Русь распятая
В комментариях к недавнему посту я обещал ещё раз процитировать Волошина… С удовольствием это сделаю.
Удивительное дело - человек 100 лет назад писал вещи, которые абсолютно современно звучат до сих пор. Но особенно ценны его записи тем, что они живо передают ощущения думающего человека от тех событий, что он наблюдал тогда.
Так как нынешний год - юбилейный, то несмотря на то, что он на исходе и пора бы уже подумать о новогоднем столе, а не о политике, тем не менее, запилю этот пост, посвящённый событиям вековой давности. Не взыщите.
Итак, процитирую несколько мест из книги Максимилиана Волошина «Русь распятая», написанной им в 1917-1920гг под тягостным впечатлением от гражданской войны и установления большевистской власти.
Насколько путь самодержавия является естественным уклоном государственного порядка России, видно на примере большевиков. Являясь носителями социалистической идеологии и борцами за крайнюю коммунистическую программу, они прежде всего постарались ускорить падение России в ту пропасть, над которой она уже висела. Это им удалось, и они остались господами положения. Тогда, обернувшись сами против тех анархических сил, которыми они пользовались до тех пор, они стали строить коммунистическое государство.
Но только лишь они принялись за созидательную работу, как, против их воли, против собственной идеологии и программы, их шаги стали совпадать со следами, оставленными самодержавием, и новые стены, ими возводимые, совпали с только что разрушенными стенами низвергнутой империи. Советская власть, утвердившись в Кремле, сразу стала государственной и строительной: выборное начало уступило место централизации, социалисты стали чиновниками, канцелярское бумагопроизводство удесятерилось, взятки и подкупность возросли в сотни раз, рабочие забастовки были объявлены государственным мятежом и стачечников стали беспощадно расстреливать, на что далеко не всегда решалось царское правительство, армия была восстановлена, дисциплина обновлена и в связи с этим наметились исконные пути московских царей - собирателей Земли Русской, причём принципы Интернационала и воззвания к объединению пролетариата всех стран начали служить только к более лёгкому объединению расслоившихся областей Русской империи.
Удивительно, не так ли? И ведь правда - примерно ровно то же самое можно увидеть на примере любой другой современной революции: разрушив старую систему власти, «революционеры» по её же лекалам тут же строят как бы «новую», но по сути ту же самую структуру, только с некоторыми изменениями, обязательными жуткими перекосами, и за всё это всегда платится какая-то дикая кровавая цена…
Волошин, наблюдая за происходящей на его глазах революцией (второй - большевистской) и последующими изменениями, вообще недоумевал: как? откуда это всё?! почему??!!!
Социальная революция, претендующая на всемирное значение (прим.: большевистский октябрьский переворот), разражается прежде всего и с наибольшей силой в той стране, где нет никаких причин для её возникновения: в стране, где нет ни капитализма, ни рабочего класса.
Потому что нельзя же считать капиталистической страну, занимающую одну шестую всей суши земного шара, торговый оборот которой мог бы свободно уместиться, даже в годы расцвета её промышленности, в кармане любого американского миллиардера.
Рабочий же класс, если он у нас и существовал в зачатом состоянии, то с началом революции он перестал существовать совершенно, так как всякая фабричная промышленность у нас прекратилась.
Точно так же и земельного вопроса не может существовать в стране, которая обладает самым редким населением на земном шаре и самой обширной земельной территорией.
Совершенно ясно, что тут дело идёт вовсе не о переделе земель, а о нормальной колонизации великой русской и великой сибирской низменности, колонизации, которая идёт уже в течение тысячелетий, которой исчерпывается вся русская история и которую нельзя разрешить одним росчерком пера и указом о конфискации помещичьих земель. С другой же стороны, дело идёт о переведении сельского хозяйства на более высокую и интенсивную степень культуры, что и тоже неразрешимо революционным путём.
В России нет ни аграрного вопроса, ни буржуазии, ни пролетариата в точном смысле этих понятий. Между тем, именно у нас борьба между этими несуществующими величинами достигает высшей степени напряжённости и ожесточения.
На наших глазах совершается великий исторический абсурд. Но... credo quia absurdum! (верю, потому что невероятно! - лат.)
Записи Максимилиана Волошина в его сборнике «Русь распятая» очень разноплановые. Я взял сюда только несколько цитат, посчитав их наиболее характерными.
Например, вот такое впечатление осталось у Волошина от одного из вполне конкретных предводителей революционного Совета в Севастополе:
«Матрос» (1918)
Широколиц. Скуласт. Угрюм.
Голос осипший. Тяжкодум.
