Почти другая традиция
Размышления молодого человека были неожиданно прерваны. Бесшумно спрыгнул с высокой еловой ветки и с шиком распахнул мощные крылья, только уже упав камнем на пяток футов, ворон, приземлившийся на плечо ночному путешественнику с вкусным хрустом когтей, вошедших в ткань плаща.
- Ah, - сказал молодой человек. Это вы, Джейкоб. Все играем в ворона Мунина-мысль? Или в ворона Хугина-память? Или в обоих?.. Ай!
Артистический ворон, которому, по-видимому, надоели эти подколки, в ответ молча, но ощутимо клюнул молодого человека в ближайшую ключицу, а молодой человек непочтительно стряхнул с себя ворона, пробормотав:
- Этого я так не оставлю. Отныне вас в этом месте всегда будут принимать за Мунина. Извольте прилетать сюда каждый месяц во второй день полнолуния и кричать «Иггдрасиль» и несвязанные фразы из «Старшей Эдды». Прямо сейчас выберу ясень и нанесу на него три заклинания Одина. Вот так: Gifu, Iss, Alu. Теперь ваш несносный клюв связан обязательством намертво.
Ворон с достоинством ушел под сень дерев пешком и скрылся из виду. Еле слышный «фффф-шших-ххх!» где-то в темноте возвестил о том, что он улетел восвояси. Молодой человек снова остался один. Он уселся по-турецки на лиловую траву перед ясенем, который использовал для борьбы со своим старым пернатым другом, и принялся размышлять на этот раз о другой традиции - нордической. Ehwaz- символ критической ситуации выхода из нее, Ansuz - все, что связано с речью и передачей знания, Eihwaz - правильный ритм и характер действий, Kano - пламя рождения мира, его сотворения и неизбежной гибели. Он быстро высек лезвием значки рун на ясеневом стволе в продуманном порядке, предварительно вырезав небольшую дверку в коре и отогнув ее, а затем закрыл ее на стволе и прошептал пару слов, услышав которые, дерево как будто запаяло дверку и уронило ему в руку маленький синий цветок, похожий на звездочку.
- Ну конечно, - проворчал молодой человек. - Только в Запретном лесу приличному человеку в руки может упасть с ясеня пролеска.
Однако цветок он бережно упрятал куда-то во внутренний карман и взял с собой. С собой? Да, он ведь пошел внутрь Запретного леса. Иногда молодой человек останавливался возле явно не случайным образом выбранных деревьев, опускался на землю и вырезал в очередных окошках руны, после залечивая кору и получая очередной весенний цветок, что безмерно его удивляло - сезон был, конечно, правильный, но подснежники обычно росли на земле, а не на деревьях. Ну что ж поделаешь… Это же был волшебный лес. Так шло до тех пор, пока он не углубился достаточно далеко в глубины Зыбучего болота и допрыгал по неприятным песчаным кочкам до его середины. Там стояло, поскрипывая и постанывая, древо-Мафусаил - судя по изогнутости, изъеденности и гнилости, оно росло в этом месте еще до образования Зыбучего болота и вообще, до того как вокруг завелся весь этот Запретный лес. Но делать было нечего. Socrates опустился и перед этим деревом на кусочек ходившего ходуном песка и, мысленно вознеся короткую упреждающую молитву Гермесу - покровителю не только магов, но и проходимцев, дотронулся острием стилета до дряхлой коры. В следующую секунду он уже летел вверх, а еще через пару секунд - изо всех сил держался за воздух и ухватившую его толстую скользкую ветку, стараясь не упасть в болото, из которого, как ему было известно, не выходило еще ни одно живое существо. Кости некогда живых существ, впрочем, из него время от времени выбрасывало.
«Молодец, - подумал наш путешественник, - вот молодец-то. Надо было тебе, не мудрствуя лукаво, сразу его поджечь, тогда путь в болото был бы менее драматичным и более быстрым. Если оно начнет со мной разговаривать - это конец. Я не умею разговаривать с деревьями».
