Основания Истории-2
Оригинал взят у oohoo в Основания Истории-2
4. Академическое Начало
Как мы уже выяснили, трилогия Азимова по своей необычной концепции весьма отличается, стоит особняком и от мэйнстрима художественной литературы, и от научной фантастики времен расцвета этого жанра. Футуристические умозрительные конструкции, которые для НФ являются содержанием, для Трилогии являются необходимым фоном, то есть формой подачи необычного содержания. Научно-фантастический антураж необходим хотя бы для того, чтобы иметь возможность в жестких рыночных условиях заняться художественным исследованием совсем иных проблем - поиском психологических оснований исторических процессов.
Именно эволюция историософских взглядов Азимова по ходу написания книги является подлинным содержанием Трилогии. Однако прописана эта сквозная линия скупыми средствами, и разглядеть ее под типично голливудскими картинками «звездных войн» и «пришествия терминаторов» так же непросто, как графический эскиз большого мастера на картине, раскрашенной подмастерьями для невзыскательного, но богатого заказчика. Азимов явно не хочет отпугивать массового читателя излишней философией, однако для читателя, способного к самостоятельному мышлению, заданные автором реперные точки достаточно легко соединяются между собой в схематический рисунок. Такими реперными точками являются последовательность «селдоновских кризисов» и сама изначальная конструкция развития Первой Академии по скрытому замыслу.
Поэтому можно утверждать, что главное (для Азимова и для нас) содержание Трилогии содержится в самой форме Трилогии, разбитой на цепь взаимосвязанных эпизодов. Однако и в самом тексте есть неяркая, но устойчивая сквозная линия, связанная с желанием самых умных людей Первой Академии понять, реконструировать замысел Селдона и методы психоистории. Эта линия весьма точно отражает интеллектуальный интерес самого Азимова в период написания Трилогии - поиск оснований и гипотетической методологии будущей науки или «науки будущего» - психоистории.
В этом состоит главная параллель Трилогии с булгаковским Романом, Причем у Блугакова тоже завлекательная внешняя форма книги служит вовлечению и массового, и мыслящего читателя, но историософская линия пролегает намного глубже. Взаимодействие с первоисточниками и с последователями заложено на бессознательном уровне древних символов. Азимов же начинает свои художественные поиски на основе сознательного, рационального освоения первоисточников. Этому освоению наличного интеллектуального пространства фактически посвящена вся первая книга Трилогии. В ходе работы над нею писатель успевает освоить весь доступный историософский задел современной мысли, начиная от Канта.
Азимов начинает свой поиск с сугубо картезианской позиции социально-экономического детерминизма, которая объединяет все ведущие идеологии ХХ века - либерализм, марксизм и даже фашизм. (Разница между идеологиями состоит лишь в провозглашении «авангарда» социального развития - передового класса или передовой нации, или в комбинации). Я уже выше показал, что само определение Азимовым «психоистории» как раздела высшей математики восходит к картезианскому детерминизму.
Вот как определяется «Психоистория» в «Галактической Энциклопедии» в 4 главе первой книги Трилогии: «…как раздел математики, изучающий реакции человеческих сообществ на определенные социальные и экономические стимулы. …Основное во всех этих определениях - безоговорочное принятие того, что человеческое сообщество велико для того, чтобы статистическая обработка данных давала достоверные результаты.» /Азимов А. «Академия. Первая трилогия» - М.: Эксмо, 2009, с.18/.
Ну что здесь можно сказать. Молодой магистр химии сам признается нам, то в начале пути был полным профаном и в математике, и тем более в социальных науках. Но только талантливый дилетант, не отягощенный грузом чужих ошибок и заблуждений, и может взяться за решение задачи такого масштаба.
