Путешествие в страну леспромхозов. часть 1.
Мы съездили «на юг», т.е. на юг ХМАО в составе экспедиции по ведению Красной книги. Основная задача была - найти, описать, закартировать липняки (липа у нас занесена в Красную книгу), которые, по слухам, уцелели на юге Кондинского района. Ну и как обычно в таких экспедициях - выявление биоразнообразия, поиск мест обитания краснокнижных видов, описания растительности, учеты птиц и т.д. Из не-краснокнижных видов надо было уделить особое внимание кабану, как инвазивному виду, активно воздействующему на среду обитания. Нас было четверо, два ботаника из Тюмени (ИПОС), геоботаник (ЮГУ - bolotoved), и я, в качестве зоолога. Из Ханты-Мансийска до первой точки добирались 1,5 суток по р. Конда на теплоходе «Заря». По пути мы с Ильей читали книгу Порфирия Павловича Инфантьева «Путешествие в страну Вогулов», про путешествие по той же реке Конде, но более 100 лет назад. Это было весьма занимательно - отыскивать по пути знакомые названия деревень и сравнивать описание местности с тем, что мы видим своими глазами. Несмотря на все старания автора предисловия принизить познавательную ценность этого произведения, «Путешествие в страну Вогулов» утвердило меня как раз в мысли о ценности любых путевых заметок, о ценности, вообще, неформальной фиксации стремительно меняющегося мира.
ПО КОНДЕ
*
На теплоход «Заря», отходящий от Речпорта г. Ханты-Мансийск в 7 утра, можно спокойно купить билеты утром, ажиотажа особого нет. Весь день он идет сначала по Иртышу, потом по Конде, к вечеру приходит в Кондинский, где и ночует. А на утро продолжает путь в Междуреченский. На «Заре» обстановка домашняя - тетенька проводница для экипажа варит рыбу на маленькой кухонке. А вот пассажирам надо заранее запастись продуктами, потому что это не поезд, где можно купить пирожков на остановках. Здесь на остановках можно разве что покурить на пристани и чуть-чуть размяться, если пристань есть вообще. Можно полюбоваться на уцелевшие здесь обласы и неводники - местные деревянные лодки. Никто ничего не продает, никаких бабулек с пирожками. Иногда теплоход останавливается просто на «диком берегу», пассажир выпрыгивает или запрыгивает, и все, поплыли. Проплывали интересные деревеньки, например, деревню с названием Чеснок. Мы с Ильей выходили на каждой пристани, фотографировали, оживленно обсуждали увиденное, чем привлекли неблагосклонное внимание членов экипажа, которое усугубилось, когда проводница посмотрела наши паспорта (у Ильи родной город Новосибирск, у меня - Москва - в общем, не местные) - «что это вы тут высматриваете?».
В п. Выкатном у берега стояла плавучая поликлиника "Пирогов".
Рядом с нами ехали девочки, сестры, как мне сначала показалось, лет 12 и лет 4-5. Потом оказалось что старшая девочка - это не девочка, а мама младшей, маленькая, худенькая, судя по чертам лица и общей инфантильности габитуса - манси. Вогулка, как написал бы П.П. Инфантьев 100 лет назад. Мелкая скучала и канючила «мама, мама, поймай муху и оторви ей крылышки».
*
«…В нескольких верстах от Морковкина на берегу Конды находится большое село Нахрачи, имеющее около 20 дворов, из которых половина русские…». Это было 100 лет назад, а сейчас Нахрачи - уже не Нахрачи, а городское поселение Кондинского района п. Кондинское (Кондинск, Кондинский).
«..Село Нахрачи довольно важный пункт на Конде. Здесь есть священник, псаломщик, писарь и даже фельдшер по всей округе реки Конды. Кроме того, в Нахрачах живут русские купцы, снабжающие хлебом и другими товарами всех вогулов, населяющих среднее течение р. Конды…»
Глядя ныне на п. Кондинское хочется изречь дешевый афоризм вроде «прогресс (или капитализм?) приходит в населенные пункты по автомобильным дорогам». Автомобильной, как и железной дороги к Кондинскому нет - только речной транспорт и вертолет. Потому-то, должно быть, он так стилистически безупречен, добродушно провинциален - деревянные стены, блеклые вывески советского образца, магазины, закрывающиеся в 18.00 - какой-то очевидный анахронизм. Ночевать на пристани мы не решились, хотя было еще тепло и сухо, и, изрядно потрудившись, нашли гостиницу - маленькую, душную, с двумя номерами, по совпадению уже занятую двумя «изыскателями», работающими, как и мы, по договору с Департаментом природных ресурсов ХМАО (по кадастру родовых угодий, кажется). Почему-то не было комаров. «Пауты всех пожрали» - сказала хозяйка гостиницы.
