День Клоуна, глава 4
4
У меня был сломан нос, брату врачи из приехавшей «Скорой Помощи» обработали лицо тампоном и закапали что-то в глаза. Гусеница кляла себя на чём свет стоит, что не побежала сразу с нами, и жалела убитого щенка, а мама её успокаивала. У щенка была сломана шея и разбит череп. Один Серёжка, бывший в своей коляске, не пострадал.
Полиция, приехавшая сразу после «Скорой», записала приметы хулигана, которые мы запомнили приблизительно - я вспомнила горбатый нос и стрижку под бокс, Андрей - что глаза были тёмные, наглые и навыкате, и что пахло от него табаком и одеколоном, а мама с Гулей и того меньше. Дальше я отдалась в заботливые руки медиков, которых очень глубоко волновало, есть ли у меня медицинская страховка и успеют ли в амбулатории до пересменки наложить мне маску.
Полицейский, который записывал свидетельские показания, всё приставал к маме - правильно ли мы поняли, что происходит именно жестокое обращение с животным, не провоцировал ли Андрей того подростка и не бил ли первым, наконец, насколько мы уверены, что нападавший был с тёмными глазами и волосами и горбатым носом. Мама сказала, что лучше всех доказательств - кровь щенка на спине бетонного змея и наши повреждения и предложила взглянуть на это ещё раз, если одного раза ему мало. А Андрей сказал, что, наверное, наши показания поставлены под сомнение, так как рисуют в невыгодном свете представителей этнических диаспор, большинство из которых наркоторговцы, грабители и вообще лучше бы им оставаться там, откуда приехали. Мама шикнула на него и, извиняясь, попросила полицейского не вносить слова её сына, которому брызнули газом в лицо, в протокол. Тот ответил ей, что всё понимает, но не в наших интересах повторять такие предположения перед комиссаром при подаче заявления о возбуждении уголовного дела. Это, де, может быть истолковано как попытка дискредитации группы лиц по этническому и профессиональному признаку.
Перерезав удавку из обычного шнурка, Андрей отнёс щенка на задний двор и похоронил на газоне, который не оскверняли своим видом бетонные монстры. Мама ещё очень расстроилась, что выронила свою библию в траве, пока бежала к нам, и ходила искать её вместе с Гулей, но так и не нашла. «Бог меня за это накажет!», сказала она.
Это всё мне рассказали мама с Андреем, когда я вернулась из травматологии с маской на вправленном носу. Гуля сидела с малышом и сказала, что он вёл себя очень хорошо.
За ужином ни у кого не было аппетита, и мамин пирог был съеден только наполовину. Казалось, события этого дня, и по отдельности достаточно неприятные, накладываются друг на друга. Тревога сгустилась вокруг лампы в импровизированной кухне, и - вдобавок - у меня болел нос. Мама попросила, если ночью кто-то захочет в уборную, использовать ведро, так как туалет только на первом этаже, а вход в дом не запирается.
Поэтому мы все легли спать вместе в одной большой комнате, дверь которой выходила в коридор, идущий вдоль фасада. В темноте прозвучало мамино бормотание на сон грядущий и скрип пружин её матраса, и я не заметила, как заснула.
С неба падает круглый предмет, я задираю голову и вижу ветви огромного дерева. Плод медленно, как в замедленном кино, падает на каменный пол в чёрно-белую клетку. Я знаю, что должна поймать его, потому что он не должен разбиться, но не могу сдвинуться с места. Сердце стучит где-то в горле, и я с ужасом вижу, как Шар величественно разбивается и разлетается в разные стороны. И тогда всё вокруг начинает рушиться и гибнуть. Откуда-то прибывает вода, и в водовороте кружатся сломанные ветви этого дерева, листья, ещё какой-то мусор и я. Слышится рёв водоворота, похожий на звук жестяного рога. Воронка подтаскивает меня к самому центру, где кроется что-то очень страшное. Среди стволов и ветвей мелькает гибкое тело, и я вижу чудовищную голову змея. Зубастая пасть что-то держит. Я пытаюсь закричать и понимаю, что кричу уже не одна - Андрей истошно вопит одно только слово - «Ду-у-у-ра-а-а!..» Под боком у меня заходится в крике Серёжка, который вдобавок ещё и описался во сне. Какое-то время ещё понадобилось, чтобы отстроиться от ощущения Ужаса, сопровождавшего меня после пробуждения.
Как выяснилось, все в эту ночь видели кошмары про змей и рушащийся вокруг мир. Никто в итоге не выспался, а Андрей сказал маме за завтраком:
- Не удивлюсь, если это ещё не конец. Надо было отнести Шар антиквару. А всё ты со своими суевериями…
- Мне снилось, что от какой-то такой находки мы можем погибнуть, что в ней - Зло, и я подумала, что лучше его уничтожить, - виновато ответила мама. Я сказала Андрею сквозь дурацкую прищепку на носу:
- Мама поступила, как считала правильным, и ты не можешь её ни в чём обвинять. Ведь Шар нашёл ты! И потом, причём тут он - гопники, их много на свете и на одного мы просто нарвались.
- Это даже не гопник, а урод самый настоящий. Я таких гадов ещё не видел, потом, он же был один. Ты же сама говорила - один в поле не гопник. А этот вёл себя, как дома…
- Дома они себя не так ведут, дома у них законы строгие, украл, например - руку долой, девушку обидел - родня вступится, - заметила я. - А здесь всё можно, папы и старшие братья наркоту продают, никто за такими и не смотрит. Может, он тоже под чем-то был, скажи, Гусеница?
Но кузина тискала смеющегося Серёжку и от спора уклонилась под предлогом того, что всё пропустила.