Соответственно изначальному уровню понимания автора и сам основоположник Гэри Селдон выглядит шарлатаном от науки вроде Фоменки: «Мое предсказание основано на математических расчетах. Здесь нет никаких личных суждений…» /там же, с.32/. Другое дело, что этот голливудский ляп Азимова можно, при нашем горячем желании, истолковать как нежелание Селдона раскрывать не только имперскому следствию, но и коллегам по Первой Академии сам факт обладания фундаментальной моделью, проверенной на практике. А практической проверкой, как раз, и стало влияние Селдона на решение имперских властей. Но эти выводы неявно вытекают из реперных точек художественного исследования, но не из явного описания.
Впрочем, это наличие двух уровней понимания у одной личности - сознательного внешнего и интуитивного внутреннего мы, благодаря Булгакову и «ММIX», уже не удивляемся. В каждой творческой личности сочетается сознательная ипостась мастерства с тем или иным духом-наставником, который не спеша направляет творчество и духовный рост мастера.
Чтобы закончить с начальным картезианским этапом философской эволюции Азимова, процитируем еще один пассаж из 6 главы первой книги: «Дело в том, что психоисторическая направленность населения даже одной планеты имеет коллосальный запас инерции. Для того чтобы направленность изменилась, она должна столкнуться с чем-то, имеющим сходный запас инерции. С такой же массой людей, например. А если их мало, должен пройти солидный промежуток времени» /там же, с.30/.
В общем, гражданин Селдон продолжает вешать лапшу на уши судьям, но судя по всему - вполне искренне со стороны автора. А поскольку читатели склонны доверять популярным авторам и не все любят думать сами, придется привести контрпример из жизни одной обитаемой планеты. В ХХ веке масса людей на Земле возросла многократно, однако это не привело к возрастанию инерции развития, а наоборот - динамика социального развития, число качественных изменений лишь нарастает параллельно демографическому росту. При этом развивающиеся страны, имеющие наибольшую «массу людей» не только не приобрели большую инерционную устойчивость, но наоборот - стали более уязвимы и податливы внешнему влиянию.
Кроме того, сама идея Селдона изолировать на отдаленной периферии ученое меньшинство, чтобы ускорить преодоление темного «переходного периода» для всей «галактики», явно противоречит публичному разъяснению самого Селдона. Из этого мы не делаем никаких далеко идущих выводов, кроме признания всех этих пассажей Азимова о формах и методах будущей науки чистой воды условностью, необходимой для развития фантастического сюжета.
Однако уже в третьей части первой книги, при описании приближения Академии ко второму «селдоновскому кризису» Азимов включает в текст критику своих изначальных взглядов: «Потому что даже фундаментальная психология Селдона имела свои ограничения. Она не могла учесть слишком большое число независимых переменных. Он не мог предусмотреть действия отдельных людей на коротких отрезках времени… Он брал в расчет массы, население целых планет. Причем только слепые массы, которые не ведают, что творят, и тем более не видят, к чему приведут их действия.» /там же, с.99/
Во-первых, здесь теория Селдона названа уже не разделом математики, а «фундаментальной психологией». То есть Азимов исправил одну из фундаментальных ошибок. Во-вторых, дезавуирована статистическая природа «психоистории», в которой не могут не учитываться сознательные действия наиболее влиятельных групп и даже отдельных личностей. Интересно, под чьим же это влиянием Азимов начал исправляться?
Ответ на последний вопрос может подсказать вот эта цитата из той же главы: «У меня появились вот какие соображения… Видимо, внешние и внутренние силы должны войти в резонанс» /там же, с.100/. Это уже обсуждение условий приближения очередного кризиса. Это тезис о параллельном созревании внутренней оппозиции и внешней угрозы перед кризисом, означающим смену режима или даже политической системы, будет повторен и в следующий раз.
Теперь нам осталось лишь назвать автора этого историософского тезиса, который стал частью самой развитой эмпирической системы в современной исторической науке. Это Арнольд Тойнби, автор многотомного труда «Постижение Истории». Это Тойнби в вел в оборот понятия «внутренний пролетариат» и «внешний пролетариат», которые являются важными элементами исторического движения «Ухода и Возврата».
