Авторство фото мне, к сожалению, не известно, но барышни похожи на эскимосок.
Эротизм в известном смысле является основой художественного творчества, так что и художественной литературе без него никуда. В советскую эпоху народы, которые вчера еще не имели грамоты, стали обзаводиться собственной высокой литературой, так что в неё по необходимости должен был вписаться момент эротизма, а так как основную публику должно было составить русскоязычное население, то эротизм этот принял характер экзотического эротизма. Особенностью этого эротизма, на мой взгляд, является то, что собственно спутниками его является не располагающая обывателя к эротизму обстановка - затхлая яранга из старых моржовых шкур, гарь нерпичьего жира, фактическое присутствие родственников в тесной яранге в моменты проявления эротизма, сопряженность с темой голода, холода и борьбой за жизнь. Таким я увидел эскимосский эротизм в книге Юрия Рытхэу «Остров надежды» 1987 года издания (из туземцев в книге присутствуют в основном эскимосы, хотя основная проблематика Рытхэу касается жизни чукчей).
Далее приведу фрагмент из книги.
Как раз в эту ночь Апар, воспользовавшись тем, что Иерок крепко спал и даже тяжело постанывал, мучаясь от сновидений, навеянных парами дурной веселящей воды, лег рядом с ней. Им и раньше приходилось лежать вместе, разговаривать о разном - о тундровых потоках, в которые заходили косяки лососей, об оленях, что покинул Апар ради нее, Нанехак, о вчерашнем шторме, о китовых фонтанах у входа в бухту, о птичьих стаях, гнездящихся на прибрежных скалах… Им приятно было слышать голос друг друга. Иногда они даже прижимались разгоряченными телами и засыпали в объятиях, но дальше этого не заходило. Они, конечно, знали об интимной жизни, знали, что все живые существа соединяются меж собой, когда приходит пора. Апар видел это в оленьем стаде, да и Нанехак жила в окружении разных животных, знала, как размножаются нерпа, морж, белый медведь… Но был закон. Был обычай. По нему Апар еще не имел права обращаться с Нанехак, как со своей женой, пока не пройдет срок, назначенный Иероком.
И Нанехак и Апар чувствовали, что сдерживаются уже с трудом, старались не прикасаться друг к другу.
И все же беда случилась. Как раз в ту ночь, когда на рейде бухты встала американская шхуна и в Урилыке началось пьяное веселье.
Сначала Нанехак и Апар лежали, как всегда, рядом, остерегаясь дотрагиваться, чтобы не зажечь огня, тлеющего у каждого из них в груди. Но под утро они все же оказались в объятиях друг друга, и Нанехак почудилось, что в нее вошло горячее весеннее солнце, лучи которого пробиваются даже сквозь густую шерсть оленьего полога. Это было таким блаженством, какого прежде она никогда не испытывала. Только теснота и присутствие отца удерживали ее от слишком бурного выражения своего восторга. Ей хотелось закричать на весь мир, поделиться радостью, но она молчала.
Блаженство ушло не сразу, а продолжалось, медленно угасая, как долгий летний день, когда солнце катится по горизонту и постепенно тускнеет, бросая на прощание отблески уходящего дня, как бы вновь напоминая о былой, о многоцветном прекрасном мире, в котором растворяется твое существо, становится частью огромной и вечной радости. И кажется тогда: все, что было прежде, - это какое-то тусклое бескрасочное существование, монотонная череда одинаковых дней и ночей. И вдруг в эту жизнь ворвалось нечто новое - неведомое и прекрасное. Отдаленно это можно было сравнить с тем, что видела Нанехак еще маленькой девочкой, когда вереница вельботов и кожаных байдар приволокла к берегу добытого далеко в море огромного гренландского кита. Случилось это после долгих дней голодовки, когда приходилось есть даже вонючую землю со дна опустевших мясных ям, жевать сухие кожаные ремни, пожухлую траву… А тут - гигантская туша, целая гора жира и мяса, которая надвигалась на берег и, казалось, затмевала и небо и землю, и главное - все это можно было есть, начиная от кожи - мантака, проложенного щедрой полосой белого жира, от огромного нежного языка до черного, исходящего кровью мяса.
Нет, то, что случилось в эту ночь, не сравнить с простым насыщением изголодавшегося желудка.
Это было нечто новое, прекрасное, обещающее любовь и счастье.
Творчеству Юрия Сергеевича Рытхэу у нас в области уделяют незаслуженно мало места, хотя он жил и работал не только на Чукотке, но и в Магадане. Конец Советского государства почти поставил крест на карьере Юрия Сергеевича, так что его поздние книги у нас практически не знают и купить их особенно негде. Говорят, что поздние небольшие тиражи полностью оседали на Чукотке. Тем не менее, с ранним творчеством можно легко познакомиться он-лайн, что, несомненно, не будет лишним.