В кармане браунинг и напилок.
Взгляд мутный, злой, как у дворняг,
Фуражка с надписью «Варяг»,
Надвинутая на затылок.
Татуированный дракон
Под синей форменной рубашкой.
Браслеты. В перстне кабошон,
И красный бант с алмазной пряжкой.
При Керенском, как прочий флот,
Он был правительству оплот,
И Баткин был его оратор,
Его герой - Колчак. Когда ж
Весь Черноморский экипаж
Сорвал приезжий агитатор,
Он стал большевиком. И сам
На мушку брал и ставил к стенке,
Топил, устраивал застенки,
Ходил к кавказским берегам
С «Пронзительным» и с «Фидониси»,
Ругал царя, грозил Алисе;
Входя на миноносце в порт,
Кидал небрежно через борт:
«Ну как буржуи ваши, живы?»
Устроить был всегда не прочь
Варфоломеевскую ночь.
Громил дома, ища наживы,
Награбленное грабил, пил,
Швыряя керенки без счета,
И перед немцами топил
Последние остатки флота.
Так целый год прошел в бреду...
Теперь, вернувшись в Севастополь,
Он носит красную звезду
И, глядя вдаль на пыльный тополь,
На Инкерманский известняк,
На мёртвый флот, на красный флаг,
На илистые водоросли
Судов, лежащих на боку, -
Угрюмо цедит земляку:
«Возьмём Париж... весь мир... а после
Передадимся Колчаку».
Примечание: для понимания, в 1917-1921гг в Севастополе, где тогда проживал Волошин, было несколько волн террора - и «красного», и «белого», и союзники-интервенты «старались» иногда, но чаще вспоминают наиболее полно задокументированные именно 2 волны «красного» террора (1917-1918 и 1920-1921гг), когда, прикрываясь большевистскими лозунгами, наиболее отмороженная часть матросов и солдат, по сути, совершенно безнаказанно занимались систематическим грабежом, насилием и убийствами тех, кого эти вооружённые (и часто пьяные) матросы и солдаты считали «буржуями», офицерами или просто подозрительными… Те, кто там считался «большевиками», этим бессудным расправам фактически способствовали.
Кстати, Волошин, как и многие другие видные российские революционеры, родом из обеспеченной семьи - его отец был юристом, коллежским советником. Волошин также пошёл учиться на юриста в Московский университет, но в 1899 году был отчислен за участие в студенческих беспорядках (кстати, история этих беспорядков чем-то напоминает начало последнего майдана в Киеве).
В первые годы после революции, Волошин, поддерживая свержение монархии, был поражён бессмысленной жестокостью начавшейся гражданской войны, поэтому, проживая в Крыму, периодически укрывал то «красных» от «белых», то «белых» от «красных». Не поддерживая полностью ни одну из сторон гражданского конфликта, пытался безрезультатно взывать к разуму:
На дне каждого политического убеждения заложен элемент личного желания или интереса, который разработан в программу, а ей придан характер обязательной всеобщности.
Один убеждён в том, что он должен каждый день обедать и настаивает на одинаковых правах всех в этой области, другой убеждён в своём праве иметь дом, капитал и много земли, но распространяет подобное право лишь на немногих ему подобных, третий хочет, чтобы все были чернорабочими, но имели бы время заниматься умственным трудом и искусствами в свободное время. Может быть, все эти разнородные хотения, возведённые в чин убеждений, и утряслись бы как-нибудь с течением времени, но политические борцы в пылу борьбы слишком легко рассекают вопросы на «да» и «нет» и, обращаясь к мимо идущему, восклицают: «Или с нами, или против нас!», совершенно не считаясь с тем, что этот встречный может быть ни за тех, ни за других, а иногда и за тех, и за других, и что по совести его нельзя упрекнуть ни в том, ни в другом. В первом случае он будет просто незаинтересованным лицом, а во втором он окажется человеком, нашедшим синтез там, где другие видели безвыходные антиномии; и последнее вовсе не потребует даже сверхъестественной широты взглядов, так как большинство политических альтернатив отнюдь не безвыходно и самые непримиримые партии прекрасно уживаются при нормальном и крепком государственном строе и даже художественно дополняют друг друга.
Поэту и мыслителю совершенно нечего делать среди беспорядочных столкновений хотений и мнений, называемых политикой.
Волошин умер в 1932 году. Советской властью не преследовался.
