"Я тоже люблю Ирландию"-2

[aliquiss]

S.S. очень долго идет по радужному мосту, завороженно оглядывая окрестности. Иногда создается впечатление, что он попал в мультфильм -- облака проносятся над его головой с сумасшедшей скоростью, затем лихорадочно меняется время суток, причем происходит это не в установленном природой порядке: так, восход сменяется другим восходом, а солнце и луна принимаются гоняться друг за другом по небосклону. В какой-то момент нога его соскальзывает с оранжевой полосы и застревает между ней и полосой желтой; когда он выбирается назад на радугу, место, куда он чуть не провалился, зарастает с неприятным клацаньем. Немного привыкнув к психоделическим пейзажам и переживаниям, начинает четче фиксировать происходящее. Подходит к краю слева, смотрит вниз, затем к краю справа, делает то же самое, понимает, что пейзаж каждый раз меняется. Слева океан, справа -- лесная гладь. Перепроверяет еще раз. Теперь слева скалистые горы, а справа распаханные поля. Хмыкает, упорно идет дальше.

Через то, что кажется ему сутками хода, достигает крутого ската. Понимает, что не сможет спуститься пешком, снимает куртку, садится на нее и съезжает вниз. Достигает конца радуги. Смотрит на место, в которое она втыкается, как присыпанный землей отросток куста. Тихо:

Ого.

Tír na nÓg

На конце радуги обнаруживается пейзаж, во многом сравнимый с тем, что что он оставил позади, но как будто отретушированный до фотографического совершенства: луга здесь разбегаются зелеными волнами, травинка к травинке (где-то рядом совершенно точно должны быть откормленные коровы), на отдалении видны дубравы, в которых теснятся стройные высокие деревья с сочными изумрудными кронами, а склоны холмов поблизости местами совсем полысели, и ясно, что это не холмы, а древние, согбенные, ссутулившиеся горы, на отрогах которых каждая расщелина видна так резко, как будто ее вычертили остро отточенным пером. Еще дальше, практически на горизонте, если визитера не обманывает восприятие глубины, на равных расстояниях друг от друга стоят статуи, о размере которых только можно догадываться, так как с того места, где находится S.S., выглядят они как обычные человеческие силуэты. (То, что это статуи, а не живые создания, - лишь догадка, конечно; но они не двигаются.) Сама радуга втыкается в землю решительным реактивным выхлопом, но не горячим, а прохладным, так что вокруг ее окончания земля и трава не выжжены, а примяты. Приглядевшись, гость видит на отдалении странный хоровод (маленькие фигурки заставляют еще раз переоценить размер статуй на горизонте), лениво и неспешно кружащийся вокруг какого-то ритуального мегалита и не обращающий на его прибытие никакого внимания: видимо, тут привыкли к тому, что радуга все время кого-то приносит. Или уносит, судя по тому, что, оттолкнувшись, конец ее отрывается от земли и, набрав скорость, скрывается в чистых кучевых облаках.

S.S. остается на земле, и теперь нет совершенно никакой возможности проигнорировать простое наблюдение: в нескольких футах от него из земли торчит наполовину то ли выкопанный, то ли выдернутый пустой горшок (скорее даже котел, судя по размерам), а рядом лежит тот, кого популярная мифология назвала бы лепреконом, не будь это создание больше шести футов ростом. Кожа убитого млечно-голубого оттенка, испещренная веснушками, волосы рыжие, руки беспомощно и широко раскинуты, а ноги сведены вместе. S.S., торопливо осмотрев место происшествия и тело, понимает, что делать выводы о совершенном преступлении пока рано; но кое-какие вещи становятся ему незамедлительно очевидны. Он также понимает, что надо как можно быстрее переместиться куда-нибудь с этого пятачка, столь богатого на события; но тут же становится очевидно, что для этого уже нет времени: создания, ведшие хоровод и еще пять минут назад выглядевшие столь невинными, теперь столпились вокруг центрального мегалита и смотрят в сторону пришельца, а у циклопических статуй на горизонте в руках загорелись тонкие, высокие сине-зеленые огни.

