НевыносИла

Jul 22, 2017 20:19

Девять лет назад у меня был выкидыш. Да, у нас это называется именно так. Как будто тело выкидывает какой-то мусор. Английское "miscarriage" как-то понятнее. А у нас вот так. Отношение окружающих к "выкидышам" примерно такое же. "Родишь ещё". "Некоторые об этом мечтают". "Если бы хотела выносить, пришла бы раньше". "Эта на аборт, и ходить два раз не надо".
А вы знаете, в какую палату положат женщину, у которой выкидыш? Правильно! В палату, где лежат женщины на аборт. Потому что с точки зрения наших врачей это одно и то же: само тело или сама женщина избавляется от биологического мусора.



Моей старшей дочке сейчас было бы 8 лет. Она бы пошла во второй класс. Мне легко представить, потому что моя племянница такого возраста. Мы были беременными с сестрой Пашки одновременно, только у нее живот был заметным, а у меня его ещё не стало.

Я думала, что я молодая и сильная, что беременность - не болезнь, и можно всё. Мне потребовалось очень много времени, чтобы пережить чувство вины, что это я виновата, что это я сделала что-то не так. Мы хотели дочку. Настю или Дашу.

Я уехала к маме летом. Пусть Игорёк покупается, я тоже отдохну. Пошла в школу вождения: ведь для двух детей уже точно нужна машина.

У меня началось небольшое кровотечение. Я позвонила своему врачу, она сказала, какие таблетки пить. И лежать. - Если что, вызывай скорую.
Скорую вызвала уже ночью.
Я старалась не плакать, так как лишний стресс только усугубит ситуацию. Смотрела на всё как в тумане.
В тумане спустилась в лифте, в тумане села в машину. Сквозь туман слушала доктора в очках, который подшучивал над ситуацией. Это ведь так смешно - кровотечение у беременной. А ещё это невероятно удобно: не надо делать аборт, всё само вышло.
- Куда её? - спросили в приёмном покое.
- На чистку, наверное - хохотнул доктор и подмигнул толстой линзой очков.
И тут я завыла. Пол в лифте, на котором возят женщин с этажа на этаж, пах какой-то медицинской дрянью. Почему-то руки к нему прилипали. Надо помыть руки - мелькнуло в голове.
И снова туман.
- Спасаем?
- Там уже нечего спасать. Если б хотела сохранить, пришла бы раньше.
Врач вышла из смотровой. Я осталась одна на коричневом куске клеенки в кресле с раскинутыми ногами. На мне был полосатый сарафан, в котором меня увезла скорая, и я была без трусов.
Я завыла во весь голос. Живот тоскливо тянуло.
Врач вернулась.
- Идем вниз, там УЗИ получше, я ещё раз посмотрю.
Это были первые слова, которые можно было принять за сочувствие.

Туман. Лестница. Новый кабинет. В нём хотя бы нет этого резкого запаха.
- Сердца не слышно.
- Это точно? ничего уже не сделать?
- Всё. Если не слышно сердца, значит ребёнка уже нет.



Анестезиолог спрашивает про ужин, говорит, чтоб я перестала плакать. Щупаю рукой лицо. Мокрое.

- Да, что-то ела. Мне ведь нужно следить за питанием.
Уже не нужно.

Туман.
Я в палате. Отправляю смс Ленке, она звонит, я сбрасываю. На третий звонок отвечаю.
Она меня старательно выдергивает из тумана. Пишет смски.
Паша едет где-то в электричке. Да, машина определенно нужна.
В палате разговоры про "процедуру". Так тут называется аборт.
Я отворачиваюсь к стене. Она белая с незаметными трещинами. Если на стену смотреть внимательно, то можно увидеть все неровности. Сразу видно, что стена не заводская, а её красил человек. Здесь ляпнул больше краски, капля потекла. Из меня тоже течёт больше, чем надо.

Мне дают чашку и ложку.
- Должна быть своя - зыркают мне вслед.
Я отворачиваюсь и ухожу в палату. На сарафане в полоску большое кровавое пятно сзади. Мне всё равно.
Звонит Пашка, мы молчим. Только он умеет обнять меня по телефону.
В палату (даже не в палату, а на лестницу) можно только в приёмные часы.
Слышу звонкий голосок "хочуууу". Пашка взял Игорька. Я стараюсь при нём не плакать, просто обнимаю, дышу в его щечку.
Туман.
Сказали, что выпишут, если всё хорошо. У кого хорошо? У меня?
Очередное кресло с коричневой клеенкой.
Я захожу и плачу.
Дежурный врач успокаивает. Первый человек, который сказал что-то хорошее. Спросила, есть ли дети. Это ваш, говорит, там в коридоре "хочуха"?
- Мой - непроизвольно улыбаюсь.
- Некоторые мечтают о выкидыше.
Как такое можно говорить мне сейчас?
- Ну и дуры.

Мне разрешают вернуться домой.
Пашка все время гладит.
Никто ни о чем не спрашивает.
Приехал папа из командировки, привез огромную машину для Игорька. Все вообще стараются делать подарки Игорьку. Мне-то точно ничего не нужно.
Мама достает веселый сарафан в полоску с кровавым пятном в целую вселенную.
- Давай постираю?
- Выброси его.
- Я отстираю.
- Выброси.

Прохожу комиссию для получения прав. У нарколога просят показать руки, все руки в синяках от уколов.

Мы едем в отпуск. Я помню, что катаюсь на водных уточках, смеюсь. Но в тумане.
Потом как-то смотрю передачу "пока все дома", и там в конце показывают мальчика из детдома. Мальчик любит математику, как и я.
Понимаю, что мне все равно, откуда пришел ребенок в семью. Понимаю, что готова к усыновлению. Когда-нибудь, не сейчас.

Потом через несколько месяцев мне снится маленькая Даша или Настя. Она похожа на мою фотографию из садика. С заколочками-гномиками.
Даша-Настя говорит:
- Мама, не переживай, все будет хорошо.
Рассказываю Ленке. Вообще, только она пытается со мной говорить на эту тему.
Ещё пару лет не могу смотреть на беременных, на маленькие розовые комбинезончики.
Проблемы в семье, туман он такой. Я уже про него забыла, а он не забыл.



Каждый год в июле накатывает. Сначала не могу понять почему, потом вспоминаю.
Год назад моя дочка пошла бы в школу. Говорю об этом Пашке, накатывает и на него. Он тоже понял.

В этом году мы были на море. В тот день я грустила и собирала камешки. В воде нашла монетку. Привет от моей старшей дочки, наверное.
Previous post Next post
Up