Бремя свободы
Бремя свободы
(Мысли вслух о современном искусстве)
Недавно по рекомендации своей знакомой посмотрел два ролика о современном искусстве, прочитанных на каком-то московском аналоге ТЕДа. Для чтения дальнейшего текста знакомиться с ними не обязательно, но кое-что без этого будет непонятно. Кроме того, они интересные и сравнительно небольшие, по 15 минут примерно. Первый рассказывает о том, что цены на предметы современного искусства настолько непропорционально высоки, что это превращается в абсурд. Второй о том, что и в интернете искусство может сохранять свои главные признаки и функции, используя всё более новые творческие инструменты. Тема близка мне и просмотр роликов заставил вновь задуматься о ней, всколыхнув множество чувств и воспоминаний о своих былых текстах.
Из обеих лекций я почерпнул для себя полезные факты и мысли. Из первой - то, насколько много сейчас платят за искусство, причём и за старые произведения, и за современные, с их характерным уклоном в концептуальность, а не в мастерство или глубину. А из второй - красивое и глубокое, на мой взгляд, определение искусства, как средство коммуникации с самими собой. Мне это очень откликнулось. В одном из своих старых текстов, написанном ещё в начале нулевых годов, я высказал мысль, что искусство это подсознание общества. Что художники, благодаря своей тонкой организации, невольно улавливают и ретранслируют тенденции, которые зачастую ещё не осмыслены и не артикулированы когнитивными дисциплинами: социологией, психологией, философией, антропологией и им подобными. Это похоже на то, что говорила искусствовед из ТЕДа, но всё же немного о другом. Её мысль точнее и плодотворнее для размышлений.
Я согласен, что искусство это этакий постоянный проективный тест, высвечивающий разные наши стороны, о которых мы либо не знаем, либо знаем, но не можем сами пробудить в той степени и в том качестве, как это может сделать воздействие извне. Поэтому, кстати, разговор о природе искусства уместен и интересен в психологическом сообществе. Жалко только, что автор лекции почти не пошла дальше в анализе того, каковы эти скрытые стороны, что говорит о нас такой интерес к концептуализму. Она рассуждала больше про инструментарий и про его внешние признаки, а не про содержание. Единственная её мысль на эту тему была о том, что идеи и концепты превалируют над мастерством. С этим я тоже полностью согласен, и не раз об этом писал.
В итоге после я погрузился в очередные размышления о том, что, собственно, современное искусство даёт людям, в чём его характерные особенности, делающие его таким востребованным, и почему они работают именно в наше время. И в итоге получилось нечто, что захотелось записать в формате “мысли вслух”. Сразу оговорюсь, что мои мысли касаются не всего современного искусства, среди которого есть немало вещей, которые мне нравятся. Речь идёт лишь о некоторых, но достаточно популярных, его направлениях.
Ке́та
Как говорили оба искусствоведа, и как понятно и большинству из нас, в современном искусстве мастерство исполнения очень часто уходит на задний план, а на первый выходит то, что мы называем концептом. Но что стоит за этим понятием, какими именно свойствами должен обладать концепт, чтобы зацепить современника? Лучше всего это отражает трудно переводимое с ивритского сленга слово “ке́та”, которое означает (среди прочего) что-то вроде сюрприза, что-то необычное, неожиданное, часто нарочитое и обязательно привлекающее внимание. Трудно себе представить современное концептуальное творение без такой вот ке́ты, ведь его главная задача - поразить. Такой смысл может быть не единственным, но, в отличие от всех остальных, он является и необходимым, и достаточным. Оригинальность и раньше была важной частью искусства. Вспомним хотя бы Босха или Арчимбо́льдо. Хоть оба они и жили примерно 500 лет назад, но их картины поражают и сегодня, в том числе и благодаря вполне современным нестандартным приёмам. Но всё же произведение классического искусства в обязательном порядке предполагает смыслы и серьёзную работу, а двадцатый век освободил художника от этого бремени. Достаточно просто быть оригинальным. Графическим манифестом этого мировоззрения можно считать “Чёрный квадрат”. Хоть сам Малевич и вкладывал в эту картину очень много смысла, буквально целую художественную и философскую систему, но в итоге в общественном сознании она (картина) обрела именно это значение, став символом идеи, что любая примитивная бессмыслица может стать шедевром, если она содержит удачную кету и правильно подана. Для меня создание Малевичем “Чёрного квадрата” сопоставимо с сожжением храма Артемиды Геростратом. В обоих случаях люди заработали славу, благодаря умению красиво преподносить производимые ими разрушения. Но если в античной Греции за это всё же казнили, то в современном искусстве такая практика считается нормальной. Мне как раз попалась прекрасная иллюстрация к этим словам в виде феерической истории с Йенсом Хаанингом (Jens Haaning, легко гуглится и на русском и на английском) , который украл у музея 550 тыс. крон и преподнёс это действие как произведение концептуального искусства под недвусмысленным названием “Бери деньги и беги”. И я уверен, что деньги он не вернёт даже под угрозой тюрьмы, потому что иначе будет потеряна вся соль скандала. Хотя нравы современной Европы таковы, что доказать наличие состава преступления в его “арт” акте будет очень непросто.
