626. Мозаика воспоминаний об эвакуации.
Ездила с ветеранами и блокадниками на экскурсию в Ораниенбаум. Одна бабушка устала ходить, оперлась мне на руку, начала рассказывать. Сразу имя ее не спросила, а потом неудобно было.
***
Из блокадного Ленинграда эвакуировали нас с мамой и братом в Казахстан. Мне тогда было три года, брату - тринадцать. Помню Ладожское озеро, по которому нас вывозили. Волны и волны. И еще помню, что рядом со мной сидел мальчик и ел шоколадку. А я шоколада не ела с начала войны, хотя очень его любила. Да что там - вообще толком не наедалась. Просто взять и купить себе шоколадку могу себе позволить только последние лет двадцать, может. А до этого... то одно, то другое - никогда денег лишних не было. То мама болела - все на лечение уходило. Потом сына надо было поднимать. Внучка моя очень любит шоколад. Не знаю, есть ли тут связь.
***
По дороге в Казахстан украли все наши вещи, кроме узла со швейной машинкой Зингер - тяжелая. Мама ее потом перетаскивала из состава в состав. До вагона донесла, а по ступеням поднять уже сил не хватило. Оставила прямо там. На эту машинку все и наступали как на самую нижнюю ступеньку. Прежде чем поезд тронулся, проводник затащил все-таки ее внутрь.
Эта машинка, да еще электрический чайник - вот и все, что из своих вещей довезли до Казахстана.
***
А обратно (видимо, из поселения в город, где сели на поезд до Ленинграда - прим. 4ad0) возвращались зимой, на санях, запряженных волами. Помню, что лежала вниз лицом и в щель смотрела, как мелькает дорога. Вдруг волы понесли. В обозе были только женщины и дети - остановить волов не могли, поэтому пришлось ждать, пока они сами выдохнутся. Когда те наконец устали и остановились, мы не досчитались одного маленького мальчика. И почему-то все были настолько взвинчены и злы, что не хотели возвращаться и искать его. Моя мама тогда спрыгнула с саней и пешком пошла обратно. Нашелся он совсем недалеко. Его положили рядом со мной и сказали, что теперь я за него отвечаю.
***
Когда вернулись в Ленинград, оказалось, что жить нам негде. Поселили сначала в одну комнату, потом выселили. Затем удалось занять еще один угол. Оттуда тоже пытались нас выжить, но мы держались. Пришел один раз какой-то офицер с молодой красивой женой. Она в шубе была. Это я помню по контрасту с мамой: юбка из шторы, кофточка из простыни. Офицер и говорит: "Вы не имеете права здесь находиться". Мама ему тогда сказала: "Вот вы офицер. И муж мой был офицером. Представьте, вдруг бы вы не вернулись с войны, осталась бы ваша жена одна с детьми. И ее так же гоняли бы из угла в угол". Он молча ушел, и больше нас в той команте никто не трогал.
***
Отец погиб в октябре сорок пятого в Ленинградской области. Мама моя еще молодая была, красивая. Но замуж больше не вышла. Когда я подросла, спросила ее, почему? Она ответила: "Лучше Мити не встретила, а хуже не надо".
***
Из блокадного Ленинграда эвакуировали нас с мамой и братом в Казахстан. Мне тогда было три года, брату - тринадцать. Помню Ладожское озеро, по которому нас вывозили. Волны и волны. И еще помню, что рядом со мной сидел мальчик и ел шоколадку. А я шоколада не ела с начала войны, хотя очень его любила. Да что там - вообще толком не наедалась. Просто взять и купить себе шоколадку могу себе позволить только последние лет двадцать, может. А до этого... то одно, то другое - никогда денег лишних не было. То мама болела - все на лечение уходило. Потом сына надо было поднимать. Внучка моя очень любит шоколад. Не знаю, есть ли тут связь.
***
По дороге в Казахстан украли все наши вещи, кроме узла со швейной машинкой Зингер - тяжелая. Мама ее потом перетаскивала из состава в состав. До вагона донесла, а по ступеням поднять уже сил не хватило. Оставила прямо там. На эту машинку все и наступали как на самую нижнюю ступеньку. Прежде чем поезд тронулся, проводник затащил все-таки ее внутрь.
Эта машинка, да еще электрический чайник - вот и все, что из своих вещей довезли до Казахстана.
***
А обратно (видимо, из поселения в город, где сели на поезд до Ленинграда - прим. 4ad0) возвращались зимой, на санях, запряженных волами. Помню, что лежала вниз лицом и в щель смотрела, как мелькает дорога. Вдруг волы понесли. В обозе были только женщины и дети - остановить волов не могли, поэтому пришлось ждать, пока они сами выдохнутся. Когда те наконец устали и остановились, мы не досчитались одного маленького мальчика. И почему-то все были настолько взвинчены и злы, что не хотели возвращаться и искать его. Моя мама тогда спрыгнула с саней и пешком пошла обратно. Нашелся он совсем недалеко. Его положили рядом со мной и сказали, что теперь я за него отвечаю.
***
Когда вернулись в Ленинград, оказалось, что жить нам негде. Поселили сначала в одну комнату, потом выселили. Затем удалось занять еще один угол. Оттуда тоже пытались нас выжить, но мы держались. Пришел один раз какой-то офицер с молодой красивой женой. Она в шубе была. Это я помню по контрасту с мамой: юбка из шторы, кофточка из простыни. Офицер и говорит: "Вы не имеете права здесь находиться". Мама ему тогда сказала: "Вот вы офицер. И муж мой был офицером. Представьте, вдруг бы вы не вернулись с войны, осталась бы ваша жена одна с детьми. И ее так же гоняли бы из угла в угол". Он молча ушел, и больше нас в той команте никто не трогал.
***
Отец погиб в октябре сорок пятого в Ленинградской области. Мама моя еще молодая была, красивая. Но замуж больше не вышла. Когда я подросла, спросила ее, почему? Она ответила: "Лучше Мити не встретила, а хуже не надо".