К S.S. решительным галопом приближается процессия из нескольких всадников, одетых весьма похоже на человека, лежащего у его ног. Последнее, что он успевает сделать до того, как они смыкаются кольцом вокруг него, - прижать пальцы к основанию черепа убитого и забрать некоторое количество информации: во-первых, о языке местного народа; во-вторых, о последних секундах жизни жертвы. Язык приходит к нему практически нетронутым, но предсмертные впечатления - всего лишь как неразборчивая вспышка, из которой пока не удается разобрать ничего. Однако пальцы его нащупывают и тонкий шов под воротником; стоит ему чуть нажать, и голова с готовностью подается. Шея жертвы, оказывается, полностью перерезана.

S.S. выпрямляется, задумчиво глядя на окруживших его всадников. Это три высоких, идеально сложенных мужчины и две женщины в удивительных костюмах изумрудного оттенка зелени, в зависимости от освещения и перемещения всадников, меняющегося в спектре от серебристо-серого до темно-синего. Глаза всадников одинакового ровного синего цвета, а волосы светлые, иногда отдающие рыжиной.

Учтиво обращается к человеку, располагающему наиболее высокомерным выражением лица из всех. Использует самую вежливую форму из только что освоенных:

Добрый день, господа. Сожалею, что прибыл в ваши владения в столь печальный час.

Riders переглядываются, негромко переговариваются. Один из всадников обращается к S.S.:

Тебя видели с убитым. Кто ты и откуда? Почему ты убиваешь в пределах Tuatha Dé Danann - разве неизвестно тебе, что карается это заточением без срока, а то и лишением жизни? Возможно, ты из одного из несовершенных миров, где считается допустимым так снимать разногласия и улаживать споры, но твой закон не действует в Высокой Стране, а действуют лишь уложения Eochaid Ollathair: Дагды, предначального Всеотца. Желаешь ли ты объясниться здесь?

Склоняет голову набок и смотрит на S.S., как бы оценивая его непосредственную опасность.

S.S. слегка разводит руки и показывает их всаднику. Размеренно: Ты прав, предводитель отряда, я не из ваших краев и вы действительно видели меня рядом с убитым, прямо к ногам которого вывел этот Радужный мост. Мне бы не хотелось начинать наше знакомство с обвинений и необходимости оправдываться, но взгляни: у меня нет холодного оружия, при помощи которого можно было бы так ловко отсечь голову человеку. Руки мои и одежда не запятнаны его кровью и -- что самое важное -- в моих карманах нет золота, которое, судя по всему, содержалось в Великом Котле.

Выдержав паузу: Мне бы хотелось провести с вами еще какое-то время, но, к несчастью, меня ждут... в моей стране.

Chief Rider, спешившись, пристально осматривает и тело, и место преступления.

Надлежащим образом заговоренный волос может быть крепче тетивы. Ты образованный высокородный человек, пришелец, - из формы и цвета твоих пальцев мне это очевидно! - а значит, не можешь не знать этого. Погибшего звали B'hrian Fear Dearg, и он был Часовым так долго, как я помню себя; уж точно не так просто было бы разделаться с ним. Голову ему отрезали после смерти, чтоб обезглавить его fern. Черную ольху нельзя срезать, ибо на тех, кто рождается в этих деревьях, держится бессмертие Высокой Страны. Но я не слышу в теле B'hrian-а его остатков: душегуб и вовсе прекратил его. О позор, что стражник моста между мирами был столь предательски убит! Не может быть и речи о том, чтоб ты вернулся назад. Ты поедешь с нами и предстанешь перед судом. Если ты благороден, то сделаешь как я говорю и не заставишь пленить тебя, а отправишься в столицу и добровольно расскажешь все о злодействе. Я Матолх.

