(no subject)
из книги ТАЙНОПИСЬ
СОЗДАТЕЛЬ
Мы все -- твоя стремнина, Гераклит.
Мы -- время, чье незримое теченье
Уносит львов и горные хребты,
Оплаканную нежность, пепел счастья,
Упрямую бессрочную надежду,
Пространные названья павших царств,
Гекзаметры латиняна и грека,
Потемки моря и триумф зари,
Сон, предвкушение грядущей смерти,
Доспехи, монументы и полки,
Орла и решку Янусова лика,
Спряденные фигурками из кости
Меандры на расчерченной доске,
Кисть Макбета, способную и море
Наполнить кровью, тайные труды
Часов, бегущих в полуночном мраке,
Недремлющее зеркало, в другое
Глядящее без посторонних глаз,
Гравюры и готические буквы,
Брусочек серы в платяном шкафу,
Тяжелые колокола бессонниц,
Рассветы, сумерки, закаты, эхо,
Ил и песок, лишайники и сны.
Я -- эти тени, что тасует случай,
А нарекает старая тоска. С их помощью, слепой, полуразбитый,
Я все точу несокрушимый стих,
Чтоб (как завещано) найти спасенье.
------
БЕЗ НАЗВАНИЯ
МОНЕТА ОРЛОМ
Спишь. И опять просыпаешься мной.
Позднее утро стирает иллюзию обновленья.
Не припомнишь Вергилия? Вот они, эти строки.
Все встает по местам.
Воздух, земля, вода и огонь -- четыре стихии греков.
Имя единственной женщины в мире.
Дружелюбье луны.
Свежие краски атласов.
Очистительное забвенье.
Память, которая черкает и перебеляет.
Привычки, этот залог уверенности в бессмертье.
Стрелки и циферблат, делящие неуследимое время.
Тончайший запах сандала.
Сомненья, которые не без спеси зовем метафизикой.
Выгиб трости, ныряющий в руку.
Вкус винограда и меда.
МОНЕТА РЕШКОЙ
Прервать чей-то сон --
обычный поступок любого,
чудовищный, если подумать.
Прервать чей-то сон
значит втолкнуть уснувшего в беспредельный
каземат мирозданья
со всем его временем без начала и без конца.
Значит напомнить ему,
что он всего лишь общедоступное имя
и сумма прожитых дней.
Всколыхнуть его вечность.
Обременить созвездьями и веками.
Восставить нового Лазаря,
дав ему память о прежнем.
Замутить летейские воды.
----
СОН
Ночь поручает спящим колдовское
заданье -- распустить весь этот мир,
его бесчисленные разветвленья
причин и следствий, тонущих в бездонном
круговороте мчащихся времен.
Ночь хочет, чтобы за ночь ты забыл
себя, происхождение и предков,
любое слово, каждую слезу,
все, чем могло бы обернуться бденье,
немыслимую точку геометров,
прямую, плоскость, пирамиду, куб,
цилиндр и сферу, океан и волны,
подушку под щекою, тонкость свежих
простынь...
империи, их цезарей, Шекспира
И -- самый тяжкий труд -- свою любовь
Как странно: этот розовый кружок стирает космос, воздвигая хаос.
-----
ЗАБЫТЫЙ СОН
Вивиане Агиляр
Неверным утром мне приснился сон.
Изо всего, что видел, помню двери,
а остальное стерлось. Новый день
вобрал в себя и схоронил навеки
какое-то известие, теперь недосягаемое, словно призрак
слепца Тиресия, халдейский Ур
и лабиринты теорем Спинозы.
Я прожил долгий век свой, разбирая
учения философов земли. Известно мненье одного ирландца,
что Бог, чей разум никогда не спит,
хранит в себе любое сновиденье,
и каждый сад, и всякую слезу.
Неверный день, и полутьма повсюду. Пойми я, что осталось ото сна,
который снился мне, и что в нем снилось
и я бы понял все.
-------
Борхес Хорхе Луис. Сон
Перевод Б. Дубина
В одной из пустынь Ирана стоит невысокая каменная башня без дверей и
окон. Внутри -- единственная каморка (с круглым земляным полом), а в ней --
деревянный стол и скамья. В этом круглом застенке похожий на меня человек
непонятными буквами пишет поэму о человеке, который в другом круглом
застенке пишет поэму о человеке, который в другом круглом застенке...
Занятию нет конца, и никто никогда не прочтет написанного
_____________________________
-----------------------
из книги "ПОРУКА"
Борхес Хорхе Луис. Чей-то будущий сон
Перевод Б.Дубина
Что увидит во сне непредвосхитимое будущее? Что Алонсо Кихано останется
Дон Кихотом, даже не покидая своего села и библиотеки. Что минута перед
пробуждением Улисса может быть богаче поэмы о его трудах. Увидит целые
поколения, слыхом не слыхавшие имени Улисс. Увидит сны куда отчетливей
сегодняшней яви. Увидит, что мы в силах сотворить любое чудо, а не делаем
этого, поскольку в воображении оно гораздо реальней. Увидит миры такой мощи,
что трель одной-единственной тамошней птицы может убить там человека.
