СРЕДИ ВОДЫ И ЗЕЛЕНИ
Июнь перевалил за середину на острове Большой Чухтинский, вода продолжает прибывать, подмывая крутые берега, наступая на прибрежные ивняки и осинники. Из воды лютики тянут свои лоснящиеся лепестки, недоуменно смотрят в воду цветы синюхи. Плюхается довольная утка и проплывает мимо баньки, до двери которой уже дошла вода. Если так пойдет дальше, то в баню начнут заплывать рыбы. «Зизизизи» - кричит кулик-перевозчик, проносясь над торчащей из воды беседкой.
Птенцы большого пестрого дятла недавно вылупились, но уже очень голодны и настойчивы. И у взрослых дятлов звонкие голоса, но у детей их - еще звонче, еще громче. Из дупла, расположенного в старой осине рядом с избушкой, беспрерывно слышатся голодные вопли маленьких дятлов, прекращающиеся на мгновение лишь когда в их пасти кто-нибудь из родителей сунет питательный корм, какую-нибудь жирную личинку. «Кек-кек» - кричит усталый родитель, вновь отправляясь на поиски пропитания, прочь от воплей, по силе воздействия похожих на пожарную сигнализацию. Звон стоит в ушах, и медведь, должно быть, раздраженно ворча, идет подальше от этого беспокойного места.
Он идет на дорогу, в направлении заброшенной деревни Тренька, где ныне - научный стационар природного парка «Самаровский чугас». На влажной глине отпечатываются следы, которые я потом найду и измерю линейкой (ширина пальмарной мозоли - 11 см). Небольшие следы. Тот ли это молодой медведь, что ошивался в августе возле пристани, беспокоя собак? Не его ли грустную морду прошлым летом запечатлела фотоловушка.? Очень может быть.
В кедровом лесу, как всегда, сумрачно и строго. Но и там ранним росистым утром бодро поют птицы, и комары, как ни силятся, все же не могут заглушить их своим дружным воем. Трава поднялась на дороге (на каждой травинке - по клещу), но следы все-таки еще удается разглядеть в колеях - медвежьи, лосиные и мои.
На каждой травинке - росинка, в каждой лес отражается. А в лесу цветет брусника, и малина цветет. А еще - шиповник. В цветке шиповника сидит толстый шмель. А там, внизу совсем, у корней - птичка скачет какая-то серенькая, бежит по земле и нарочито суетливо трясет крыльями, изображая мышь, или что-то в этом роде. Отводит от гнезда. Потом не выдержала, вскочила на низкую ветку и закричала тревожно «чек!», «чек!», оказавшись славкой-мельничком. То-то песен их не слышно больше, не до песен им нынче.
Справа зяблик, слева - вьюрок. Певчий дрозд обрывает песню, едва начав - будто сомневается, не пора ли и ему закрывать песенный сезон
Ягоды черники только недавно завязались, зеленые и мелкие, и медведи, в ожидании урожая, утешаются сочной зеленью, как коровы. Однако, где-то в земле еще дремлют кедровые заначки бурундуков, и можно постараться и вырыть когтистыми лапами здоровенную яму, похожую на барсучью нору, чтобы достать прошлогодние орешки. Возле дороги как раз такая внушительная яма и выдранные с корнями молоденькие кедры, но наш молодой знакомый (с пальмарной мозолью 11 см), не имеет к ней никакого отношения. Тут потрудилась медвежья семья, состоящая из крупной медведицы и «пестуна», то есть - полуторогодовалого медвежонка. Его небольшие следочки поверх мамкиных красуются на глинистом отвале. Прошлогодний кедровый орех лучше свежей, но малокалорийной травы, рассуждают, должно быть, медведи. А вот и новая шишка валяется - сизая, не зрелая, липкая от смолы, сбитая с кедра вчерашним ночным ветром.
