длинная история о чём-то
Прочитала сегодня: "на скольких языках ты говоришь, столько раз ты человек".
Это правда. Я бы сказала: столько в тебе людей. Другие мысли и характер, и сама основа, составляющая тебя. Устройство. Просто отдельный сам по себе человек. И ты ни в коей мере не в ответе за его мысли и действия. Другой человек ходит по улицам и легко говорит с незнакомцами, садится на пыльные камни мостов и пишет иную свою реальность иными словами.
Потом все кончается и забывается, и живет далеким сном внутри, невозможным для передачи привычным с детства языком.
Отчего-то иная реальность всегда красивее, чем то, что есть сейчас, и перетащить её в слова другого языка невозможно. Вне морали и вне представлений о. Ибо там, где меня не знают, я могу быть кем угодно.
И ещё там есть место глупостям и странностям.
Был июнь, отцветали огромные кустовые розы, на Мосту Искусств сидели художники и туристы, дерево его было теплым и солнечным. Ярче и проще, чем в хороших фильмах. Вдоль набережной торговцы книгами и старыми пластинками разложили на ларях свой товар.
За мной шел человек, и спиной это отчетливо ощущалось. Это приятное чувство. Приятное, ибо в чужой реальности остается только скользить вдоль, и не за что зацепиться. Тогда эта чужая реальность была омыта многими мыслями, и хотелось невероятных чудес и встреч, и киношных совпадений, такого, чтобы враз и удивительно изменилось все.
Так мы и шли. Незнакомый человек за спиной, и я на крючке, тихонько улыбаясь.
Человек оказался молодым, худым, высоким и наголо бритым. В смуглом куполе головы отражалось послеполуденное солнце. Он гулял вдоль набережной и ждал начала футбольного матча, Франция против Англии, на большом экране на площади у Hotel de Ville.
Три часа до матча мы ходили по воскресным улицам Левого берега, я узнала, где можно бесплатно выходить в интернет и где купить рюкзак, чтобы ехать к морю. И где ходят аборигены, а не толпы туристов в шортах и панамах.
Совсем не то и не так, о чем глупо и юно мечталось. О том, чтобы на мотоцикле по мостовой, и чтобы колотилось об ребра изнутри.
Он был бербер. Жил далеко по желтой ветке и работал в аэропорту, и ничего не знал о новом во французской музыке и литературе. Самый обычный парень.
Я смотрела диски в магазине, и спрашивала: а это кто? Что они играют?
Ше па, говорил Слим и застенчиво пожимал плечами.
Я теперь тоже иногда говорю: ше па. И пожимаю плечами.
Наверное, я построена из сотен других людей.
Смотреть футбол мы пошли вместе. На площади воинствующая толпа махала руками и кричала, бербер заслонил меня от стихии и поднял на парапет. Франция проигрывала. Мимо пробежали девушка и парень, англичане, они смеялись, кричали и показывали неприличные жесты. Скрылись в переулке. Смешно и храбро. На далеком экране передвигались крохотные фигурки, рев толпы заглушал комментатора. "Пошли в кафе, - сказал Слиман. - Нужно увидеть второй тайм".
Кафе было набито людьми, мы взяли по кофе, люди волновались и курили. Франция проигрывала. На последней минуте Зидан забил штрафной и затем гол. Кафе взорвалось. Люди вскочили, обнимались и кричали Зизу!! опрокидывали стулья. Мы вышли в карнавальную ночь. Гудящие машины с людьми на крышах, шарфы и флаги, Зизу! было припевом и девизом этой ночи. Только в Латинском квартале, где карнавал каждую ночь, по-прежнему иностранцы заполняли столики уличных кафешек. Они так и остались вне. Меня на гребне футбольного безумия внесло внутрь. Бербер вел меня по ночным улицам, где становилось все меньше людей, и говорил, как легко запомнить твое имя. NatachA. Comme NataсhA Saint-Pierre. И ещё говорил поедем, поедем ко мне. У меня сестры - они уже совсем не говорят по-марокански, они уже парижанки. Мой дом будет домом тебе. У него были очень, даже слишком нежные губы. Я смеялась и говорила: метро, нужно успеть на метро. Я буду ждать! кричал он на платформе. И прикладывал руку к уху, будто у него в ней был телефон.
Я купила рюкзак и сандалии, чтобы ехать к морю. У Нотр-Дама смешной человек принес целый пакет хлеба и кормил голубей. Напротив, через клумбу, другой человек с пакетом хлеба кормил воробьев. Голуби взлетали сизой тучей и неслись от памятника к тротуару и обратно, над скамейками. На скамейках оставались бурые пятна. Человек с хлебом смеялся и махал руками, ему было наплевать на эти капли. На скамейке рядом со мной сидела бедно одетая женщина, когда-то, должно быть, невероятно красивая. К человеку с голубями подошел неожиданный и очень элегантный мужчина, восточной внешности. Должно быть, китаец. Сейчас мне думается, что он был во фраке и перчатках, но возможно это я уже позже домыслила. Во всяком случае, я таких никогда не видела. Как из песен Вертинского. Он поклонился и заговорил с кормильцем голубей. Тот подвел его к женщине на моей скамейке и сказал: а вот ОНА (он назвал имя), моя женщина (наверное, это была его жена, французы называют их одним словом: femme). Восточный человек поклонился, взял её руку и целовал запястье. Француз улыбаясь отошел к своим голубям, а взволнованный китаец во фраке с жаром рассказывал этой женщине, казавшейся мне бездомной, о том, что поклонник её и её мужа. О том, что его театр приехал во Францию, и он счастлив встретить их. И что они сыграли огромную роль в его жизни. Кажется, это был режиссер. Я слышала не все, и было неловко, и все это было совершенно нереально. Они не называли имен, и мне остается думать, что я случайно заглянула за кулисы легенды. Изящный азиат извлек откуда-то предмет из шелка и дерева, украшение или веер, непонятное, расписное и красивое, и преподнес это женщине. После снял шляпу и откланялся (Да!). Шагах в десяти позади стояла женщина азиатской внешности в джинсах и тоже кланялась. Затем они ушли.
Ко мне через голубей шел сияющий Слиман весь в белом. Мы пошли в кино, маленький кинозал в торговом центре Forum les Halles. Потом в парке услышали пение. Кружок танцующих людей: я первый раз увидела капоэйру. Точные и красивые движения. Босые ноги на траве. Белая одежда. Темнокожий певец с беримбау. В ритмы уходишь сразу и с головой. Я сидела на траве поодаль в совершенном счастье. Слиман ничего не понимал и тащил меня прочь.
Под розовым с фиолетовым небом лежала большая каменная голова, ладошка под щекой, и задумчиво смотрела в облака.
В Слиме проявлялся восточный человек, человек напевал песенки, называл меня ma bebe, говорил: давай поженимся?
Смешно читал вслух русскую латиницу моего письма у бесплатной стойки интернета.
И я тихонько исчезла.
из документальных свидетельств - это письмо и телефонный номер
наверное в жизни людей бывает миллион таких дурацких историй ни к чему
всем как-то неинтересно, когда не о любви
просто, вспомнилось
я снимала, и голову под небом, и беримбау, и человека с голубями
и много всего волшебного
фотоаппарат украли в баре в Брюсселе
и это была уже совсем другая история, на другом языке
она была по-настоящему красивой, и чужой цифровой аппарат тогда было ничуть не жаль
за все нужно платить - и это не слишком большая цена за НАСТОЯЩУЮ историю