*
Как пишет Инфантьев, пароходство на Конде 100 лет назад отсутствовало по чисто субъективным причинам - некие купцы-кулаки, обиравшие местное население, опасались «как бы по Конде не стали плавать пароходы, потому что тогда пришел бы конец их бессовестным надувательствам несчастных дикарей. И вот купцы распускают слух, где нужно, что река Конда мелководна и негодна для плавания пароходов…» Но, очевидно, власть купцов закончилась, и пароходы на Конду все-таки пришли, а за ними и теплоходы. На «Заре» мы продолжили путь до Междуреченского, где вновь попали в объятия цивилизации (в характерном югорском стиле). Поселок, растущий бурно и угловато - бараки, обшитые сайдингом, супермаркеты магазины, кирпичный новодел. Запоминалась забегаловка возле вокзала, которая называлась «Берлога - бар-музей». Там на барной стойке сидело чучело бобра очень светлой, почти соломенной окраски, в фуражке. Кстати, именно за бобром (западно-сибирского подвида) ездил Инфантьев на Конду: с помощью цельного бобра, заспиртованного в бочке, предполагалась доказать научной общественности что бобры в Сибири действительно есть, а не являются выдумкой охотников. Дальше нам надо было с Конды сворачивать, и по железной дороге отправляться на юг - в п. Куминский.
*
ПО КОНДЕ
*
На теплоход «Заря», отходящий от Речпорта г. Ханты-Мансийск в 7 утра, можно спокойно купить билеты утром, ажиотажа особого нет. Весь день он идет сначала по Иртышу, потом по Конде, к вечеру приходит в Кондинский, где и ночует. А на утро продолжает путь в Междуреченский. На «Заре» обстановка домашняя - тетенька проводница для экипажа варит рыбу на маленькой кухонке. А вот пассажирам надо заранее запастись продуктами, потому что это не поезд, где можно купить пирожков на остановках. Здесь на остановках можно разве что покурить на пристани и чуть-чуть размяться, если пристань есть вообще. Можно полюбоваться на уцелевшие здесь обласы и неводники - местные деревянные лодки. Никто ничего не продает, никаких бабулек с пирожками. Иногда теплоход останавливается просто на «диком берегу», пассажир выпрыгивает или запрыгивает, и все, поплыли. Проплывали интересные деревеньки, например, деревню с названием Чеснок. Мы с Ильей выходили на каждой пристани, фотографировали, оживленно обсуждали увиденное, чем привлекли неблагосклонное внимание членов экипажа, которое усугубилось, когда проводница посмотрела наши паспорта (у Ильи родной город Новосибирск, у меня - Москва - в общем, не местные) - «что это вы тут высматриваете?».
В п. Выкатном у берега стояла плавучая поликлиника "Пирогов".
Рядом с нами ехали девочки, сестры, как мне сначала показалось, лет 12 и лет 4-5. Потом оказалось что старшая девочка - это не девочка, а мама младшей, маленькая, худенькая, судя по чертам лица и общей инфантильности габитуса - манси. Вогулка, как написал бы П.П. Инфантьев 100 лет назад. Мелкая скучала и канючила «мама, мама, поймай муху и оторви ей крылышки».
*
«…В нескольких верстах от Морковкина на берегу Конды находится большое село Нахрачи, имеющее около 20 дворов, из которых половина русские…». Это было 100 лет назад, а сейчас Нахрачи - уже не Нахрачи, а городское поселение Кондинского района п. Кондинское (Кондинск, Кондинский).
«..Село Нахрачи довольно важный пункт на Конде. Здесь есть священник, псаломщик, писарь и даже фельдшер по всей округе реки Конды. Кроме того, в Нахрачах живут русские купцы, снабжающие хлебом и другими товарами всех вогулов, населяющих среднее течение р. Конды…»
Глядя ныне на п. Кондинское хочется изречь дешевый афоризм вроде «прогресс (или капитализм?) приходит в населенные пункты по автомобильным дорогам». Автомобильной, как и железной дороги к Кондинскому нет - только речной транспорт и вертолет. Потому-то, должно быть, он так стилистически безупречен, добродушно провинциален - деревянные стены, блеклые вывески советского образца, магазины, закрывающиеся в 18.00 - какой-то очевидный анахронизм. Ночевать на пристани мы не решились, хотя было еще тепло и сухо, и, изрядно потрудившись, нашли гостиницу - маленькую, душную, с двумя номерами, по совпадению уже занятую двумя «изыскателями», работающими, как и мы, по договору с Департаментом природных ресурсов ХМАО (по кадастру родовых угодий, кажется). Почему-то не было комаров. «Пауты всех пожрали» - сказала хозяйка гостиницы.
*
Как пишет Инфантьев, пароходство на Конде 100 лет назад отсутствовало по чисто субъективным причинам - некие купцы-кулаки, обиравшие местное население, опасались «как бы по Конде не стали плавать пароходы, потому что тогда пришел бы конец их бессовестным надувательствам несчастных дикарей. И вот купцы распускают слух, где нужно, что река Конда мелководна и негодна для плавания пароходов…» Но, очевидно, власть купцов закончилась, и пароходы на Конду все-таки пришли, а за ними и теплоходы. На «Заре» мы продолжили путь до Междуреченского, где вновь попали в объятия цивилизации (в характерном югорском стиле). Поселок, растущий бурно и угловато - бараки, обшитые сайдингом, супермаркеты магазины, кирпичный новодел. Запоминалась забегаловка возле вокзала, которая называлась «Берлога - бар-музей». Там на барной стойке сидело чучело бобра очень светлой, почти соломенной окраски, в фуражке. Кстати, именно за бобром (западно-сибирского подвида) ездил Инфантьев на Конду: с помощью цельного бобра, заспиртованного в бочке, предполагалась доказать научной общественности что бобры в Сибири действительно есть, а не являются выдумкой охотников. Дальше нам надо было с Конды сворачивать, и по железной дороге отправляться на юг - в п. Куминский.
*