Делает знак спутникам. Один из мужчин, не спешиваясь, перебрасывает себя на седло за спину другого, освобождая коня для S.S.

S.S., судя по всему недолго колеблется между презумпцией "высокородного и благородного" и инстинктом сопротивления. Потом, видимо, решает, что пора становиться взрослым, тихо вздыхает и поднимается в седло.

Вежливо предводителю, заезжая чуть вперед и разворачивая коня так, чтобы быть лицом к главе отряда:

Мне понятны ваши мотивы и нить рассуждения, о Матолх. Но прошу принять во внимание, что при этом мне глубоко претит любое насилие, совершаемое против меня даже в столь учтивой форме. Я готов уделить происшествию сколько-нибудь времени... видит, что при упоминании времени на лицах всадников появляется странная заторможенность и полное непонимание; впервые за все время приключения чувствует, что ему делается не по себе... да. Но его не так много. Я имею в виду времени. У меня мало времени, Матолх. Давайте решим все вопросы быстро, и я вернусь домой.

Matholwch пожимает плечами и наклоняет голову к коню. Нашептывает ему что-то.

Ты говоришь о времени? Пускай не время тревожит тебя, но справедливость. Если не ты убил Бриана, не тебе и отвечать за его смерть, и течение времени примет тебя обратно в свое лоно так же легко, как выпустило. Если ж это дело твоих рук, юный чужестранец...

Поджимает губы и бросает короткий взгляд на S.S. Их кони пускаются в галоп, все прочие остаются позади. С прохладной усмешкой:

Не Tuatha Dé Danann живут во времени, но время живет в них. Время отдельно существует лишь на другом конце tuar ceatha. Здесь же оно равно нам и побеждает жизнь вместе с нами, а не бросает нас в ее ненасытное жерло.

Спустя какое-то время пути по описанной пересеченной местности небольшой отряд с Матолхом и S.S. во главе прибывает по узкому и длинному каменному мосту на идеально круглый остров, представляющий собой шар с плоско срезанной верхушкой. Вода, окружающая его, так прозрачна, что шар можно проследить до самого основания. Удивительно, как на этом камне может что-то расти, но тем не менее S.S., способный наблюдать ближайший к мосту край острова, видит, что плоская поверхность его покрыта пышной ухоженной растительностью, в которой то тут, тот там прячутся кружевные невесомые жилища, соединенные лестницами, навесными переходами и прочими витиеватыми продуктами воображения, не связанного, похоже, не только временем, но и гравитацией.

S.S. тихо взывает в уме к духу одного оксфордского профессора, но стоически молчит.

Справа от моста у воды видит теряющуюся в облаках ногу древней статуи. Не в силах сдержаться:

Ну конечно. Плетеные сандалии.

Matholwch усмехается.

Оставайся на лошади, гость.

Шарообразный остров начинает начинает медленно и плавно крениться, заваливаться набок; тектонический этот процесс набирает скорость и силу, но, против ожидания, ни пришельцы, ни жилища в деревьях не падают наземь и не скатываются в воду. Скорее впечатление, что весь мир крутят вокруг них, как ручку гигантского сейфового замка, - и вот, наконец, остров проворачивается на половину окружности, и S.S. с Матолхом оказываются в настоящем (по крайней мере, так хочется надеяться) мире Tuatha Dé Danann. Здесь у них также под ногами остров, и вокруг него водная гладь, но те выстеленные изумрудом холмы и равнины, через которые они скакали еще какое-то время назад, остались по другую сторону воды, как и титаническая нога в плетеной сандалии. Здесь над головой опять мрачные, низкие, бронзовые тучи, и ходит стылый ветер, а земля позади отливает угрюмой краснотой. С этой стороны, оказывается, ранее увиденная нога превратилась в трехмачтовую шхуну, на палубу которой они, спешившись, и спускаются.

