу принести самую вкусную. Официантка, женщина с добрым, спокойным лицом и глубоким взглядом, ничего не ищущим, но внимательным, в котором мне прочитались долгие годы семейной жизни в окружении любящего мужа и сыновей - посоветовала мне фетучини с соусом Песто. Я, конечно, согласился, и, попробовав принесённое блюдо, погрузился во второй сон.
Наступил вечер, солнечный свет покинул город, улицы окрасились светом фонарей, игриво пестрящих в кронах деревьев. Втроём мы сидели на площади автовокзала, погруженные в ощущение незнакомого города в незнакомой стране, полностью захватившего наше внимание, дарящего нам плавность и беспечность выбора беспрепятственно двигаться в любом направлении физически, но не дальше его границ мысленно. Всё происходящее в Москве нас касалось ровно настолько, насколько астронома касается рождение сверхновой в галактике Гдетотам: «Вау, какой бдыщ... ассистент, занесите в табель».
Близилась Катя, мы пошли ей навстречу, она мотивировала нас отказом, но у гостиницы мы стали дружны. На ресепшене во время Катиной регистрации итальянец попросил уточнить на кого именно оформлен номер. Бонд не растерялся и козырнул заграничным диалектом: I'm Alexander Bondar - казалось бы этого достаточно - I live in Moscow and this is my girlfriend - добавил Бонд, охапнув Вику.
В номер мы зашли с намерением выйти из него только утром. Вещи по местам, душ, постель, выключаем свет, сон, как кот, подкрадывается к нам под тихий ропот ночного города, изредка с улицы доносятся всё те же голоса, сверчки запускают свирели, мысли растворяются в темноте закрытых глаз, мы спим...
Три часа ночи. Я не понимаю во сне это или нет, но сам факт сомнения заставляет меня напрячься и продолжать следить за происходящим, пусть и с закрытыми глазами. Мой фантом, бродящий по комнате, в которой мы спали, окончательно исчезает, и я чувствую, что начинаю слышать своими ушами то, от чего едва ли у кого-то получится уснуть. Моя кровать находится у входа, как раз у подножия двуспальной кровати, где лежат Вика и Бонд, и оттуда я слышу, как постепенно начинает поскрипывать матрас. Я начинаю улыбаться в темноте с закрытыми глазами и с большим интересом жду наглядного примера, как мой друг детства попытается тихонечко заняться сексом. Но вместо этого слышу женский голос:
- Са-а-а-аш! - по-детски требовательно, громким, нетерпеливым шёпотом.
- Са-а-ш!!! - ещё более требовательно.
Матрас заскрипел ещё больше уже под тяжестью второго тела. Ну, думаю, точно у кого-то голова прошла...
- Что? - односложно прозвучал сонный мужской голос.
- Меня кто-то укусил...
Долгая пауза...
- Кто? - очевидно, кто-то третий затрепетал в страхе быть раскрытым…
- Не знаю... Болит... Вот здесь... Потрогай... Там шишка...
- Здесь?
- Нет, ниже...
- Здесь?..
- Нет же, ещё ниже...
- Здесь?..
- Да... Чувствуешь?
- М-м... да... правда, кто-то укусил, - констатировал Бонд голосом паталогоанатома лишив сложившийся момент какого-либо продолжения.
- Болит... - послышались всхлипы...
- Ну, иди ко мне, моя бузякочка...
Далее я снова начал засыпать под милое воркование Бонда.
Весь следующий день мы, смешавшись с вездесущей толпой туристов, гуляем по центру города. К обеду добираемся до обширного парка, где садимся на скамейки, чтобы дать ногам отдохнуть и скоротать время в разговоре. После Бонд с Викой уходят обедать, мы с Катей идём дальше до уже знакомой корсо Буэнос-Айрес, где происходит её знакомство с фетучини с соусом Песто, точнее её хватило только на половину тарелки, а меня, соответственно, на полторы. Близится вечер, с парой бутылок вина и прочими вкусностями мы идём в гостиницу. Мы не договорились с ребятами, и они тоже купили пару бутылок вина. Вино и вечер с ним закончились на балконе.