Барсуку пора возвращаться домой, в нору на старом кладбище, он хоть и не строго, но придерживается режима - ночью питаться, днем - спать. Барсук, как маленький медведь, роется в земле, вынюхивает что-то, пыхтит и похрюкивает. Он невозмутим и спокоен, ничем не выдаст свою тайну - что скрывается в глубине его норы, которую барсучиха так старательно и заботливо утепляла весной сухими листьями. Когда барсук скрылся из виду, крупный слизень, которому на этот раз повезло, осторожно вытянул рожки и пополз из росистой травы на дорогу, растянувшись всем своим медленным янтарным телом.
Сумрак темнохвоя обрывается солнечной опушкой. Заяц-беляк выбежал на противопожарный разрыв, и остановился. Облезлый, клочковатый, поджарый, длинноногий. Покрутился на месте и рванул в высокую траву, сверкнув пятками. Лесную фауну влечет заброшенная деревня Тренька, и минеральная полоса вокруг деревни, будто пограничная - между страной людей и страной зверей, испещрена следами мохнатых перебежчиков.
В конце июня Тренька утопает в веселой солнечной зелени. Отцвели одуванчики, и теперь стоят с круглыми легкими головками, ожидая ближайший порыв ветра. Летают стрекозы, сверкает широкая гладь обского разлива. А главное - место открытое, комаров сдувает ветром. В зарослях бузины, малины и крапивы круглые сутки не смолкает жизнь. Кто-то все время поет, кричит, верещит, перелетает с места на место. Больше всего на глаза попадаются желтые трясогузки - ярко-желтые родители и бледно-желтые слетки. С ними вместе летают черноголовые чеканы и чечевицы. Самые громкие и самые скрытные в этой компании - садовые камышевки, но и они, периодически вылезают из кустов, чтобы покрасоваться. Серенький, невзрачный самец горделиво восседает на ветке, выпятив грудку и топорща перья под клювом, разевает клюв, из которого льются вдохновенные звуки. Жужжат быстрые ласточки береговушки, проносясь над стационаром, в вышине кружит коршун. Где-то вдали подает голос иволга.
Сюда и направил свои стопы молодой медведь. Его следы обнаружились на минеральной полосе, со стороны кладбища. Подходил, под прикрытием бузинных и малиновых кустов. Одним глазком посмотреть, послушать рокот электрогенератора и лай собак, подышать запахами человечьего жилья, отдохнуть от комаров, а потом обратно - в лес.
19.06.2015
фотки, иллюстрирующие эту запись - на страничке Самаровского чугаса в ФБ https://www.facebook.com/pages/Природный-парк-Самаровский-чугас
Птенцы большого пестрого дятла недавно вылупились, но уже очень голодны и настойчивы. И у взрослых дятлов звонкие голоса, но у детей их - еще звонче, еще громче. Из дупла, расположенного в старой осине рядом с избушкой, беспрерывно слышатся голодные вопли маленьких дятлов, прекращающиеся на мгновение лишь когда в их пасти кто-нибудь из родителей сунет питательный корм, какую-нибудь жирную личинку. «Кек-кек» - кричит усталый родитель, вновь отправляясь на поиски пропитания, прочь от воплей, по силе воздействия похожих на пожарную сигнализацию. Звон стоит в ушах, и медведь, должно быть, раздраженно ворча, идет подальше от этого беспокойного места.
Он идет на дорогу, в направлении заброшенной деревни Тренька, где ныне - научный стационар природного парка «Самаровский чугас». На влажной глине отпечатываются следы, которые я потом найду и измерю линейкой (ширина пальмарной мозоли - 11 см). Небольшие следы. Тот ли это молодой медведь, что ошивался в августе возле пристани, беспокоя собак? Не его ли грустную морду прошлым летом запечатлела фотоловушка.? Очень может быть.
В кедровом лесу, как всегда, сумрачно и строго. Но и там ранним росистым утром бодро поют птицы, и комары, как ни силятся, все же не могут заглушить их своим дружным воем. Трава поднялась на дороге (на каждой травинке - по клещу), но следы все-таки еще удается разглядеть в колеях - медвежьи, лосиные и мои.