Отрывисто, громко, одноразово
Второе отличие, о котором тоже шла речь, прямо или косвенно, в обоих роликах, касается современного способа оценки произведений искусства. Теперь это действительно цифра, выраженная либо в стоимости, либо в количестве просмотров и лайков, либо через какой-нибудь рейтинг. Так или иначе, это говорит о том, что признание в наши дни приходит или через массовость, или через деньги, или через то и другое. Редкий автор может игнорировать этот факт, и поэтому большинство становятся заложниками конъюнктуры. А конъюнктура нынче переменчива как никогда. “Рабочая частота”, на которой живёт современный человек заметно возросла. Мы смотрим сериалы вместо фильмов, читаем посты в соцсетях вместо книг, строим очень быстрые, насыщенные эмоциями, но неглубокие отношения. Другими словами, мы настроены на события, длящиеся недолго и переживаемые преимущественно в моменте, то есть не оставляющие эмоционального шлейфа и особых воспоминаний. Прожив одно событие, мы сразу начинаем стремиться пережить новое, чтобы наслоить очередную порцию эмоций на ещё тлеющие угольки старых. Иначе может возникнуть неловкая пауза, во время которой нам нечего будет делать с самими собой. Эта непрерывная череда эмоциональных всплесков и есть теперь преимущественный способ общения с собой, общения, которое требует постоянного подхлёстывания извне и не терпит тишины. Поэтому и от искусства мы ожидаем чего-то очень интенсивного, короткого и простого, и оно в ответ на наш запрос становится “громким” и отрывистым. Эта громкость особенно буквальна в театре и кино, где резко возрос удельный накал страстей. Люди постоянно кричат, плачут, бьются в истерике или переживают запредельное счастье. При этом содержимое этого действа выветривается из головы и сердца после спектакля или киносеанса практически сразу. То же самое относится и к другим жанрам. После выставки современного искусства ощущаешь себя эмоционально опустошенным, и редкое произведение вызывает желание вернуться к нему ещё раз.
Сказанное выше подводит нас к ещё одной характерной черте нашего времени - одноразовости. Большинство концептуальных произведений так же бессмысленно хранить в душЕ, как мыть пластиковые ложки и ножи. Ни то, ни другое не рассчитано на повторное использование. В самом деле, какой смысл во второй раз рассматривать чёрный квадрат Малевича или писсуар Дюшана. На самом деле, даже и в первый раз их рассматривать не имеет особого смысла, поскольку достаточно однажды о них услышать и понять замысел. Созерцание самих произведений уже не может ничего к этому добавить. Впрочем, здесь срабатывает концептуальный подход уже со стороны зрителя. Суть этого концепта описывается словами “поставить галочку”. Ведь влияние художника и зрителя всегда взаимно, обе эти категории являются друг для друга зеркалом. Стремление зрителя “поставить галочку” заметно компенсирует авторам издержки, связанные с одноразовостью их произведений, но ещё лучше с этой задачей справляется другая особенность - тиражируемость. Огромное преимущество концепта в лёгкости его ретрансляции, в неотличимости копии от оригинала. Собственно, оригиналом является именно сам концепт, а его конкретная реализация, как правило, глубоко второстепенна. Мы хорошо понимаем истинного ценителя классической живописи, который год за годом приезжает в Париж, Флоренцию, Вену или Лондон, чтобы часами любоваться произведениями любимых мастеров. К Пикассо или даже к Дали тоже можно возвращаться многократно, потому что хоть они и были авангардистами по духу, но всё же форма в их работах была не главным. К концептуальному творчеству порой не хочется не только возвращаться, но и соприкасаться с ним и в первый раз. Именно это я чувствую, когда читаю, например, о консервированном дерьме Манзони, проданном по цене, эквивалентной стоимости золота того же веса. И ведь эти баночки уже 60 лет выставляют в качестве экспонатов уважающие себя музеи.