Утро... получилось в лучших традициях Мафии: город проснулся без одного человека. Бонд лежал на кровати в позе убиенного Сократа. У нас сразу появилось подозрение, что его муки несопоставимы с количеством выпитого, и даже если приплести акклиматизацию, то этого едва ли хватило даже на половину той доли страданий, какие выражала гримаса на его лице. Потом он пропал в туалете, и пока он там сидел, я рассказал девочкам историю...
За два дня до отлёта в Италию, я вернулся из Крыма. За два дня до отлёта из Крыма я отравился молочным коктейлем. Сальмонеллёз за одну ночь сделал меня почти прозрачным. К вечеру следующего дня я выздоровел, но был не сколько бодрым, сколько отпущенным из плена вредоносной бациллы и цветом лица был как никогда похож на человека на чёрно-белой фотографии в паспорте.
Наш консилиум решил, что пациент, коротавший в тот момент время в стационаре, абсолютно точно пал жертвой бактерии с берегов крымского полуострова. Завтрак, в уже полюбившемся нам кафе на корсо Буэнос-Айрес проходил, как никогда с огромным вниманием и осторожностью со стороны девочек. Мы же с Бондом с вялым пофигизмом ели всё, что попадётся как в собственных тарелках, так и в тарелках друг друга. После фетучини с Песто Бонд заметно порозовел, и мы вчетвером отправились гулять дальше.
В этот день мы решили выбраться дальше центра и устремились в северную часть города к месту, где начинались жилые кварталы. Через час мы оказались на местном блошином рынке в неизменной и вездесущей толчее туристов, скрыться от которой, как стало ясно в тот момент, гораздо сложнее, чем думалось до этого. Выбравшись из рынка, мы пошли вдоль канала. Справа и слева стояли пяти-десяти-этажные дома. На балконах висло белье, телевизионные тарелки, а также флаги «Интера» и «Милана», вечно враждующих под одной крышей футбольных клубов.
Сколько можно идти? В какой-то момент я отключился от внешнего и просто шёл, следуя одному направлению и наугад выбирая повороты, уже не фиксируя происходящего вокруг, с другой стороны я искал перемены, цепляясь взглядом за всё, что хотя бы немного изменит текущую обстановку - высохший канал, жаркое солнце, запах рыбы, дома тёплых пастельных оттенков. Оказаться в пустыне можно даже в центре большого города.
Наконец мы выбрались ближе к центру и сели в кафе в здании, которое стояло на подъёме дороги. Столики были привинчены. Покачавшись на стуле можно было переместиться за соседний. После обеда мы снова разделились. Бонд с Викой поехали в гостиницу, мы с Катей пошли пешком дальше.
Как будто мы перешли пустыню. Идти становится проще, глаза оживают, я связываю это с наступающим вечером. Мы идём по изогнутой улице бизнес квартала, из-за поворота, один за одним, появляются монументальные здания, мощные и тёмные, как прибрежные скалы, глубоко пустившие корни фундамента в городскую почву, людей совсем немного, хотя до центра, до Собора Дуомо не больше километра. Мы проходим мимо мясной лавки, останавливаемся и идём обратно, чтобы полюбоваться, как красиво на витрине висит колбаса. Через витрину мы видим за прилавком целую артель мясников в белых халатах на фоне развешанных окороков, вырезок, всё той же колбасы и прочей невероятно аппетитных на вид мясных деликатесов. Первый мясник огромного роста, широкоплечий, с большим пузом, упитанным лицом с чёрной бородой и огромными руками, в которых самый большой топор выглядит хрупким, как градусник. Он легко справляется с быками. Второй мясник с радушным и одновременно мудрым лицом профессора истории, седыми волосами, выбивающимися из под колпака и косматыми бровями, нависающими над большими глазами, с разбегающимися морщинами, его удел овцы. Третий, пожилой и краснолицый, с молодыми мечтательными глазами многодетного поэта, козы - его конёк. Четвёртый, чернокожий, с неподвижным спокойным лицом, тенью стоящий позади остальных, от него ещё не уходил ни один петух. Пятый смеётся и, подмигивая, приглашает нас из-за прилавка зайти внутрь...