Как можно отметить по его записям, Волошин по сути не видел разницы между большевистским советским режимом и монархическим строем царской России. Волошин отмечал, что, как и императоры-реформаторы, вожди большевиков пытаются силой, путём принуждения, реформировать страну и переделать народ, надеясь достичь, таким образом, каких-то своих фантастических целей…
Внутреннее сродство теперешнего большевизма с революционным русским самодержавием разительно. Так же, как Пётр, они мечтают перебросить Россию через несколько веков вперёд, так же, как Пётр, они хотят создать ей новую душу хирургическим путём, так же, как Пётр, цивилизуют её казнями и пытками: между Преображенским Приказом и Тайной канцелярией и Чрезвычайной комиссией нет никакой существенной разницы. Отбросив революционную терминологию и официальные лозунги, уже ставшие такими же стёртыми и пустыми, как «самодержавие, православие и народность» недавнего прошлого, по одним фактам и мероприятиям мы не сможем дать себе отчёта, в каком веке и при каком режиме мы живём.
Это сходство говорит не только о государственной гибкости советской власти, но и о неизбежности государственных путей России, о том ужасе, который представляет собою русская история во все века. Сквозь дыбу и застенки, сквозь молодецкую работу заплечных мастеров, сквозь хирургические опыты гениальных операторов выносили мы свою веру в конечное преображение земного царства в церковь, во взыскуемый Град Божий, в наш сказочный Китеж - в Град Невидимый.
Я же в заключение от себя отмечу, что, наверняка, в очередной раз распиная Русь, кто-то и хотел, как лучше, но получилось «как всегда».
Но, повторюсь, особенно удивительно во всём этом то, что всё перечисленное было очевидно писателю ещё в самом начале гражданской войны, и он довольно прозорливо, находясь в гуще событий, без всякого современного интернета, отмечал то, что, чаще всего, видится и понимается, обычно, издалека - спустя годы…
Мне было интересно. А вам?
P.S. Кстати, по поводу последнего отрывка и мысли Волошина о том, что большевистская власть и предыдущий монархический абсолютизм почти ничем по сути не отличаются, спустя много лет говорил ещё и Михаил Восленский в своей знаменитой книге «Номенклатура». И я здесь полностью согласен: фактически октябрьский переворот под предводительством кучки политических авантюристов в итоге реконструировал прежний абсолютистский монархический строй, перекроив его слегка на другой лад… Но это слишком долгая история, не буду даже начинать здесь. Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
#большевики, #революция, #белые, #красные, #террор, #гражданская_война, #Россия
Удивительное дело - человек 100 лет назад писал вещи, которые абсолютно современно звучат до сих пор. Но особенно ценны его записи тем, что они живо передают ощущения думающего человека от тех событий, что он наблюдал тогда.
Так как нынешний год - юбилейный, то несмотря на то, что он на исходе и пора бы уже подумать о новогоднем столе, а не о политике, тем не менее, запилю этот пост, посвящённый событиям вековой давности. Не взыщите.
Итак, процитирую несколько мест из книги Максимилиана Волошина «Русь распятая», написанной им в 1917-1920гг под тягостным впечатлением от гражданской войны и установления большевистской власти.
Насколько путь самодержавия является естественным уклоном государственного порядка России, видно на примере большевиков. Являясь носителями социалистической идеологии и борцами за крайнюю коммунистическую программу, они прежде всего постарались ускорить падение России в ту пропасть, над которой она уже висела. Это им удалось, и они остались господами положения. Тогда, обернувшись сами против тех анархических сил, которыми они пользовались до тех пор, они стали строить коммунистическое государство.
Но только лишь они принялись за созидательную работу, как, против их воли, против собственной идеологии и программы, их шаги стали совпадать со следами, оставленными самодержавием, и новые стены, ими возводимые, совпали с только что разрушенными стенами низвергнутой империи. Советская власть, утвердившись в Кремле, сразу стала государственной и строительной: выборное начало уступило место централизации, социалисты стали чиновниками, канцелярское бумагопроизводство удесятерилось, взятки и подкупность возросли в сотни раз, рабочие забастовки были объявлены государственным мятежом и стачечников стали беспощадно расстреливать, на что далеко не всегда решалось царское правительство, армия была восстановлена, дисциплина обновлена и в связи с этим наметились исконные пути московских царей - собирателей Земли Русской, причём принципы Интернационала и воззвания к объединению пролетариата всех стран начали служить только к более лёгкому объединению расслоившихся областей Русской империи.
Удивительно, не так ли? И ведь правда - примерно ровно то же самое можно увидеть на примере любой другой современной революции: разрушив старую систему власти, «революционеры» по её же лекалам тут же строят как бы «новую», но по сути ту же самую структуру, только с некоторыми изменениями, обязательными жуткими перекосами, и за всё это всегда платится какая-то дикая кровавая цена…
Волошин, наблюдая за происходящей на его глазах революцией (второй - большевистской) и последующими изменениями, вообще недоумевал: как? откуда это всё?! почему??!!!
