На крыльце конторы, под табличкой «не курить», стоит некий мужчина, и вызывающе дымит в лицо проходящим. Выходит водитель Серега, на ходу доставая пачку сигарет:
- Петь, тут нельзя курить, пойдем за угол.
- Да пошел ты на…
Серега смеется, Петя с независимым видом затягивается.
Киваю Сереге, прохожу мимо курящего мужчины, слегка поежившись.
В комнате, где отдыхают обычно водители и рабочие, я жду, когда все соберутся, чтобы ехать на остров. Мужики - заготавливать дрова, я, как научный сотрудник, на учет медведей. Коротая время, пьем чай с Женей. И вот заходит рабочий, который едет с нами, я его где-то видела, но не помню где. Представляется:
- Петр.
Наливает себе чай, очень крепкий. Руки в наколках. Смотрит на меня внимательно, будто прицеливается. И сходу, почти без предисловия, начинает:
- Вот мы тут пьем чай, живем внешней жизнью, а ведь никто не задумывается о том, что наш мир - это не только то, что мы видим. Ты когда-нибудь задумывалась об этом?
Я не успеваю ответить, как встревает Женя:
- Ну вот, проповедник, завел опять свою балалайку. Не умеешь ты, Петя, с девушками разговаривать. Лучше анекдот бы рассказал. Они любят, когда смешно...
- Нет-нет, продолжай, очень интересно, - улыбаюсь я. Женя смеется и машет руками.
- Вот, девушка меня понимает! - воскликнул Петр. - Понимает!
Глаза его сверкают воинственно.
- Ты когда-нибудь задумывалась о Боге?
- Да, - улыбаюсь снова.
От неожиданности отпрянул. Но я боюсь вспугнуть. Он начинает говорить, и говорит вдохновенно, эмоционально, если не сказать - экстатично. Рассказывает свою историю, а история примерно такова.
Жизнь Петя смолоду вел разгульную и лихую, о Боге не задумывался, и закономерно угодил в тюрьму. Маялся душой, страдал, злился, бушевал, думал, что жизнь его кончена. Но в тюрьме познакомился с одним баптистом, и тот дал ему прочесть Евангелие. Петя начал читать, и вдруг - прямо в камере- его охватила благодать. Он упал на колени и рыдал под теплым потоком Божьей любви. Он каялся, как разбойник, он чувствовал себя разбойником. Прощенным разбойником.
Ах, как говорил Петя! Какие у него были глаза - лучезарные глаза прощенного разбойника. Я слушала его зачарованно.
…И с того момента началась у него новая жизнь. Ему не хотелось пить водку, курить, ругаться матом. Он всех любил, и все любили его. Жизнь в тюрьме показалась ему раем, да и освободился он досрочно, за хорошее поведение. На воле уже крестился и примкнул к местной баптистской общине.
- Я вышел на волю, чтобы начать новую жизнь. Мне нужна была жена, и Иисус дал мне ее. Правда, жена к Иисусу еще прохладна, не горит пока. Это моя боль. Но, она воспылает. Я все сделаю, чтобы она воспылала!
Да, охотно верится. Лицо Петра стало величественным, вечным, он смотрел куда-то, сквозь потолок. Даже Женя перестал хихикать в углу.
В общине их учат проповедовать, и пастор говорит, что у него, у Петра, есть талант проповедника. Может быть - кто знает? - он сам когда-нибудь сможет стать пастором.
- А ты, -спрашивает Петр, - хочешь прийти к Иисусу?
Я с тревогой ждала этого вопроса, заданного тоном профессионала. Его глаза сверкнули металлом. Но ответить пришлось.
- Петя, я принадлежу к Православной церкви. Извини…
Лицо его стало жестким, появились углы, и какая-то складка. О, да это же тот самый Петя, что курил на крыльце конторы, и обматерил водителя! Ха! Пазл сложился.
- Ты говоришь, Иисус избавил тебя от курения и сквернословия. А как сейчас с этим? - осторожно перевожу разговор.
Петя опустил голову.