Мы заходим в номер и падаем по кроватям. Долго лежать нельзя - нас ещё программка бесплатного концерта знаменитого в Италии и за её пределами детского хора, который состоится сегодня вечером на площади. Хотя прямо сейчас хор очень далёк от нас.
Спускаемся в метро, площадь наполнена до отказа, в хоре около двухсот человек и мне кажется, что толпа на площади даже если захочет, не сможет заглушить хор ни воплями, ни песнями, ни аплодисментами. Я в восторге от хора, но не в восторге от конферансье, он подпевал, мне кажется, ему за это не заплатили. Мы снова в номере, засыпаем. Во вторую ночь в Милане никого не покусали, либо мы слишком крепко спали...
Пролог.
«Поедем, как нормальные мужики. С собой минимум вещей, в основном только деньги. Никаких автобусов и поездов, возьмём красную или чёрную купе «Альфа-Ромео», будем водить по очереди. На гостиницах легко сэкономим, закажем заранее, минимум удобств: кинуть вещи, поставить машину, поспать, помыться и дальше. Позади пыль, впереди открытия. Горные озёра, густые леса, скоростной серпантин, равнины, плоские как бильярдный стол, античные замки, море, даже два моря, песчаные пляжи, красивые южные женщины, вкусная еда, вино, кофе, мороженное всех цветов и сортов», - примерно так мы с Бондом в апреле задумывали нашу поездку в Италию, запланированную на август-сентябрь.
Мы рисовали себе картины двух улыбающихся белозубых баловней судьбы с развевающимися на ветру волосами, устремивших лучистые взгляды навстречу горизонту. Наш двуместный итальянский кабриолет стремительно рассекал свободную дорогу на полосы разметки, которые как волны от корабля, расходились от бортов автомобиля. Настоящее для нас обладало таким же оттенком неопределённости, каким обычно обладает будущее, которое в свою очередь казалось слишком далёким, чтобы верить в его существование, хотя и лежало в пределах ближайших десяти минут - прекрасное свойство быстрых машин и незнакомых дорог отцеплять лишние мысли. Мы были легки, нравились себе и ни в чём не нуждались. Нам не нужно было пробовать жизнь - никто не сомневался в её отличном вкусе.
Но тем не менее...
Действие разворачивается в аэропорте Кишинёва. Бонд с Викой, хихикая, допивают купленный в Домодедово Бейлис, делают два шага и оказываются в рамке пассажирского контроля. Их пропускают, мы садимся в самолёт, который тут же переносит нас в Милан. Перед выходом из аэропорта мы натыкаемся на стойку с купонами на проезд в центр города: три по цене двух, над Бондом витает крылатый слоник с сердечком на боку, и он занимает своё бесплатное место в автобусе. Центр города, точнее центральный автовокзал, мы стоим на углу величественного старинного здания. Бонд бестолку крутит навигатор, я не выдерживаю и ухожу за картой, возвращаюсь, навигатор заработал.
Ещё час и мы в гостинице, стоим на ресепшене красивого снаружи старинного двухэтажного здания. Холл покрыт ковролином, рядом с зеркалом стоит декоративная пальма, тут же маленькая скамейка, со стойки с нами говорит молодой итальянец, в лице которого отражается спокойствие шахматиста. За спиной у него стеллаж с полками, уставленными мешками с кофе, чаем и бутылками с алкоголем, напротив стеллажа барная стойка, на которой стоит огромная кофемашина и микроволновая печь. Итальянец берёт наши паспорта, заполняет бланки и даёт нам ключи от номера, педантично, но певуче сопроводив нас инструкциями о том, что по меркам гостиницы хорошо, а что не очень.
