ЧЕЛОВЕК-ЛОСЬ
Однажды я возвращалась в поселок заповедника поздно вечером. Шла по лесу в темноте без фонаря, быстрым шагом. Когда идешь целый день, в конце концов входишь в некий ритм, и ноги сами несут. Главное - не останавливаться, чтобы не чувствовать усталости. Идешь - слышишь свое дыхание и звуки леса, иногда лось проломится в кустах, шарахнется с ревом кабан. А тут вдруг из темноты человеческий, как будто, голос. Протяжный, надломленный.
- Кто там? Кто идет?
Меня жуть пробрала, я прибавила шагу.
- Кто там? Кто таааам?
Не сразу сообразила, да ноги мимо пронесли. В темноте на поляне стоял необитаемый уже старый кордон. Ни фонарика, ни свечки в окне. Кордон был в аварийном состоянии, и его обитателей - лесника Васю с больной женой- переселили, чуть не насильно, в поселок. Мистика какая-то, инфернальщина, и тьма глубокая вокруг, ноги чуют твердую песчаную дорогу, я почти бегу. Широкими шагами, как зверь. Голос в темноте растворился, я надеюсь, что он мне просто померещился, сердце успокоилось постепенно.
Потом, уже в поселке, я узнала, что жена лесника, больная женщина, которая и ходила-то с большим трудом, вернулась на кордон. Одна, опираясь на палку, прошла пятнадцать километров по лесу до дома. Наверное, она-то и кричала мне тогда, учуяла меня в темноте, звериным чутьем узнала по шагам человека.
На кордоне, пока там еще жили, я была всего один раз. Хотя его хозяина Васю можно было увидеть довольно часто. Или его следы - большую часть года, босые. Ходить босиком он начинал еще в конце марта, с первыми проталинами. Снимал сапоги, и огромными лосиным шагами мчался по тающему снегу в заповедный поселок за зарплатой и продуктами. Рослый, сильный, с армейским вещмешком за плечами. Крупные черты лица, неопределенный возраст, во всем облике нечто лесное, лосиное. Что-то самобытное, до чудаковатости.
Бегал по лесу пешком, без дороги, сам с собой разговаривал, размахивая руками. Знал какие-то тайные тропы, неожиданно появлялся из зарослей крушины. Ездил на велосипеде в село Лубяники. Возвращался без велосипеда, пьяный. Потом велосипед опять появлялся откуда-то, но снова Лубяники - водка, и босые Васины следы на дороге. А жену его никто не видел, она жила скрытно, тихо - как мышь, от посетителей кордона пряталась.
Васина жизнь для меня еще тогда имела оттенок легендарности. Старшие товарищи рассказывали про него невероятные вещи. Проходят десятилетия: дом ветшает, древесина обращается в труху. Докопаться до объективной истины трудно, да и где она, если речь идет о живых людях. Но сам по себе интересен нарратив.
Когда-то Вася был завидным женихом, а жена его - красавицей-невестой, обладавшей такими привлекательными чертами, как аккуратность и хозяйственность. Рассказывают, что Вася приехал за ней на белом коне и увез к себе на кордон. Там они завели огород и скотину, но постепенно хозяйство завяло, как роза, корни которой съела водяная полевка. Что-то пошло не так. Белого коня пустили на мясо, муж запил, а жена начала уходить в себя.
Говорят, они не сошлись характерами. В противодействие вступили два противоположных свойства - крайняя, до компульсивности, аккуратность жены, и крайняя же небрежность мужа. Говорят, не имея никакой возможности смириться с особенностями друг друга, они однажды разделили на две части обеденный стол. Одна половина - мужская, была липкой и грязной, с крошками. Другая, женская, - терлась по несколько раз в день с содой. Потом они так же разделили дом. И, вероятно, жизнь. Но не разбежались, на какой-то глубине были переплетены корни. Только одичали оба.
И вот, однажды, мне довелось побывать на этом странном кордоне. Честно говоря, разбирало любопытство, но повода не было. А тут начальник отправил нас с мужем провести учет уток в Васином обходе. Численность уток у него каждый год была подозрительно большая, и начальник послал нас - посмотреть, как Вася делает учет. А обход Васин - все больше черноольховые топи, лесные болота. Черная ольха - могучие коблы, шершавые стволы, мрачные кроны. Где посуше- крапива в человеческий рост. Где влажнее - тростник, всякие болотные травы, и окна воды, затянутые ряской. Влажный горячий воздух, комары.