Увидит, что забвение и память -- действие воли, а не вмешательство или
прихоть случая. Что можно смотреть всем телом, как во тьме померкших миров
-- своих ослабевших глаз -- мечтал Мильтон. Увидит мир без машин и без этой
хрупкой машины -- нашего тела. Жизнь -- не сон, но, как писал Новалис, может
когда-нибудь дорасти до сна.
--------
Борхес Хорхе Луис. Сон, приснившийся в Эдинбурге
Перевод Б.Дубина
На рассвете мне приснился сон, от которого я не в силах отделаться и в
котором попытаюсь разобраться.
Ты уже зачат. На пустынном горизонте -- что-то вроде
пыльных классов, а может быть -- пыльных складов, и в этих классах или
складах -- параллельные ряды школьных досок длиной в километры или тысячи
километров, на которых выведены мелом буквы и цифры. Сколько досок всего --
неизвестно, понятно только, что их много и одни уже исписаны, а другие --
почти чистые. Двери, как в Японии, раздвижные, они -- из проржавевшего
металла. Само строение круглое, но таких гигантских размеров, что со стороны
кривизна незаметна и стены кажутся прямыми. Придвинутые друг к другу доски
-- много выше человеческого роста и доходят до гладкого оштукатуренного
потолка, среднего между белесым и сероватым. Слева на каждой доске -- слова,
следом за ними -- цифры. Слова размещены друг под другом, как в словаре.
Первое слово -- Аар, название реки в Берне. За ним -- арабские цифры;
составленное ими число огромно, но не бесконечно. Оно с точностью
показывает, сколько раз в жизни ты увидишь эту реку, сколько раз в жизни
прочтешь ее название на карте, сколько раз в жизни о ней подумаешь.
Последнее слово, кажется, Цвингли, оно слишком далеко. Еще на одной
бесконечной доске написано neverness, и рядом с иноземным словом тоже стоит
цифра. В этих значках -- вся твоя жизнь. Каждую секунду какой-то ряд цифр
обрывается. Ты исчерпаешь число раз, отпущенных тебе на вкус имбиря, но
жизнь еще не кончится. Исчерпаешь число, отпущенное на гладкость стекла, но
какое-то время будешь жить. Исчерпаешь число отведенных тебе ударов сердца и
только тогда умрешь.
СОЗДАТЕЛЬ
Мы все -- твоя стремнина, Гераклит.
Мы -- время, чье незримое теченье
Уносит львов и горные хребты,
Оплаканную нежность, пепел счастья,
Упрямую бессрочную надежду,
Пространные названья павших царств,
Гекзаметры латиняна и грека,
Потемки моря и триумф зари,
Сон, предвкушение грядущей смерти,
Доспехи, монументы и полки,
Орла и решку Янусова лика,
Спряденные фигурками из кости
Меандры на расчерченной доске,
Кисть Макбета, способную и море
Наполнить кровью, тайные труды
Часов, бегущих в полуночном мраке,
Недремлющее зеркало, в другое
Глядящее без посторонних глаз,
Гравюры и готические буквы,
Брусочек серы в платяном шкафу,
Тяжелые колокола бессонниц,
Рассветы, сумерки, закаты, эхо,
Ил и песок, лишайники и сны.
Я -- эти тени, что тасует случай,
А нарекает старая тоска. С их помощью, слепой, полуразбитый,
Я все точу несокрушимый стих,
Чтоб (как завещано) найти спасенье.
------
БЕЗ НАЗВАНИЯ
МОНЕТА ОРЛОМ
Спишь. И опять просыпаешься мной.
Позднее утро стирает иллюзию обновленья.
Не припомнишь Вергилия? Вот они, эти строки.
Все встает по местам.
Воздух, земля, вода и огонь -- четыре стихии греков.
Имя единственной женщины в мире.
Дружелюбье луны.
Свежие краски атласов.
Очистительное забвенье.
Память, которая черкает и перебеляет.
Привычки, этот залог уверенности в бессмертье.
Стрелки и циферблат, делящие неуследимое время.
Тончайший запах сандала.
Сомненья, которые не без спеси зовем метафизикой.
Выгиб трости, ныряющий в руку.
Вкус винограда и меда.
МОНЕТА РЕШКОЙ
Прервать чей-то сон --
обычный поступок любого,
чудовищный, если подумать.
Прервать чей-то сон
значит втолкнуть уснувшего в беспредельный
каземат мирозданья
со всем его временем без начала и без конца.
Значит напомнить ему,
что он всего лишь общедоступное имя
и сумма прожитых дней.
Всколыхнуть его вечность.
Обременить созвездьями и веками.
Восставить нового Лазаря,
дав ему память о прежнем.
Замутить летейские воды.