Номер на четверых с высокими, как небо, потолками и с огромным, как Евразия, балконом. В центре номера стоит двуспальная кровать, рядом с дверью на балкон ещё одна, поменьше, вторая односпальная у входной двери под нависающим на кронштейне телевизором. Мы бисером раскидываем вещи из сумок, и опадаем на скрипучие матрасы, чтобы замереть в чарующем созерцании потолочной побелки и дать ползущему от ног теплу разлиться по всему телу. Ещё утром поднятья с кровати было тяжелее, чем выбраться из под могильной плиты, а сейчас мы прямо в обуви валяемся на кровати в комнате с открытым настежь балконом, светлой шторой, играющей на ветру лучами солнца, в тишине, иногда прерываемой незнакомой речью с улицы и изредка проезжающими машинами на фоне шелеста листвы фиговых деревьев.
В это время где-то в Польше...
«По техническим причинам самолёт, летящий в Милан, полететь не сможет, поэтому все, кто собирался в Италию, полетят в Швейцарию».
Конечно, это был не Катин день. Отпуск в Италии рисковал закончиться ещё до пересечения её границ и одновременно начинался отпуск в Польше. Одно грело её душу, шуба, которую она интуитивно взяла с собой на пляжи солнечной Италии, и которая уже четвёртый час ограждала её от мрачных туч аэропорта Варшавы. Не прошло ещё трёх часов, как ей предложили подняться на борт самолёта до Цюриха... и горные лыжи, от которых Катя, скромно потупив глазки, отказалась, ответив лишь чуть слышно: «Катя не катается, катитесь сами». Подняв глазки, она обнаружила себя в переходе к самолёту на Милан из Цюриха, в котором она задержалась не дольше, чем без нужды в мужском туалете.
Солнце погружалось в дрожащую от горящего воздуха взлётной полосы огненно-кремовую полосу горизонта, шасси самолёта из Цюриха медленно выдвигались навстречу бегущей разметке миланского аэропорта, сердце Кати с трепетом наполнялось ненавистью к авиаперелётам в целом и к польской авиакомпании LOT в частности...
Тем временем в Милане...
...почти ничего не происходило. Мы рыскали в поисках еды, как волки в зимовье, но во всех кафе нам говорили, что они откроются в семь, несмотря на то, что есть хотелось уже в пять. В итоге мы разделились: Вика с Бондом пошли в продуктовый магазин рядом с гостиницей, а меня инстинкты повели на корсо Буэнос-Айрес - самой популярной для шопинга улице Милана. Дальше, как во сне: мимо проплывают витрины, фасады зданий, туристы, автомобили, впереди прямо на тротуаре стоят столики под тентами и через улицу из кафе и обратно бегают официанты с подносами. Я сажусь на свободное место, меню на английском, но всё равно не понимаю что значат все эти слова, поэтому открываю раздел с пастой и прошу принести самую вкусную. Официантка, женщина с добрым, спокойным лицом и глубоким взглядом, ничего не ищущим, но внимательным, в котором мне прочитались долгие годы семейной жизни в окружении любящего мужа и сыновей - посоветовала мне фетучини с соусом Песто. Я, конечно, согласился, и, попробовав принесённое блюдо, погрузился во второй сон.
Наступил вечер, солнечный свет покинул город, улицы окрасились светом фонарей, игриво пестрящих в кронах деревьев. Втроём мы сидели на площади автовокзала, погруженные в ощущение незнакомого города в незнакомой стране, полностью захватившего наше внимание, дарящего нам плавность и беспечность выбора беспрепятственно двигаться в любом направлении физически, но не дальше его границ мысленно. Всё происходящее в Москве нас касалось ровно настолько, насколько астронома касается рождение сверхновой в галактике Гдетотам: «Вау, какой бдыщ... ассистент, занесите в табель».