Тойнби публиковал отдельные тома своего исследования небольшим тиражом в университетском издательстве Оксфорда. В 1930-х годах вышли 6 из 12 томов, но вряд и они были доступны студентам-химикам в Колумбийском университете или сотрудникам верфи в Филадельфии. Зато в 1946 году вышел массовым тиражом популярный дайджест «Постижения Истории». Если учесть, что Азимов начал писать свою Трилогию в 1942 году, то момент его «прозрения» в конце первой книги вполне коррелирует с этим фактом.
Влияние Тойнби, описавшего взлеты и падения исторических цивилизаций, вполне можно ощутить в драматических сюжетах всех последующих частей и книг Трилогии. Его же идейным влиянием легко объясняется та необычная для научных фантастов роль религиозного фактора в судьбе протоцивилизации, складывающейся вокруг Терминуса. Ведь именно Тойнби показал и раскрыл необходимую роль в развитии каждой цивилизации не только государства, но и так называемой «универсальной церкви».
Мы договорились сравнивать Трилогию с булгаковским Романом, и в этом пункте - активная, но подсобная роль церкви - тоже есть небольшое совпадение сюжетов. У Азимова глава анакреонской «церкви» прибывает для делового разговора в кабинете мэра Терминуса где-то в середине первой книги (2 глава 3 части). У Булгакова Босой прибывает для делового разговора с «регентом» в 9 главе. Поэтому это совпадение можно считать любопытным, но ни к чему ни обязывающим. Если только таких случайных совпадений не наберется хотя бы с десяток.
Необходимость для Азимова по ходу дела исправлять саму концепцию будущей науки дает нам право еще раз сравнить условия работы Азимова и Булгакова над своими книгами. Азимов вынужден, чтобы иметь свободу для дальнейшей работы, стремиться побыстрее опубликовать каждую новую часть своей первой книги, а затем трилогии. Соответственно, исправить и тем более переработать начальные главы у него возможности нет. Можно будет лишь за счет развития контекста, написания «Прелюдии к Академии» исправить толкование первых несовершенных глав.
Булгаков, наоборот, чтобы быть свободным в работе над книгой должен скрывать ее первые редакции, но зато имеет возможность несколько раз переработать весь текст, добиваясь все большей глубины и содержательности. Поэтому форма и содержание булгаковского Романа, хотя и существуют автономно, как мастерство и дух в одной творческой личности, но неразрывны и пронизаны сотнями взаимосвязей друг с другом и с массой первоисточников. Трилогия Азимова в этом смысле попроще. Но и здесь влияние первоисточников, и прежде всего - Тойнби, придало определенный блеск драматической форме. Так что можно проследить множество связей от тех или иных глав Трилогии и ее продолжений к множеству голливудских фильмов, а также фантастических и фантазийных романов.
5. Параллельные миры
Искать параллели и точки соприкосновения между Трилогией и Романов можно и нужно, для лучшего понимания обеих книг. Но при авторы двух книг остаются величинами несравнимыми, как несравнимы Везувий и капитолийский холм. И тот, и другой - вершины, имеющие символическое значение, существующие одновременно, но в разном масштабе исторического времени. Булгаков вместе с героями своего Романа проживает два тысячелетия, хотя внешняя форма задана тремя сутками в Москве и одним днем в Ершалаиме. Азимов вроде бы оперирует столетиями и даже тысячелетиями, но полет его мысли ограничен новейшим временем и его истоками в лице Канта и отцов-основателей США.
Поэтому будет интересно сравнить Азимова не с личностью Булгакова, а с главным прототипом Бездомного как аллегорического образа молодой и непричесанной исторической науки - со Львом Гумилевым.