Концептуальная подлинность
Одноразовость, бессмысленная эмоциональная заряженность и тиражируемость это, пожалуй, самые важные и взаимодополняющие качества значительной части современного искусства. Благодаря им оно легко распространяется, поглощая или вытесняя более глубокие его формы. Но почему же некоторые его экземпляры стоят такие баснословные, ничем, с рациональной точки зрения, не оправданные деньги? Я думаю, что здесь имеет место ещё один потребительский концепт, родственный тому, что я обозначил как “поставить галочку”. Имя ему - оригинал (в значении подлинник). В человеческой природе есть потребность ощущать себя особенным, исключительным хоть в чём-то. Человек, наделённый богатым внутренним миром, как правило удовлетворяет эту потребность через творческую деятельность и не нуждается во внешних символах своей уникальности. Но этого не всегда достаточно, особенно если есть амбиции и богатство материальное. Выделиться наличием дорогой машины или даже самолёта сегодня сложно, потому что это может быть у многих и не требует ничего, кроме средств. А вот обладание уникальным произведением искусства, особенно в эпоху, когда почти всё можно растиражировать и сделать доступным для любого, действительно способно придать ощущение избранности. Здесь важно, что подлинник может вообще ничем не отличаться внешне от дубля. Когда речь идёт о высококачественном авторском принте жикле, то нередко используется специальный сертификат, наличие которого делает репродукцию в десятки раз дороже, чем точно такая же копия, но без сертификата. И всё же, когда мы имеем дело с осязаемым материалом, понятие подлинности может коррелироваться с качеством вещи, но сегодня есть целая индустрия сертификации артефактов, изначально созданных на компьютере. Это называется NFT (невзаимозаменяемый токен). В случае цифрового искусства понятие “подлинник” становится в чистом виде статусом, то есть чем-то стопроцентно виртуальным, никак не влияющим на сам предмет. И оригинал, и его копия это идентичные по значимому содержанию файлы, отличие между которыми состоит в специфической электронной подписи. В результате подлинник может стоить миллионы долларов, а его неотличимые копии распространяться бесплатно. И это не форма меценатства, когда богатый человек помогает реализовывать себя талантливому, но ещё не способному окупить своё творчество, художнику, и даже не защита авторских прав. NFT это сертификат обладания уникальностью, квинтэссенция нашей виртуальной и крайне эгоцентричной действительности. Не удивлюсь, если какому-нибудь ценителю супрематизма придёт в голову дать идее Малевича второе рождение, воплотив её в цифровом формате. Это будет текстовый файл с одной единственной строкой, содержащей NFT, которым этот файл подписан. Уверен, что под это произведение искусства будет легко подвести сразу несколько концептов, и что стоить оно со временем будет не меньше “Чёрного квадрата”.