У меня был сломан нос, брату врачи из приехавшей «Скорой Помощи» обработали лицо тампоном и закапали что-то в глаза. Гусеница кляла себя на чём свет стоит, что не побежала сразу с нами, и жалела убитого щенка, а мама её успокаивала. У щенка была сломана шея и разбит череп. Один Серёжка, бывший в своей коляске, не пострадал.
Полиция, приехавшая сразу после «Скорой», записала приметы хулигана, которые мы запомнили приблизительно - я вспомнила горбатый нос и стрижку под бокс, Андрей - что глаза были тёмные, наглые и навыкате, и что пахло от него табаком и одеколоном, а мама с Гулей и того меньше. Дальше я отдалась в заботливые руки медиков, которых очень глубоко волновало, есть ли у меня медицинская страховка и успеют ли в амбулатории до пересменки наложить мне маску.
Полицейский, который записывал свидетельские показания, всё приставал к маме - правильно ли мы поняли, что происходит именно жестокое обращение с животным, не провоцировал ли Андрей того подростка и не бил ли первым, наконец, насколько мы уверены, что нападавший был с тёмными глазами и волосами и горбатым носом. Мама сказала, что лучше всех доказательств - кровь щенка на спине бетонного змея и наши повреждения и предложила взглянуть на это ещё раз, если одного раза ему мало. А Андрей сказал, что, наверное, наши показания поставлены под сомнение, так как рисуют в невыгодном свете представителей этнических диаспор, большинство из которых наркоторговцы, грабители и вообще лучше бы им оставаться там, откуда приехали. Мама шикнула на него и, извиняясь, попросила полицейского не вносить слова её сына, которому брызнули газом в лицо, в протокол. Тот ответил ей, что всё понимает, но не в наших интересах повторять такие предположения перед комиссаром при подаче заявления о возбуждении уголовного дела. Это, де, может быть истолковано как попытка дискредитации группы лиц по этническому и профессиональному признаку.
Перерезав удавку из обычного шнурка, Андрей отнёс щенка на задний двор и похоронил на газоне, который не оскверняли своим видом бетонные монстры. Мама ещё очень расстроилась, что выронила свою библию в траве, пока бежала к нам, и ходила искать её вместе с Гулей, но так и не нашла. «Бог меня за это накажет!», сказала она.
Это всё мне рассказали мама с Андреем, когда я вернулась из травматологии с маской на вправленном носу. Гуля сидела с малышом и сказала, что он вёл себя очень хорошо.
За ужином ни у кого не было аппетита, и мамин пирог был съеден только наполовину. Казалось, события этого дня, и по отдельности достаточно неприятные, накладываются друг на друга. Тревога сгустилась вокруг лампы в импровизированной кухне, и - вдобавок - у меня болел нос. Мама попросила, если ночью кто-то захочет в уборную, использовать ведро, так как туалет только на первом этаже, а вход в дом не запирается.
Поэтому мы все легли спать вместе в одной большой комнате, дверь которой выходила в коридор, идущий вдоль фасада. В темноте прозвучало мамино бормотание на сон грядущий и скрип пружин её матраса, и я не заметила, как заснула.
С неба падает круглый предмет, я задираю голову и вижу ветви огромного дерева. Плод медленно, как в замедленном кино, падает на каменный пол в чёрно-белую клетку. Я знаю, что должна поймать его, потому что он не должен разбиться, но не могу сдвинуться с места. Сердце стучит где-то в горле, и я с ужасом вижу, как Шар величественно разбивается и разлетается в разные стороны. И тогда всё вокруг начинает рушиться и гибнуть. Откуда-то прибывает вода, и в водовороте кружатся сломанные ветви этого дерева, листья, ещё какой-то мусор и я. Слышится рёв водоворота, похожий на звук жестяного рога. Воронка подтаскивает меня к самому центру, где кроется что-то очень страшное. Среди стволов и ветвей мелькает гибкое тело, и я вижу чудовищную голову змея. Зубастая пасть что-то держит. Я пытаюсь закричать и понимаю, что кричу уже не одна - Андрей истошно вопит одно только слово - «Ду-у-у-ра-а-а!..» Под боком у меня заходится в крике Серёжка, который вдобавок ещё и описался во сне. Какое-то время ещё понадобилось, чтобы отстроиться от ощущения Ужаса, сопровождавшего меня после пробуждения.
Как выяснилось, все в эту ночь видели кошмары про змей и рушащийся вокруг мир. Никто в итоге не выспался, а Андрей сказал маме за завтраком:
- Не удивлюсь, если это ещё не конец. Надо было отнести Шар антиквару. А всё ты со своими суевериями…
- Мне снилось, что от какой-то такой находки мы можем погибнуть, что в ней - Зло, и я подумала, что лучше его уничтожить, - виновато ответила мама. Я сказала Андрею сквозь дурацкую прищепку на носу:
- Мама поступила, как считала правильным, и ты не можешь её ни в чём обвинять. Ведь Шар нашёл ты! И потом, причём тут он - гопники, их много на свете и на одного мы просто нарвались.
- Это даже не гопник, а урод самый настоящий. Я таких гадов ещё не видел, потом, он же был один. Ты же сама говорила - один в поле не гопник. А этот вёл себя, как дома…
- Дома они себя не так ведут, дома у них законы строгие, украл, например - руку долой, девушку обидел - родня вступится, - заметила я. - А здесь всё можно, папы и старшие братья наркоту продают, никто за такими и не смотрит. Может, он тоже под чем-то был, скажи, Гусеница?
Но кузина тискала смеющегося Серёжку и от спора уклонилась под предлогом того, что всё пропустила.