Начнем с того, что и Азимов, и Гумилев практически одновременно начали свое «психоисторическое» творчество. Азимов опубликовал свой первый рассказ в 1938 году, Гумилев примерно тогда же начал развивать свою идею «пассионарности». Оба писателя, так или иначе, в конце 60-х годов получают всеобщее признание как классики жанра (и, в общем, одновременно с Булгаковым). И оба уходят от нас в 1992 году.
Однако это же самое сравнение параллельных биографий Азимова и Гумилева дает нам довольно жестокий контраст. Конечно, жизнь американского магистра в 1940-50-х легкой не назовешь, но условия, в которых развивал свои идеи Гумилев, нельзя назвать «трудными». Они были адскими. Десятки опубликованных рассказов и книг у Азимова, и две публикации на 20 страниц за двадцать лет у Гумилева. Но разве можно при этом сказать, что Гумилев имел меньшую степень свободы мышления, развития новых подходов к исторической науке? В этом и парадокс, что не меньше, а больше. Отсюда и результат - оригинальная концепция исторического развития больших сообществ, основанная в том числе и на фундаменте сравнительного психологического анализа - общей динамики развития в психологии этносов на одних и тех же этапах развития.
Опять получается, что в США (прообразе Первой Академии) лучшие умы пытаются представить, какой могла бы быть «фундаментальная психология Селдона», если бы она существовала. А на другом краю евроатлантической цивилизации эту самую «психо-историю» не фантазируют, а просто начинают потихонечку создавать и развивать. И ни один самый великий ум из «Первой Академии» ни за что не смог бы вычислить, в каких дальних краях находится в этот момент центр «Второй Академии». Да и после возвращения Гумилева из лагерей отыскать первого реального «психоисторика» на географическом факультете Ленинградского университета было бы нереально. Хотя сам же Азимов и обозначил гипотетическое местонахождение «Второй Академии» рядом с университетской библиотекой бывшего имперского центра всей европейской цивилизации.
Еще одна любопытная параллель между Гумилевым и Азимовым состоит в общей приверженности материалистическому детерминизму и вытекающему из него несколько фантастическому взгляду на социальное развитие. Разница лишь в том, что Азимов смог создать из доступной ему исторической теории научную рамку для популярного фантастического романа, а Гумилев - наоборот, придумал научно-фантастическую рамку в виде космических источников мутации для содержательной и стройной теории этногенеза как «фундаментальной психологии» народов, лежащей в основе исторического процесса.
В этой связи становится весьма любопытно, а откуда у Азимова взялась сама идея соединения психологии и истории в единую науку? Откуда одновременно с наглядными эмпирическими конструкциями Тойнби пришло это понятие «фундаментальная психология»? Которое поначалу было похоже на гипертрофированную социологию, но сразу же называлось именно «психоисторией»?
Сама наука психология получила особую популярность в США именно в 1930-е годы, из-за Великой Депрессии, но и в связи с эмиграцией многих последователей Фрейда из Европы в США. С тех пор США стали основной базой фрейдизма, а фрейдизм и психоанализ - одной из основ иди скреп мозаичной, «мультикультурной» элиты. Однако каких-то следов фрейдизма или иных популярных психологических учений в трилогии Азимова найти сложно. Хотя именно фрейдизм претендовал на психологическое обоснование начала истории и антропогенеза.
В этой связи талантливому дилетанту Азимову (или его духу-наставнику) можно выставить высокую оценку как носителю здравого смысла и творческой интуиции, не связанной модными течениями. Похоже, что Азимов, как и Гумилев, самостоятельно развивал представление о перспективах психологии и ее будущей фундаментальной роли.
Хотя, разумеется, проведенные параллели между судьбами двух писателей дают нам, скорее, понятие о месте Азимова и его Трилогии в историческом контексте науки и культуры ХХ века. А что касается содержания книги, то такое сравнение показывает, чего у Азимова недостает. В его предсказании о «психоистории» не хватает той самой «фундаментальной психологии», которую мы обнаруживаем в главных книгах Льва Гумилева. Впрочем, в этом и заключается основное различие между двумя «Основаниями».