Выходит на нос парусника. Подумав:

Залы Правды находятся в двух шагах Дагды отсюда. Нам будет о чем поговорить, если таково твое желание. Я могу быть твоим союзником, но для этого мне надо слышать правду. Я не бывал в Скорых краях и не знаю, каковы их жители собой и повадками. Ты первый, кого я встречаю. Можешь рассказать мне. Будет лучше, если в Залах Правды у тебя будет соратник.

Косые паруса шхуны набирают ветер, и судно движется вперед, постепенно ускоряясь. Солнце в этом мире, кажется, зависло в одном предзакатном положении, и периодически лишь нерешительно перекатывается то в одном направлении, то в другом. Волны мерцают обманчивой ртутью, и всякое отражение подводного мира пропало в них. Удовлетворенно:

Ибо говорят справедливо, что Tír fo Thuinn так просто не отпускает гостей.

S.S. перестает думать о грядущем экзамене. Тихо: А знаешь, Матолх, ты прав. Если крестообразный клевер, расщелина в стенах, блеск радуги, сама радуга, горшок с украденным золотом, убитый... м-мм... Фардарриг, да?.., отряд фейри летучий, каменный мост, остров-шар, каменная сандалия и корабль привели меня к вам, туда, где нет времени, я и действительно не хочу теперь возвращаться на свою быструю и большую землю без радуги. Давай говорить по правде.

Мне интересно... и все равно. А тебе, в конце концов, надо найти того, кто заговорил этот убийственный волос. Хотя мне показалось, что этого... Фардаррига, да? Убили лезвием травы. Заговоренным.

Mathowlch удовлетворенно кивает. Сразу было ясно, что ты знаешь больше, чем говоришь. Волосы Туата Де Дананн обладают большой волшебной силой, но убить другого Sídhe таким образом нельзя: волосы - это крона, а деревья не ходят войной друг на друга. Волосом из конской гривы можно было бы сделать это. Но трава вокруг тела не была примята копытами лошадей; а вот стебель fiteog léana я нашел рядом с убитым.

Смотрит на S.S. Значит, ты либо нашел его тоже, либо выбросил его и теперь хвалишься передо мной своей наблюдательностью, чтоб обвести меня вокруг пальца. Но неважно: расскажи мне о своей невиновности. Откуда ты прибыл и как попал в Высокую Страну? Не опускай подробностей в своем рассказе.

Шхуна неожиданно резко ложится на левый борт, затем так же резко выпрямляется. Спокойно: Это киты: другие входы. Неважно... не обращай внимания.

S.S., меланхолично: Матолх, ты внимателен и, полагаю, выполняешь здесь роль верховного следопыта или чего-то в этом роде. Твой острый ум позволил тебе сделать меткие наблюдения и, как говорят в моей стране, прыгнуть к быстрым выводам, а вот это, поверь мне, никогда не помогает в том, чем ты занимаешься. Повторю: не собираюсь оправдываться в подробностях, но я не убивал вашего стражника. Насчет же нашего мира -- поехали со мной, почту за честь показать тебе что-нибудь, что ты пожелаешь увидеть.

Помолчав. Извини, это была шутка. Понимаю, что попытка покинуть Страну равносильна для вас измене или изгнанию, в других мирах для вас ничего нет. Вот и славно. Забирайте меня к себе. Я многое умею. Могу посторожить для вас радужный мост, пока кто-нибудь не перережет мне горло осотом.

А зовут меня Человек с Севера.

Mathowlch оглядывает S.S. с некоторым любопытством, потом подходит и довольно бесцеремонно трогает его руки и лоб, затем отходит и садится на корме. Так в молчании проходит какое-то время. На горизонте показывается дерево, растущее как будто из воды, а в гигантском стволе его - дупло-расщелина, возле которой на волнах светятся десятки кораблей. Здесь как будто бы темнее, хотя солнце и находится на том же положении в небе.