Социальная революция, претендующая на всемирное значение (прим.: большевистский октябрьский переворот), разражается прежде всего и с наибольшей силой в той стране, где нет никаких причин для её возникновения: в стране, где нет ни капитализма, ни рабочего класса.
Потому что нельзя же считать капиталистической страну, занимающую одну шестую всей суши земного шара, торговый оборот которой мог бы свободно уместиться, даже в годы расцвета её промышленности, в кармане любого американского миллиардера.
Рабочий же класс, если он у нас и существовал в зачатом состоянии, то с началом революции он перестал существовать совершенно, так как всякая фабричная промышленность у нас прекратилась.
Точно так же и земельного вопроса не может существовать в стране, которая обладает самым редким населением на земном шаре и самой обширной земельной территорией.
Совершенно ясно, что тут дело идёт вовсе не о переделе земель, а о нормальной колонизации великой русской и великой сибирской низменности, колонизации, которая идёт уже в течение тысячелетий, которой исчерпывается вся русская история и которую нельзя разрешить одним росчерком пера и указом о конфискации помещичьих земель. С другой же стороны, дело идёт о переведении сельского хозяйства на более высокую и интенсивную степень культуры, что и тоже неразрешимо революционным путём.
В России нет ни аграрного вопроса, ни буржуазии, ни пролетариата в точном смысле этих понятий. Между тем, именно у нас борьба между этими несуществующими величинами достигает высшей степени напряжённости и ожесточения.
На наших глазах совершается великий исторический абсурд. Но... credo quia absurdum! (верю, потому что невероятно! - лат.)
Записи Максимилиана Волошина в его сборнике «Русь распятая» очень разноплановые. Я взял сюда только несколько цитат, посчитав их наиболее характерными.
Например, вот такое впечатление осталось у Волошина от одного из вполне конкретных предводителей революционного Совета в Севастополе:
«Матрос» (1918)
Широколиц. Скуласт. Угрюм.
Голос осипший. Тяжкодум.
В кармане браунинг и напилок.
Взгляд мутный, злой, как у дворняг,
Фуражка с надписью «Варяг»,
Надвинутая на затылок.
Татуированный дракон
Под синей форменной рубашкой.
Браслеты. В перстне кабошон,
И красный бант с алмазной пряжкой.
При Керенском, как прочий флот,
Он был правительству оплот,
И Баткин был его оратор,
Его герой - Колчак. Когда ж
Весь Черноморский экипаж
Сорвал приезжий агитатор,
Он стал большевиком. И сам
На мушку брал и ставил к стенке,
Топил, устраивал застенки,
Ходил к кавказским берегам
С «Пронзительным» и с «Фидониси»,
Ругал царя, грозил Алисе;
Входя на миноносце в порт,
Кидал небрежно через борт:
«Ну как буржуи ваши, живы?»
Устроить был всегда не прочь
Варфоломеевскую ночь.
Громил дома, ища наживы,
Награбленное грабил, пил,
Швыряя керенки без счета,
И перед немцами топил
Последние остатки флота.
Так целый год прошел в бреду...
Теперь, вернувшись в Севастополь,
Он носит красную звезду
И, глядя вдаль на пыльный тополь,
На Инкерманский известняк,
На мёртвый флот, на красный флаг,
На илистые водоросли
Судов, лежащих на боку, -
Угрюмо цедит земляку:
«Возьмём Париж... весь мир... а после
Передадимся Колчаку».
Примечание: для понимания, в 1917-1921гг в Севастополе, где тогда проживал Волошин, было несколько волн террора - и «красного», и «белого», и союзники-интервенты «старались» иногда, но чаще вспоминают наиболее полно задокументированные именно 2 волны «красного» террора (1917-1918 и 1920-1921гг), когда, прикрываясь большевистскими лозунгами, наиболее отмороженная часть матросов и солдат, по сути, совершенно безнаказанно занимались систематическим грабежом, насилием и убийствами тех, кого эти вооружённые (и часто пьяные) матросы и солдаты считали «буржуями», офицерами или просто подозрительными… Те, кто там считался «большевиками», этим бессудным расправам фактически способствовали.
Кстати, Волошин, как и многие другие видные российские революционеры, родом из обеспеченной семьи - его отец был юристом, коллежским советником. Волошин также пошёл учиться на юриста в Московский университет, но в 1899 году был отчислен за участие в студенческих беспорядках (кстати, история этих беспорядков чем-то напоминает начало последнего майдана в Киеве).