Продолжение следует
[Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:]_____________________________________________
Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:
2 Академия, Марсианский трактор, Мир Полдня, Школа Полдня, ЗОНА СИНГУЛЯРНОСТИ. + оЗадачник:
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ МЕШАЮТ ЭМПАТИИ
Для чего нам в окрестностях Земли нужна Луна и база на её поверхности?
"Как переходить от кризиса настоящего к естественному будущему"
КНИГИ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ. ЧАСТЬ I. КЛАССИКА СЕМЕЙНОЙ ПЕДАГОГИКИ
Методы прогнозирования на основе ТРИЗ
Шифрование в условиях древности
4. Академическое Начало
Как мы уже выяснили, трилогия Азимова по своей необычной концепции весьма отличается, стоит особняком и от мэйнстрима художественной литературы, и от научной фантастики времен расцвета этого жанра. Футуристические умозрительные конструкции, которые для НФ являются содержанием, для Трилогии являются необходимым фоном, то есть формой подачи необычного содержания. Научно-фантастический антураж необходим хотя бы для того, чтобы иметь возможность в жестких рыночных условиях заняться художественным исследованием совсем иных проблем - поиском психологических оснований исторических процессов.
Именно эволюция историософских взглядов Азимова по ходу написания книги является подлинным содержанием Трилогии. Однако прописана эта сквозная линия скупыми средствами, и разглядеть ее под типично голливудскими картинками «звездных войн» и «пришествия терминаторов» так же непросто, как графический эскиз большого мастера на картине, раскрашенной подмастерьями для невзыскательного, но богатого заказчика. Азимов явно не хочет отпугивать массового читателя излишней философией, однако для читателя, способного к самостоятельному мышлению, заданные автором реперные точки достаточно легко соединяются между собой в схематический рисунок. Такими реперными точками являются последовательность «селдоновских кризисов» и сама изначальная конструкция развития Первой Академии по скрытому замыслу.
Поэтому можно утверждать, что главное (для Азимова и для нас) содержание Трилогии содержится в самой форме Трилогии, разбитой на цепь взаимосвязанных эпизодов. Однако и в самом тексте есть неяркая, но устойчивая сквозная линия, связанная с желанием самых умных людей Первой Академии понять, реконструировать замысел Селдона и методы психоистории. Эта линия весьма точно отражает интеллектуальный интерес самого Азимова в период написания Трилогии - поиск оснований и гипотетической методологии будущей науки или «науки будущего» - психоистории.
В этом состоит главная параллель Трилогии с булгаковским Романом, Причем у Блугакова тоже завлекательная внешняя форма книги служит вовлечению и массового, и мыслящего читателя, но историософская линия пролегает намного глубже. Взаимодействие с первоисточниками и с последователями заложено на бессознательном уровне древних символов. Азимов же начинает свои художественные поиски на основе сознательного, рационального освоения первоисточников. Этому освоению наличного интеллектуального пространства фактически посвящена вся первая книга Трилогии. В ходе работы над нею писатель успевает освоить весь доступный историософский задел современной мысли, начиная от Канта.
Азимов начинает свой поиск с сугубо картезианской позиции социально-экономического детерминизма, которая объединяет все ведущие идеологии ХХ века - либерализм, марксизм и даже фашизм. (Разница между идеологиями состоит лишь в провозглашении «авангарда» социального развития - передового класса или передовой нации, или в комбинации). Я уже выше показал, что само определение Азимовым «психоистории» как раздела высшей математики восходит к картезианскому детерминизму.
Вот как определяется «Психоистория» в «Галактической Энциклопедии» в 4 главе первой книги Трилогии: «…как раздел математики, изучающий реакции человеческих сообществ на определенные социальные и экономические стимулы. …Основное во всех этих определениях - безоговорочное принятие того, что человеческое сообщество велико для того, чтобы статистическая обработка данных давала достоверные результаты.» /Азимов А. «Академия. Первая трилогия» - М.: Эксмо, 2009, с.18/.