Задумчиво: Ты волен ничего не говорить мне, конечно. Но тебе следует знать, что котел Дагды - одно из четырех тайных сокровищ и орудий туата де дананн. Котел был опустошен, а его сторож - убит; это преступление против самой Высокой Страны, и расследоваться оно будет со всем пристрастием. Пускай ты не убийца и не вор, хотя я и застиг тебя на месте, где зло совершилось; пускай ты гордый и своенравный человек - но если ты благороден, а таким я тебя вижу, как человек высоких побуждений и помыслов... неужели ты не должен помочь справедливости? Если не ты убийца, то тот, кто убил, ходит где-то либо в твоем мире, либо в моем: неужели кровь на его руках не взывает к вашим пустым прозрачным небесам так, как она взывает к низким облакам моей родины? Ты говоришь, что готов остаться здесь: оставайся, но оставайся как союзник, если правда на твоей стороне. А если нет, то век тебе оставаться в заточении над Ущельем Туманов.

Подумав: А daoine sídhe будут вынуждены сами искать правду в твоем мире. Мы однажды уже приходили к вам, высаживались там, куда привел нас мост. Придем и еще раз.

Matholwch ожидает реакции, но совсем скоро становится понятно, что молодой человек либо решил больше ничего не говорить, либо задумался слишком глубоко, чтоб поддерживать дальнейшую беседу. Тогда Матолх отворачивается и ждет, пока чудесная шхуна не пришвартуется сама к месту их назначения.

Вблизи дерево-город, дерево-башня, служащее то ли форпостом, то ли штаб-квартирой Туата Де Даннан, воистину поражает воображение не только и не столько размерами (их иначе как эпическими назвать сложно, и единственное сравнение, приходящее на ум иноземцу - Иггдрасиль, космическое дерево Одина), но тем, что внутри оно полое и состоит из множества тонких стволов, местами то провисающих, как лианы, то сплетающихся в толстые канаты, самые тонкие из которых - в обхват взрослого человека. То, что издалека выглядело как светящаяся арка-вход, вблизи оказывается лишь одним из высоких острых проемов, образованных между тысячами и тысячами таких сплетающихся стволов, растущих из черной безмолвной воды, кажется, прямо в небеса. Там, где их корабль вплыл в сень дерева, из кильватера разбегаются огни и поднимаются по стволам выше, выше, пока иллюминация не охватывает все пространство вокруг прибывших. Ровно:

An dair mór. Великий Дуб. Его называют также an crann na deireadh domhan: дерево на краю света.

S.S. подходит к краю и видит, что воды разделяются и продолжают течь дальше уже не как часть большой толщи, но как будто в желобах, образованных ветвями и сплетениями корней-стволов дерева. Между желобами ничего нет, лишь черная безответная глубина без воды, без света и без жизни. Их шхуна карабкается против закона гравитации вверх по одной из таких рек-рукавов, устремляющихся куда-то в направлении кроны огромного дерева, и они не одни такие: теперь очевидно, что десятки и сотни кораблей движутся в разных направлениях, кто вверх, кто вниз, внутри ствола дуба на краю мира. Местами люди сходят на пристанях и направляются куда-то, но шхуна Матолха продолжает движение неустанно и все набирает высоту.

Великий Дуб - место собраний по разным поводам. Здесь есть залы изобилия, залы войны, но наша цель - залы правды. Они находятся на самом верху, так как справедливость председательствует над всем, и вершит ее славный Máedóc, избранный советом верных.

Оглядывается. Ущелье Туманов оттуда тоже видно.

Наконец, по рукаву они вплывают в пространство, которое проще всего назвать площадью - столь оно большое, плоское и пустое. Неутомимые стволы и здесь продолжают свой рост, смыкаясь над этим полутемным, голым и холодным залом далеким гулким куполом. Снаружи видны все те же угрюмые, набрякшие серым дождем облака, а между ними просвечивает сумеречное небо, все отказывающееся впустить в себя ночь.

Сходит на берег.

Пожалуйста, следуй за мной. Маэдок уже ждет нас: вести распространяются быстро.