- Сначала летал как на крыльях, стал другим человеком. А потом, постепенно, снова потянуло на курево, на выпивку, стала прежняя жизнь возвращаться. Я спросил у пастора, и он сказал, что это оттого, что сразу после обращения мне помогала Божья благодать, а потом грехами я запачкал свою белую ризу. Мне надо раскаяться в своих грехах… Но, знаешь, это трудно теперь… Все больше и больше тянет старая жизнь, возвращаются привычки. Но, пастор говорит, что Бог меня не оставит теперь. Надо верить…
*
На острове мужики занялась заготовкой дров для научного стационара, а я пошла в лес искать медвежьи следы. Вернулась вечером. Мужики хорошо поработали, попарились в бане и решили выпить «с устатку». Завели электрогенератор: телевизор орет, пиво и водка льются в уставшие организмы. Натруженные руки, красные лица. Сначала Петя-проповедник размахивает маленькой библией в черной обложке, с тонкими страничками. Потом хватает бутылку.
- Эх, завтра как огурчики будем!
Я скептически улыбаюсь.
Ухожу спать на второй этаж деревянного дома, чтобы меньше беспокойства. Находившись по лесу, быстро засыпаю. Просыпаюсь от того, что кто-то большой, пыхтя как медведь, пытается улечься со мной рядом. Выталкиваю медведя, пахнущего водкой, его безвольное тело легко подается, и я пихаю его к лестнице. Грохот, матюки: тело катится по лестнице. Внизу, где спят мужики, - сначала отдельные смешки, потом дружный хохот. Ночного медведя укладывают на кровать, и тут же раздается храп.
Под храп и остроумные замечания товарищей, засыпаю.
Утром все как огурчики, ну может, слегка подвяленные. Кроме Петра. Ему плохо, он потирает синяки, и ничего не помнит. Обиженно сопит, а потом поднимает на нас глаза, полные очень настоящего страдания.
- Опохмелиться дайте.
- Нет, - твердо говорит здравомыслящий человек Иван, которой в этой компании за старшего. - Сначала - поработай.
И спрятал водку.
- Где водка? Где водка? - стенал Петя. Канюком канючил. Псом скулил.
Я ушла на свой лесной маршрут, искать медвежьи следы. А когда вернулась вечером, то узнала вот что.
Петр решил саботировать заготовку дров, и мрачно уселся на бревно, скрестив руки на груди. Потом ушел искать водку, но ее надежно спрятали под сидением сломанного трактора. Снова взывал к совести товарищей, пустил слезу, но те были непреклонны. Посидел на берегу огромной реки - много-много воды, а все без толку. Всю эту синюю сверкающую воду отдал бы он за стопку водки. Вплавь до города не добраться… И так плохо ему стало, так тошно, что схватился за сердце. Прохрипел:
- Умираю.
Мужики, конечно, перепугались. Что делать? Надо срочно в больницу. Погрузили больного в лодку, Серега сел за руль, и погнали в город. А Женя в это время, забравшись на крышу, поймал связь и вызвал на причал бригаду скорой помощи.
Оставшиеся на острове молчали подавленно.
- А может, надо было дать ему водки?
- Жена его говорила, ему совсем пить нельзя…
- А если помрет?
Мучительно шли часы на берегу большой синей воды. Но вот загудела моторка. Вернулся Сергей.
Вернулся изумленный, просто не знающий, что и сказать.
Когда Серега с умирающим Петей подъехали к пристани, там их уже ждала бригада скорой помощи. Сергей хотел помочь больному подняться, но тот ловко выпрыгнул из лодки и бросился бежать по деревянным мосткам.
- Где больной?
Сергей только руками развел. Больной сбежал.
*
Звонили жене Пети, она сказала, что дома он не появлялся. Ударился в бега. А еще она сказала, что такое происходит уже не первый раз. Нагуляется, и вернется.
А я глядела на большую реку, и думала так: куда бы не убежал он, проповедник-Петя, от Бога ему не убежать. Раз они с Богом когда-то нашли друг друга, то это навсегда.