На каждой травинке - росинка, в каждой лес отражается. А в лесу цветет брусника, и малина цветет. А еще - шиповник. В цветке шиповника сидит толстый шмель. А там, внизу совсем, у корней - птичка скачет какая-то серенькая, бежит по земле и нарочито суетливо трясет крыльями, изображая мышь, или что-то в этом роде. Отводит от гнезда. Потом не выдержала, вскочила на низкую ветку и закричала тревожно «чек!», «чек!», оказавшись славкой-мельничком. То-то песен их не слышно больше, не до песен им нынче.
Справа зяблик, слева - вьюрок. Певчий дрозд обрывает песню, едва начав - будто сомневается, не пора ли и ему закрывать песенный сезон
Ягоды черники только недавно завязались, зеленые и мелкие, и медведи, в ожидании урожая, утешаются сочной зеленью, как коровы. Однако, где-то в земле еще дремлют кедровые заначки бурундуков, и можно постараться и вырыть когтистыми лапами здоровенную яму, похожую на барсучью нору, чтобы достать прошлогодние орешки. Возле дороги как раз такая внушительная яма и выдранные с корнями молоденькие кедры, но наш молодой знакомый (с пальмарной мозолью 11 см), не имеет к ней никакого отношения. Тут потрудилась медвежья семья, состоящая из крупной медведицы и «пестуна», то есть - полуторогодовалого медвежонка. Его небольшие следочки поверх мамкиных красуются на глинистом отвале. Прошлогодний кедровый орех лучше свежей, но малокалорийной травы, рассуждают, должно быть, медведи. А вот и новая шишка валяется - сизая, не зрелая, липкая от смолы, сбитая с кедра вчерашним ночным ветром.
Барсуку пора возвращаться домой, в нору на старом кладбище, он хоть и не строго, но придерживается режима - ночью питаться, днем - спать. Барсук, как маленький медведь, роется в земле, вынюхивает что-то, пыхтит и похрюкивает. Он невозмутим и спокоен, ничем не выдаст свою тайну - что скрывается в глубине его норы, которую барсучиха так старательно и заботливо утепляла весной сухими листьями. Когда барсук скрылся из виду, крупный слизень, которому на этот раз повезло, осторожно вытянул рожки и пополз из росистой травы на дорогу, растянувшись всем своим медленным янтарным телом.
Сумрак темнохвоя обрывается солнечной опушкой. Заяц-беляк выбежал на противопожарный разрыв, и остановился. Облезлый, клочковатый, поджарый, длинноногий. Покрутился на месте и рванул в высокую траву, сверкнув пятками. Лесную фауну влечет заброшенная деревня Тренька, и минеральная полоса вокруг деревни, будто пограничная - между страной людей и страной зверей, испещрена следами мохнатых перебежчиков.
В конце июня Тренька утопает в веселой солнечной зелени. Отцвели одуванчики, и теперь стоят с круглыми легкими головками, ожидая ближайший порыв ветра. Летают стрекозы, сверкает широкая гладь обского разлива. А главное - место открытое, комаров сдувает ветром. В зарослях бузины, малины и крапивы круглые сутки не смолкает жизнь. Кто-то все время поет, кричит, верещит, перелетает с места на место. Больше всего на глаза попадаются желтые трясогузки - ярко-желтые родители и бледно-желтые слетки. С ними вместе летают черноголовые чеканы и чечевицы. Самые громкие и самые скрытные в этой компании - садовые камышевки, но и они, периодически вылезают из кустов, чтобы покрасоваться. Серенький, невзрачный самец горделиво восседает на ветке, выпятив грудку и топорща перья под клювом, разевает клюв, из которого льются вдохновенные звуки. Жужжат быстрые ласточки береговушки, проносясь над стационаром, в вышине кружит коршун. Где-то вдали подает голос иволга.
Сюда и направил свои стопы молодой медведь. Его следы обнаружились на минеральной полосе, со стороны кладбища. Подходил, под прикрытием бузинных и малиновых кустов. Одним глазком посмотреть, послушать рокот электрогенератора и лай собак, подышать запахами человечьего жилья, отдохнуть от комаров, а потом обратно - в лес.
19.06.2015
фотки, иллюстрирующие эту запись - на страничке Самаровского чугаса в ФБ https://www.facebook.com/pages/Природный-парк-Самаровский-чугас