Быстрым шагом движется вглубь зала правды.

S.S. в немом изумлении осматривает Великий Дуб и все его производные. Текущие вверх потоки воды заставляют его незаметно нащупать что-то у себя в рукаве и незаметно поежиться. Он то ли ущипнул себя, то ли сделал с собой что-то более ощутимое. Ничто не изменилось.

Матолху, глухо:

Хорошее место Залом Правды не назовут. Никто ведь, надеюсь, не станет здесь приколачивать меня к деревьям гвоздями, заставляя признать, что на руке три пальца, а не... шесть?

Помолчав: Простите. Мир-со-Временем еще не до конца выветрился из меня.

Идет за Матолхом, тщательно запоминая все, что видит. Сам себе, тихо: Вот ведь люди не понимают, что такое эйдетическая память. Они думают, что дело только в прочитанном. Но дело во всем. Да. Во всем.

Matholwch поворачивается к S.S. Ровным тоном: Aos sí не добиваются правды насилием. Если ты увидишь так же далеко, как и Маэдок, если ты станешь воедино с пределами, то поймешь, что все подчиняется лишь одному закону, тому, что sióga называют an aer trédhearcach - прозрачный воздух. В нем нет разницы между насилием во имя добра и во имя зла, ибо и то, и другое - лишь вопрос толкования, но насилие абсолютно. И приговоры судьи обратимы. Правда, обычно нет нужды обращать их: в зале правды не совершают ошибок.

Останавливается на некотором отдалении от того места, где зал сходится в некоем подобии апсиды. В ней стоит человек немного выше Матолха и в целом похожий на него, но с одним отличием: за его спиной в дереве открывается окно в неожиданно прояснившееся небо, и кажется, что волосы человека сливаются с лунным светом, как потусторонний серебряный нимб, не имеющий четкой границы.

Bíodh rúad rossaibh síoraibh ríochmhór sídh go neimh bíodh síornoí, Máedóc!

(Девятикратно вечный мир, высокий, как небо, этим додревним лесам, Маэдок!)

Máedóc: Is é do bheatha, Matholwch!

(Добро пожаловать [домой], Матолх!)

S.S., не услышав в этом обмене приветствиями ничего относящегося к нему самому, совершает условный полупоклон все тем же неуловимым жестом левой руки и стоит скромно, подавив желание постучать ногой по земле. Подавив, внимательно слушает дальше.

Máedóc поворачивается к S.S. Добро пожаловать, человек с севера. Жаль, что встречаемся мы при таких обстоятельствах. Кто-то нарушил пределы Высокой Страны и вторгся к нам со злым умыслом, хоть мы и обещали не возвращаться. Кто-то убил одного из нас, одного из великих наших воинов, бессмертного, часового на мосту.

Волосы его начинают светиться с удвоенной силой, и становится ясно, что мерцание вокруг его головы действительно сливается с луной - так, что непонятно, где заканчивается судья Маэдок и где начинается небо этого странного мира.

Был ли это ты?

Матолх, напрягшись, ожидает ответа.

S.S., ровно: Приветствую тебя, сребровласый Маэдок. Нет, это не я убил вашего стража.

Máedóc медленно кивает. Ты не из знакомого мне народа. Зачем ты пришел сюда?

S.S., повествовательно: Я с другой стороны радуги, о правитель. Непосредственно из той самой Коннемары, куда высаживались волны за волнами мифичес... э-мм... легендарных предков вашего, нет, простите, тамошнего народа. Насколько я помню.

Так вот. Забота у меня была простая.

Достает из нагрудного кармана плоскую серебряную коробочку, открывает ее и показывает листки четырехлепесткового клевера. Я собирал шэмрок, чтобы приготовить из него лекарство для одного знакомого. Потом позволил своему любопытству увлечь меня в прореху времен и, вступив на радугу, оказался у вас.

Máedóc улыбается. Так просто войти в нашу страну нельзя. Мы не открываемся всякому, кто ищет четырехлистник.