----
СОН
Ночь поручает спящим колдовское
заданье -- распустить весь этот мир,
его бесчисленные разветвленья
причин и следствий, тонущих в бездонном
круговороте мчащихся времен.
Ночь хочет, чтобы за ночь ты забыл
себя, происхождение и предков,
любое слово, каждую слезу,
все, чем могло бы обернуться бденье,
немыслимую точку геометров,
прямую, плоскость, пирамиду, куб,
цилиндр и сферу, океан и волны,
подушку под щекою, тонкость свежих
простынь...
империи, их цезарей, Шекспира
И -- самый тяжкий труд -- свою любовь
Как странно: этот розовый кружок стирает космос, воздвигая хаос.
-----
ЗАБЫТЫЙ СОН
Вивиане Агиляр
Неверным утром мне приснился сон.
Изо всего, что видел, помню двери,
а остальное стерлось. Новый день
вобрал в себя и схоронил навеки
какое-то известие, теперь недосягаемое, словно призрак
слепца Тиресия, халдейский Ур
и лабиринты теорем Спинозы.
Я прожил долгий век свой, разбирая
учения философов земли. Известно мненье одного ирландца,
что Бог, чей разум никогда не спит,
хранит в себе любое сновиденье,
и каждый сад, и всякую слезу.
Неверный день, и полутьма повсюду. Пойми я, что осталось ото сна,
который снился мне, и что в нем снилось
и я бы понял все.
-------
Борхес Хорхе Луис. Сон
Перевод Б. Дубина
В одной из пустынь Ирана стоит невысокая каменная башня без дверей и
окон. Внутри -- единственная каморка (с круглым земляным полом), а в ней --
деревянный стол и скамья. В этом круглом застенке похожий на меня человек
непонятными буквами пишет поэму о человеке, который в другом круглом
застенке пишет поэму о человеке, который в другом круглом застенке...
Занятию нет конца, и никто никогда не прочтет написанного
_____________________________
-----------------------
из книги "ПОРУКА"
Борхес Хорхе Луис. Чей-то будущий сон
Перевод Б.Дубина
Что увидит во сне непредвосхитимое будущее? Что Алонсо Кихано останется
Дон Кихотом, даже не покидая своего села и библиотеки. Что минута перед
пробуждением Улисса может быть богаче поэмы о его трудах. Увидит целые
поколения, слыхом не слыхавшие имени Улисс. Увидит сны куда отчетливей
сегодняшней яви. Увидит, что мы в силах сотворить любое чудо, а не делаем
этого, поскольку в воображении оно гораздо реальней. Увидит миры такой мощи,
что трель одной-единственной тамошней птицы может убить там человека.
Увидит, что забвение и память -- действие воли, а не вмешательство или
прихоть случая. Что можно смотреть всем телом, как во тьме померкших миров
-- своих ослабевших глаз -- мечтал Мильтон. Увидит мир без машин и без этой
хрупкой машины -- нашего тела. Жизнь -- не сон, но, как писал Новалис, может
когда-нибудь дорасти до сна.
--------
Борхес Хорхе Луис. Сон, приснившийся в Эдинбурге
Перевод Б.Дубина
На рассвете мне приснился сон, от которого я не в силах отделаться и в
котором попытаюсь разобраться.
Ты уже зачат. На пустынном горизонте -- что-то вроде
пыльных классов, а может быть -- пыльных складов, и в этих классах или
складах -- параллельные ряды школьных досок длиной в километры или тысячи
километров, на которых выведены мелом буквы и цифры. Сколько досок всего --
неизвестно, понятно только, что их много и одни уже исписаны, а другие --
почти чистые. Двери, как в Японии, раздвижные, они -- из проржавевшего
металла. Само строение круглое, но таких гигантских размеров, что со стороны
кривизна незаметна и стены кажутся прямыми. Придвинутые друг к другу доски
-- много выше человеческого роста и доходят до гладкого оштукатуренного
потолка, среднего между белесым и сероватым. Слева на каждой доске -- слова,
следом за ними -- цифры. Слова размещены друг под другом, как в словаре.
Первое слово -- Аар, название реки в Берне. За ним -- арабские цифры;
составленное ими число огромно, но не бесконечно. Оно с точностью
показывает, сколько раз в жизни ты увидишь эту реку, сколько раз в жизни
прочтешь ее название на карте, сколько раз в жизни о ней подумаешь.
Последнее слово, кажется, Цвингли, оно слишком далеко. Еще на одной
бесконечной доске написано neverness, и рядом с иноземным словом тоже стоит
цифра. В этих значках -- вся твоя жизнь. Каждую секунду какой-то ряд цифр
обрывается. Ты исчерпаешь число раз, отпущенных тебе на вкус имбиря, но
жизнь еще не кончится. Исчерпаешь число, отпущенное на гладкость стекла, но
какое-то время будешь жить. Исчерпаешь число отведенных тебе ударов сердца и
только тогда умрешь.