Дерево как будто разглядывало свою добычу, но говорить не спешило или вовсе не собиралось. Зато ветка, которой оно держало наглого мальчишку с ножом, угрожающе заскрипела, всхлипнула и начала отламываться возле ствола. Все дерево («Кто он? - лихорадочно думал молодой человек, перебирая в уме названия, - Не дуб, не ольха, не ясень, не секвойя, не сосна… не баобаб же!») пошло волнами и, словно не желая упускать желанную добычу, принялось перехватывать молодого человека ветвями. Тот извивался, как уж, но вырваться не мог - он уже, кажется, решил, что именно будет делать, но для того чтобы сделать то, что он решил, ему надо было освободиться полностью и при этом не угодить в болото. Упрямый и мстительный деревянный Мафусаил настолько увлекся игрой со своим обидчиком, что и не заметил, как стал терять все новые ветви. Мальчишке досталось - его царапало, било и швыряло, он опускался все ниже, но вырваться не мог. «Думаешь, даром вырезал ты тут повсюду заклинания Одина, висевшего на Древе? - успел подумать Socrates. - вот и протыкай теперь себя копьем, если такой ум…», и в очередном рывке он ухитрился достать клинок и всадить его в ветку, державшую его за горло. Дерево взвыло, молодой маг камнем упал вниз, над самой поверхностью Зыбучего болота схлопнувшись вороном и увернувшись от лизнувшей его крыло густой черной воды.
Приключение, начавшееся так удачно, осложнялось. Сидя на берегу Зыбучего болота и изучая множественные ранения, Socrates собрал все свои небольшие запасы смирения, чтобы молча выслушать издевательский хохот, донесшийся с очередной ветки. Это Джейкоб, который, похоже, поучаствовал в его спасении очередным метким ударом клюва по одной из калечащих веток Мафусаила, помог ему вырваться и теперь тонко намекал, что если бы не он… Молодой человек быстро подлечился, поднялся и отправился дальше. Время шло, и тратить его было нельзя. «Другая традиция» ему не помогла; более того, теперь он потерял дорогу.
Раньше (Ночь полнолуния)
Оглавление
Дальше (Возвращение Мэри-Сьюзан)
- Ah, - сказал молодой человек. Это вы, Джейкоб. Все играем в ворона Мунина-мысль? Или в ворона Хугина-память? Или в обоих?.. Ай!
Артистический ворон, которому, по-видимому, надоели эти подколки, в ответ молча, но ощутимо клюнул молодого человека в ближайшую ключицу, а молодой человек непочтительно стряхнул с себя ворона, пробормотав:
- Этого я так не оставлю. Отныне вас в этом месте всегда будут принимать за Мунина. Извольте прилетать сюда каждый месяц во второй день полнолуния и кричать «Иггдрасиль» и несвязанные фразы из «Старшей Эдды». Прямо сейчас выберу ясень и нанесу на него три заклинания Одина. Вот так: Gifu, Iss, Alu. Теперь ваш несносный клюв связан обязательством намертво.
Ворон с достоинством ушел под сень дерев пешком и скрылся из виду. Еле слышный «фффф-шших-ххх!» где-то в темноте возвестил о том, что он улетел восвояси. Молодой человек снова остался один. Он уселся по-турецки на лиловую траву перед ясенем, который использовал для борьбы со своим старым пернатым другом, и принялся размышлять на этот раз о другой традиции - нордической. Ehwaz- символ критической ситуации выхода из нее, Ansuz - все, что связано с речью и передачей знания, Eihwaz - правильный ритм и характер действий, Kano - пламя рождения мира, его сотворения и неизбежной гибели. Он быстро высек лезвием значки рун на ясеневом стволе в продуманном порядке, предварительно вырезав небольшую дверку в коре и отогнув ее, а затем закрыл ее на стволе и прошептал пару слов, услышав которые, дерево как будто запаяло дверку и уронило ему в руку маленький синий цветок, похожий на звездочку.