В первые годы после революции, Волошин, поддерживая свержение монархии, был поражён бессмысленной жестокостью начавшейся гражданской войны, поэтому, проживая в Крыму, периодически укрывал то «красных» от «белых», то «белых» от «красных». Не поддерживая полностью ни одну из сторон гражданского конфликта, пытался безрезультатно взывать к разуму:
На дне каждого политического убеждения заложен элемент личного желания или интереса, который разработан в программу, а ей придан характер обязательной всеобщности.
Один убеждён в том, что он должен каждый день обедать и настаивает на одинаковых правах всех в этой области, другой убеждён в своём праве иметь дом, капитал и много земли, но распространяет подобное право лишь на немногих ему подобных, третий хочет, чтобы все были чернорабочими, но имели бы время заниматься умственным трудом и искусствами в свободное время. Может быть, все эти разнородные хотения, возведённые в чин убеждений, и утряслись бы как-нибудь с течением времени, но политические борцы в пылу борьбы слишком легко рассекают вопросы на «да» и «нет» и, обращаясь к мимо идущему, восклицают: «Или с нами, или против нас!», совершенно не считаясь с тем, что этот встречный может быть ни за тех, ни за других, а иногда и за тех, и за других, и что по совести его нельзя упрекнуть ни в том, ни в другом. В первом случае он будет просто незаинтересованным лицом, а во втором он окажется человеком, нашедшим синтез там, где другие видели безвыходные антиномии; и последнее вовсе не потребует даже сверхъестественной широты взглядов, так как большинство политических альтернатив отнюдь не безвыходно и самые непримиримые партии прекрасно уживаются при нормальном и крепком государственном строе и даже художественно дополняют друг друга.
Поэту и мыслителю совершенно нечего делать среди беспорядочных столкновений хотений и мнений, называемых политикой.
Волошин умер в 1932 году. Советской властью не преследовался.
Как можно отметить по его записям, Волошин по сути не видел разницы между большевистским советским режимом и монархическим строем царской России. Волошин отмечал, что, как и императоры-реформаторы, вожди большевиков пытаются силой, путём принуждения, реформировать страну и переделать народ, надеясь достичь, таким образом, каких-то своих фантастических целей…
Внутреннее сродство теперешнего большевизма с революционным русским самодержавием разительно. Так же, как Пётр, они мечтают перебросить Россию через несколько веков вперёд, так же, как Пётр, они хотят создать ей новую душу хирургическим путём, так же, как Пётр, цивилизуют её казнями и пытками: между Преображенским Приказом и Тайной канцелярией и Чрезвычайной комиссией нет никакой существенной разницы. Отбросив революционную терминологию и официальные лозунги, уже ставшие такими же стёртыми и пустыми, как «самодержавие, православие и народность» недавнего прошлого, по одним фактам и мероприятиям мы не сможем дать себе отчёта, в каком веке и при каком режиме мы живём.
Это сходство говорит не только о государственной гибкости советской власти, но и о неизбежности государственных путей России, о том ужасе, который представляет собою русская история во все века. Сквозь дыбу и застенки, сквозь молодецкую работу заплечных мастеров, сквозь хирургические опыты гениальных операторов выносили мы свою веру в конечное преображение земного царства в церковь, во взыскуемый Град Божий, в наш сказочный Китеж - в Град Невидимый.
Я же в заключение от себя отмечу, что, наверняка, в очередной раз распиная Русь, кто-то и хотел, как лучше, но получилось «как всегда».
Но, повторюсь, особенно удивительно во всём этом то, что всё перечисленное было очевидно писателю ещё в самом начале гражданской войны, и он довольно прозорливо, находясь в гуще событий, без всякого современного интернета, отмечал то, что, чаще всего, видится и понимается, обычно, издалека - спустя годы…
Мне было интересно. А вам?
P.S. Кстати, по поводу последнего отрывка и мысли Волошина о том, что большевистская власть и предыдущий монархический абсолютизм почти ничем по сути не отличаются, спустя много лет говорил ещё и Михаил Восленский в своей знаменитой книге «Номенклатура». И я здесь полностью согласен: фактически октябрьский переворот под предводительством кучки политических авантюристов в итоге реконструировал прежний абсолютистский монархический строй, перекроив его слегка на другой лад… Но это слишком долгая история, не буду даже начинать здесь. Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
#большевики, #революция, #белые, #красные, #террор, #гражданская_война, #Россия