S.S., вопросительно: Может быть, дело в том, что в наших краях таких, как я, не так много? У вас -- каждый первый, а у нас -- каждый... стотысячный? Вот мне с моими особыми способностями и открылась ваша страна? Могу только гадать. Пожимает плечами.

Máedóc переглядывается с Матолхом. Тот разводит руками, как бы говоря: "Большего от него не добиться". Задумчиво: Ты скрываешь слишком многое, чтоб тебе было позволено уйти. Возможно, ты и не убийца, но пособник - вольный или невольный, я не могу понять сейчас - темного и враждебного дела.

Переводит тяжелый взгляд на Матолха. Ты будешь говорить в его защиту?

Matholwch, мрачно: И хотел бы, но не могу. Я согласен с тобой, иерарх: он представляет угрозу для нас, пускай скрытую.

Máedóc согласно кивает. Что ж, тогда вот мой суд: Ожидание над Ущельем Туманов. Ибо никто не скажет про Туата Де Даннан, что они несправедливы и хотят зла ради зла, возмездия ради торжества крови над кровью.

Обращаясь к S.S.: Скажешь ли ты что-нибудь перед тем, как суд будет исполнен?

S.S., весело: Быть посему, справедливый народ. Или, как говорят в наших краях, "о'кей".

Подумав секунду, поднимает перед собой руки и держит в них круглый, переливающийся радугой шар размером с голову ребенка. Через другую секунду шар пропадает. Еще веселее: Вот так-то.

Máedóc вновь улыбается и кивает.

Твое мастерство работает, кудесник, но ведь и решение мое пока не вступило в силу. Не трать понапрасну свое искусство: если правда действительно на твоей стороне, оно еще пригодится тебе.

Выходит из своего придела и, экономно-хозяйственным движением прибрав из воздуха радужный шар, только что пропавший из рук S.S., движется к выходу, туда, где до сих пор на водах качается шхуна, принесшая сюда гостя и его провожатого-"следопыта", который теперь следует за правителем. Не говоря ни слова - Матолх лишь бросает прощальный взгляд на пленника - они восходят на борт и уплывают. Желоб поднимается и, слив воду куда-то в пустоту шахты внизу, становится частью помещения.

S.S. остается один. Еще несколько секунд назад просторный настолько, что эхо гуляло под его потолком, зал правды теперь постепенно съеживается. Увидеть, за счет чего это происходит, невозможно, но тем не менее медленно и верно помещение превращается не больше чем в просторную камеру, пронизанную ветром и туманами там, где деревья развели в стороны стволы. У камеры этой нет ни входа, ни выхода, и видно из нее лишь неопределенно-водянистую хмарь внизу и все то же усталое небо по сторонам: то самое небо с грозовыми облаками, которое Туата Де Даннан принесли с собою во времена Захватов. Ничего ужасного в этой камере нет: тут не холодно, не жарко, не светло и не слишком темно; приглядевшись, можно увидеть, что на некоторых ветвях вызревают фрукты, так что с голоду умереть не получится.

Судя по всему, в приговоре к ожиданию над Ущельем Туманов нет ничего зловещего или таинственного... неизвестно лишь, сколько должно продлиться это ожидание.

Проходит по отведенному ему помещению уже без особого любопытства. Немного понуро добирается до геометрического центра бывшего Зала Правды, садится на землю по-турецки. Раскладывает перед собой в ряд: коробочку с клевером, несколько разноцветных непрозрачных пузырьков с плотно притертыми пробками, серебряную фляжку с неизвестной жидкостью, отрезок ворсистой веревки, пуговицу в форме головы гоблина, золотую монету из Гринготтс. Смотрит на это богатство. Проверяет что-то в правом рукаве. Снимает куртку, складывает ее, ложится, положив куртку под голову и закрывает глаза. В пространство:

Ну и пожалуйста.

Click to view

Раньше
Оглавление
Дальше