- Ну конечно, - проворчал молодой человек. - Только в Запретном лесу приличному человеку в руки может упасть с ясеня пролеска.
Однако цветок он бережно упрятал куда-то во внутренний карман и взял с собой. С собой? Да, он ведь пошел внутрь Запретного леса. Иногда молодой человек останавливался возле явно не случайным образом выбранных деревьев, опускался на землю и вырезал в очередных окошках руны, после залечивая кору и получая очередной весенний цветок, что безмерно его удивляло - сезон был, конечно, правильный, но подснежники обычно росли на земле, а не на деревьях. Ну что ж поделаешь… Это же был волшебный лес. Так шло до тех пор, пока он не углубился достаточно далеко в глубины Зыбучего болота и допрыгал по неприятным песчаным кочкам до его середины. Там стояло, поскрипывая и постанывая, древо-Мафусаил - судя по изогнутости, изъеденности и гнилости, оно росло в этом месте еще до образования Зыбучего болота и вообще, до того как вокруг завелся весь этот Запретный лес. Но делать было нечего. Socrates опустился и перед этим деревом на кусочек ходившего ходуном песка и, мысленно вознеся короткую упреждающую молитву Гермесу - покровителю не только магов, но и проходимцев, дотронулся острием стилета до дряхлой коры. В следующую секунду он уже летел вверх, а еще через пару секунд - изо всех сил держался за воздух и ухватившую его толстую скользкую ветку, стараясь не упасть в болото, из которого, как ему было известно, не выходило еще ни одно живое существо. Кости некогда живых существ, впрочем, из него время от времени выбрасывало.
«Молодец, - подумал наш путешественник, - вот молодец-то. Надо было тебе, не мудрствуя лукаво, сразу его поджечь, тогда путь в болото был бы менее драматичным и более быстрым. Если оно начнет со мной разговаривать - это конец. Я не умею разговаривать с деревьями».
Дерево как будто разглядывало свою добычу, но говорить не спешило или вовсе не собиралось. Зато ветка, которой оно держало наглого мальчишку с ножом, угрожающе заскрипела, всхлипнула и начала отламываться возле ствола. Все дерево («Кто он? - лихорадочно думал молодой человек, перебирая в уме названия, - Не дуб, не ольха, не ясень, не секвойя, не сосна… не баобаб же!») пошло волнами и, словно не желая упускать желанную добычу, принялось перехватывать молодого человека ветвями. Тот извивался, как уж, но вырваться не мог - он уже, кажется, решил, что именно будет делать, но для того чтобы сделать то, что он решил, ему надо было освободиться полностью и при этом не угодить в болото. Упрямый и мстительный деревянный Мафусаил настолько увлекся игрой со своим обидчиком, что и не заметил, как стал терять все новые ветви. Мальчишке досталось - его царапало, било и швыряло, он опускался все ниже, но вырваться не мог. «Думаешь, даром вырезал ты тут повсюду заклинания Одина, висевшего на Древе? - успел подумать Socrates. - вот и протыкай теперь себя копьем, если такой ум…», и в очередном рывке он ухитрился достать клинок и всадить его в ветку, державшую его за горло. Дерево взвыло, молодой маг камнем упал вниз, над самой поверхностью Зыбучего болота схлопнувшись вороном и увернувшись от лизнувшей его крыло густой черной воды.
Приключение, начавшееся так удачно, осложнялось. Сидя на берегу Зыбучего болота и изучая множественные ранения, Socrates собрал все свои небольшие запасы смирения, чтобы молча выслушать издевательский хохот, донесшийся с очередной ветки. Это Джейкоб, который, похоже, поучаствовал в его спасении очередным метким ударом клюва по одной из калечащих веток Мафусаила, помог ему вырваться и теперь тонко намекал, что если бы не он… Молодой человек быстро подлечился, поднялся и отправился дальше. Время шло, и тратить его было нельзя. «Другая традиция» ему не помогла; более того, теперь он потерял дорогу.
Раньше (Ночь полнолуния)
Оглавление
Дальше (Возвращение Мэри-Сьюзан)