Заключение
Подводя итоги своих рассуждений, хочу сказать, что концептуальное искусство основано на обмане, суть которого дать людям пустышку, утверждая, что в ней есть скрытое и очень глубокое содержание. Предметы, преподносимые как продукты концептуального творчества, сами по себе не содержат приписываемого им концепта. Человек, смотрящий на некий чёрный квадрат или на писсуар, в туалете или в музее - не важно, не видит в этом произведения искусства. Без пояснительного текста автора подобные “творения” не имеют смысла. Но и объяснения тоже в большинстве случаев довольно туманны и многозначны. В конечном итоге концептуалист говорит нам следующее: “я решил, что вот этот предмет (банан, прилепленный скотчем к стене, или экскременты в банке) содержит некий глубокий смысл, который вы должны найти. Придумайте сами, что это за смысл, и любой ваш ответ будет правильным”. В классическом искусстве задача автора состояла в том, чтобы увидеть в вещах их скрытое содержание и найти то выразительное средство, которое передаст его в максимально неискажённом и очищенном от шумов виде. Он делал это, чтобы другой человек мог увидеть присущую обыденному глубину, приобщиться к ней и приподняться над бренностью своей жизни. Конечно, для лучшего понимания его задумки полезно знать исторический и биографический контекст процесса творения. Но и без всего этого мы можем уловить авторский посыл, потому что классическое искусство самодостаточно, хоть и многослойно. Настоящее творчество является формой духовного поиска, работы души и для автора, и для зрителя, слушателя или читателя. Эта работа приводит в итоге к овладеванию неким универсальным языком, уходящим за пределы синтаксиса и техники исполнения. Речь о том логосе, который греки считали основой и смыслом всего сущего, и о котором первая фраза Евангелия от Иоанна “в начале было слово”.
Современное искусство отмело систему координат, где были поверхностность и глубина, содержательность и пустота, но не предложило ничего равноценного взамен. Идея свободы, стоящая в центре концептуализма, также бесплодна, как и большинство других концептов. Там, где нет системы координат, возникает хаос, а свобода в пространстве хаоса теряет смысл. Ведь суть свободы в возможности выбора, но среди хаоса все выборы равнозначны, потому что их последствия одинаково непредсказуемы. Таким образом выбор теряет своё основное свойство - возможность осознанно воздействовать на будущее. Это создаёт ситуацию, в которой мы не просто ищем чёрную кошку в тёмной комнате, когда её там нет, а когда любой найденный нами предмет считается чёрной кошкой. Когда кошки нет, но мы этого не знаем, в этом поиске наощупь всё равно остаётся смысл, в нём есть надежда и стремление к некой цели, пусть и ложной. Но если назвать кошкой любой предмет, то исчезает всякий осмысленный императив. Остаются лишь сиюминутные эмоции по поводу того, какие разные и неожиданные формы могут принимать эти чёрные кошки.
К чему же приводит подобное положение дел, чему всё же учит и куда зовёт нас концептуализм? Метафорически современное искусство, по крайней мере значительная его часть, напоминает мне страну Голого Короля, где изначально не нашлось того мальчика, который назвал бы вещи своими именами, поэтому без одежды стали ходить все, обсуждая и восхищаясь великолепием воображаемых нарядов. Жители такой страны овладевают навыками жить в вымышленном мире, в котором одинаково существует всё, что названо сущим хотя бы одним человеком. Ещё они учатся быть толерантными и благодушными, несмотря ни на что. Поэтому если кто-то вдруг скажет: “мы же голые!” его выслушают и ответят что-то вроде: “хм, какое интересное мнение!”, и пойдут дальше... А для него такое отношение хуже любого преследования. Ведь преследование это борьба, а значит разделение людей на два, как минимум, лагеря, создающее в бесконечной свободе хаоса хоть какую-то структуру. Но этот путь сегодня малоэффективен. Даже если всех тех, кто ясно видит “наготу” окружающих, собрать вместе и получить таким образом значимую силу, нужно понимать в какую сторону её направить. Ведь мало раскрыть окружающим глаза, мало заставить их увидеть реальное положение дел, нужно предложить им что-то взамен, что-то составляющее достаточно привлекательную альтернативу, чтобы обратить в свою веру без войны и насилия. Я не знаю, возможно ли это, но точно знаю, что в глубине души каждого человека есть ответ на этот вопрос. Если вам понятно то, о чём я пишу, и вы думаете похожим образом, то единственный способ помочь и себе, и окружающим состоит в поиске и обретении собственной глубины. Я искренне верю, что человечество в итоге преодолеет и этот этап, и будет с благодарностью вспоминать о столетнем уроке концептуализма, потому что он показал нам, что чрезмерная свобода также, если не более, опасна и деструктивна, как и чрезмерная ограниченность.