Близилась Катя, мы пошли ей навстречу, она мотивировала нас отказом, но у гостиницы мы стали дружны. На ресепшене во время Катиной регистрации итальянец попросил уточнить на кого именно оформлен номер. Бонд не растерялся и козырнул заграничным диалектом: I'm Alexander Bondar - казалось бы этого достаточно - I live in Moscow and this is my girlfriend - добавил Бонд, охапнув Вику.
В номер мы зашли с намерением выйти из него только утром. Вещи по местам, душ, постель, выключаем свет, сон, как кот, подкрадывается к нам под тихий ропот ночного города, изредка с улицы доносятся всё те же голоса, сверчки запускают свирели, мысли растворяются в темноте закрытых глаз, мы спим...
Три часа ночи. Я не понимаю во сне это или нет, но сам факт сомнения заставляет меня напрячься и продолжать следить за происходящим, пусть и с закрытыми глазами. Мой фантом, бродящий по комнате, в которой мы спали, окончательно исчезает, и я чувствую, что начинаю слышать своими ушами то, от чего едва ли у кого-то получится уснуть. Моя кровать находится у входа, как раз у подножия двуспальной кровати, где лежат Вика и Бонд, и оттуда я слышу, как постепенно начинает поскрипывать матрас. Я начинаю улыбаться в темноте с закрытыми глазами и с большим интересом жду наглядного примера, как мой друг детства попытается тихонечко заняться сексом. Но вместо этого слышу женский голос:
- Са-а-а-аш! - по-детски требовательно, громким, нетерпеливым шёпотом.
- Са-а-ш!!! - ещё более требовательно.
Матрас заскрипел ещё больше уже под тяжестью второго тела. Ну, думаю, точно у кого-то голова прошла...
- Что? - односложно прозвучал сонный мужской голос.
- Меня кто-то укусил...
Долгая пауза...
- Кто? - очевидно, кто-то третий затрепетал в страхе быть раскрытым…
- Не знаю... Болит... Вот здесь... Потрогай... Там шишка...
- Здесь?
- Нет, ниже...
- Здесь?..
- Нет же, ещё ниже...
- Здесь?..
- Да... Чувствуешь?
- М-м... да... правда, кто-то укусил, - констатировал Бонд голосом паталогоанатома лишив сложившийся момент какого-либо продолжения.
- Болит... - послышались всхлипы...
- Ну, иди ко мне, моя бузякочка...
Далее я снова начал засыпать под милое воркование Бонда.
Весь следующий день мы, смешавшись с вездесущей толпой туристов, гуляем по центру города. К обеду добираемся до обширного парка, где садимся на скамейки, чтобы дать ногам отдохнуть и скоротать время в разговоре. После Бонд с Викой уходят обедать, мы с Катей идём дальше до уже знакомой корсо Буэнос-Айрес, где происходит её знакомство с фетучини с соусом Песто, точнее её хватило только на половину тарелки, а меня, соответственно, на полторы. Близится вечер, с парой бутылок вина и прочими вкусностями мы идём в гостиницу. Мы не договорились с ребятами, и они тоже купили пару бутылок вина. Вино и вечер с ним закончились на балконе.
Утро... получилось в лучших традициях Мафии: город проснулся без одного человека. Бонд лежал на кровати в позе убиенного Сократа. У нас сразу появилось подозрение, что его муки несопоставимы с количеством выпитого, и даже если приплести акклиматизацию, то этого едва ли хватило даже на половину той доли страданий, какие выражала гримаса на его лице. Потом он пропал в туалете, и пока он там сидел, я рассказал девочкам историю...
За два дня до отлёта в Италию, я вернулся из Крыма. За два дня до отлёта из Крыма я отравился молочным коктейлем. Сальмонеллёз за одну ночь сделал меня почти прозрачным. К вечеру следующего дня я выздоровел, но был не сколько бодрым, сколько отпущенным из плена вредоносной бациллы и цветом лица был как никогда похож на человека на чёрно-белой фотографии в паспорте.