Вася встретил нас хмуро. Его обидело, видно, такое недоверие начальства. Кто, кроме него, мог знать в болоте каждый бочаг, каждую баклушу? Да он каждую утку знает в лицо.
- Есть утки, сами увидите, - угрюмо сказал Вася, натягивая новые казенные болотные сапоги.
И побежал по болоту. Ну как есть - лось. Он как будто создан был для бега по ольховой топи. Как рыба в воде, он тут был в родной своей стихии. С каждым шагом он наливался торфяной, земляной силой. Расправлялись плечи, разглаживались черты лица. Не замечая комаров, жары и темной воды, льющейся в сапоги, он несся по своему обходу, почти летел, каким-то животным чутьем прокладывая путь. Здесь он был настоящим хозяином, здесь раскрывался его потайной талант. Сначала я думала, что он нарочно хочет вымотать нас. Но, скорее, Вася просто не обращал на нас внимания. Привык ходить один. Потревоженные плеском и хлюпаньем, с болотных луж взлетали утки, и исчезали за деревьями…
Мокрые, забрызганные жидким торфом и уставшие до крайности, мы с мужем дотащились до кордона. Но я торжествовала - мне удалось не отстать в этом лосином забеге, хотя еще немного, и я рухнула бы в ближайший бочаг. Вася посматривал на меня исподлобья, как я надеялась, с уважением. Как-то отмяк в болоте, повеселел, посвежел.
Пригласил нас зайти на кордон, в его комнату. Это была комната настоящего аскета. Затхлый, кислый воздух. На полу - грязный матрас. Маленький столик, пара стульев. Мешок с вермишелью. Банка растворимого кофе. Все.
- Вот, пожуйте, если хотите. - Вася показывает на вермишель. - Извиняйте уж, я ее так, не вареной ем.
- И кофе. Только кипятка и сахара нет. Извиняйте.
Лицо его снова приняло вызывающее, почти враждебное выражение. Я отвела глаза. Мы напились холодной воды и отправились домой. Да, и правда, странный кордон. Странный Вася.
- Ну как, жену Васину видели? - спрашивали в поселке. - Жива она еще?
«Вот умрет она, он ее зароет в лесу, и все. Никто и не узнает» - так говорили.
Васиной жены мы не видели, но она была. И здоровье ее делалось все хуже. На адекватность Васи надеяться было нечего. Здание кордона требовало ремонта, а Вася все силы свои отдавал путешествиям в Лубяники за водкой, пропивая все до последнего гвоздя. В конце концов на кордоне развалилась печь, и супругов вывезли в поселок - на заслуженный отдых. Там им выделили часть дома с огородом. Все-таки поближе к цивилизации, медпункт рядом. Но, прошло какое-то время, и Васина жена сбежала обратно на кордон - на не ходящих ногах.
- В лесу всю жизнь прожила, в лесу и умру. Хоть ползком - но вернусь.
Ее нашли и увезли в поселок, но она снова ушла. Тосковала очень. Не хотела жить среди людей, отвыкла. Или - вросла в лесную жизнь, в которой за сараем хрюкают кабаны, волки на закате воют.
Или это тоска кошки, накрепко привязавшейся к своему дому, как иные привязываются к человеку. Серый бревенчатый дом посреди суходольного, полынью заросшего бугра. Почти от самого дома разбегаются в стороны молодые сосенки, и вливаются во взрослый лес. За дубовой рощей - ольховое болото. А дальше на восток - заливные луга, большая река.
Уже лет десять прошло, как кордон пустует. Васиной жены уже нет среди живых, а сам он - жив ли? На пенсии прожил пару лет в поселке, а потом зачудил. Бегал по улице зимой полуголый, лосиной своей походкой, размахивал руками, разговаривая сам с собой. Некуда было девать лесную силищу. Томился человек. Приехал сын, и увез его куда-то. На этом история обрывается, затухает, без пищи, легенда.
Ветшает кордон, зарастает сосной поляна, и вряд ли теперь кто-нибудь увидит отпечатки босых ног на крупитчатом весеннем снегу.