Наш консилиум решил, что пациент, коротавший в тот момент время в стационаре, абсолютно точно пал жертвой бактерии с берегов крымского полуострова. Завтрак, в уже полюбившемся нам кафе на корсо Буэнос-Айрес проходил, как никогда с огромным вниманием и осторожностью со стороны девочек. Мы же с Бондом с вялым пофигизмом ели всё, что попадётся как в собственных тарелках, так и в тарелках друг друга. После фетучини с Песто Бонд заметно порозовел, и мы вчетвером отправились гулять дальше.
В этот день мы решили выбраться дальше центра и устремились в северную часть города к месту, где начинались жилые кварталы. Через час мы оказались на местном блошином рынке в неизменной и вездесущей толчее туристов, скрыться от которой, как стало ясно в тот момент, гораздо сложнее, чем думалось до этого. Выбравшись из рынка, мы пошли вдоль канала. Справа и слева стояли пяти-десяти-этажные дома. На балконах висло белье, телевизионные тарелки, а также флаги «Интера» и «Милана», вечно враждующих под одной крышей футбольных клубов.
Сколько можно идти? В какой-то момент я отключился от внешнего и просто шёл, следуя одному направлению и наугад выбирая повороты, уже не фиксируя происходящего вокруг, с другой стороны я искал перемены, цепляясь взглядом за всё, что хотя бы немного изменит текущую обстановку - высохший канал, жаркое солнце, запах рыбы, дома тёплых пастельных оттенков. Оказаться в пустыне можно даже в центре большого города.
Наконец мы выбрались ближе к центру и сели в кафе в здании, которое стояло на подъёме дороги. Столики были привинчены. Покачавшись на стуле можно было переместиться за соседний. После обеда мы снова разделились. Бонд с Викой поехали в гостиницу, мы с Катей пошли пешком дальше.
Как будто мы перешли пустыню. Идти становится проще, глаза оживают, я связываю это с наступающим вечером. Мы идём по изогнутой улице бизнес квартала, из-за поворота, один за одним, появляются монументальные здания, мощные и тёмные, как прибрежные скалы, глубоко пустившие корни фундамента в городскую почву, людей совсем немного, хотя до центра, до Собора Дуомо не больше километра. Мы проходим мимо мясной лавки, останавливаемся и идём обратно, чтобы полюбоваться, как красиво на витрине висит колбаса. Через витрину мы видим за прилавком целую артель мясников в белых халатах на фоне развешанных окороков, вырезок, всё той же колбасы и прочей невероятно аппетитных на вид мясных деликатесов. Первый мясник огромного роста, широкоплечий, с большим пузом, упитанным лицом с чёрной бородой и огромными руками, в которых самый большой топор выглядит хрупким, как градусник. Он легко справляется с быками. Второй мясник с радушным и одновременно мудрым лицом профессора истории, седыми волосами, выбивающимися из под колпака и косматыми бровями, нависающими над большими глазами, с разбегающимися морщинами, его удел овцы. Третий, пожилой и краснолицый, с молодыми мечтательными глазами многодетного поэта, козы - его конёк. Четвёртый, чернокожий, с неподвижным спокойным лицом, тенью стоящий позади остальных, от него ещё не уходил ни один петух. Пятый смеётся и, подмигивая, приглашает нас из-за прилавка зайти внутрь...
Мы заходим в номер и падаем по кроватям. Долго лежать нельзя - нас ещё программка бесплатного концерта знаменитого в Италии и за её пределами детского хора, который состоится сегодня вечером на площади. Хотя прямо сейчас хор очень далёк от нас.
Спускаемся в метро, площадь наполнена до отказа, в хоре около двухсот человек и мне кажется, что толпа на площади даже если захочет, не сможет заглушить хор ни воплями, ни песнями, ни аплодисментами. Я в восторге от хора, но не в восторге от конферансье, он подпевал, мне кажется, ему за это не заплатили. Мы снова в номере, засыпаем. Во вторую ночь в Милане никого не покусали, либо мы слишком крепко спали...