Ну что здесь можно сказать. Молодой магистр химии сам признается нам, то в начале пути был полным профаном и в математике, и тем более в социальных науках. Но только талантливый дилетант, не отягощенный грузом чужих ошибок и заблуждений, и может взяться за решение задачи такого масштаба.
Соответственно изначальному уровню понимания автора и сам основоположник Гэри Селдон выглядит шарлатаном от науки вроде Фоменки: «Мое предсказание основано на математических расчетах. Здесь нет никаких личных суждений…» /там же, с.32/. Другое дело, что этот голливудский ляп Азимова можно, при нашем горячем желании, истолковать как нежелание Селдона раскрывать не только имперскому следствию, но и коллегам по Первой Академии сам факт обладания фундаментальной моделью, проверенной на практике. А практической проверкой, как раз, и стало влияние Селдона на решение имперских властей. Но эти выводы неявно вытекают из реперных точек художественного исследования, но не из явного описания.
Впрочем, это наличие двух уровней понимания у одной личности - сознательного внешнего и интуитивного внутреннего мы, благодаря Булгакову и «ММIX», уже не удивляемся. В каждой творческой личности сочетается сознательная ипостась мастерства с тем или иным духом-наставником, который не спеша направляет творчество и духовный рост мастера.
Чтобы закончить с начальным картезианским этапом философской эволюции Азимова, процитируем еще один пассаж из 6 главы первой книги: «Дело в том, что психоисторическая направленность населения даже одной планеты имеет коллосальный запас инерции. Для того чтобы направленность изменилась, она должна столкнуться с чем-то, имеющим сходный запас инерции. С такой же массой людей, например. А если их мало, должен пройти солидный промежуток времени» /там же, с.30/.
В общем, гражданин Селдон продолжает вешать лапшу на уши судьям, но судя по всему - вполне искренне со стороны автора. А поскольку читатели склонны доверять популярным авторам и не все любят думать сами, придется привести контрпример из жизни одной обитаемой планеты. В ХХ веке масса людей на Земле возросла многократно, однако это не привело к возрастанию инерции развития, а наоборот - динамика социального развития, число качественных изменений лишь нарастает параллельно демографическому росту. При этом развивающиеся страны, имеющие наибольшую «массу людей» не только не приобрели большую инерционную устойчивость, но наоборот - стали более уязвимы и податливы внешнему влиянию.
Кроме того, сама идея Селдона изолировать на отдаленной периферии ученое меньшинство, чтобы ускорить преодоление темного «переходного периода» для всей «галактики», явно противоречит публичному разъяснению самого Селдона. Из этого мы не делаем никаких далеко идущих выводов, кроме признания всех этих пассажей Азимова о формах и методах будущей науки чистой воды условностью, необходимой для развития фантастического сюжета.
Однако уже в третьей части первой книги, при описании приближения Академии ко второму «селдоновскому кризису» Азимов включает в текст критику своих изначальных взглядов: «Потому что даже фундаментальная психология Селдона имела свои ограничения. Она не могла учесть слишком большое число независимых переменных. Он не мог предусмотреть действия отдельных людей на коротких отрезках времени… Он брал в расчет массы, население целых планет. Причем только слепые массы, которые не ведают, что творят, и тем более не видят, к чему приведут их действия.» /там же, с.99/
Во-первых, здесь теория Селдона названа уже не разделом математики, а «фундаментальной психологией». То есть Азимов исправил одну из фундаментальных ошибок. Во-вторых, дезавуирована статистическая природа «психоистории», в которой не могут не учитываться сознательные действия наиболее влиятельных групп и даже отдельных личностей. Интересно, под чьим же это влиянием Азимов начал исправляться?
Ответ на последний вопрос может подсказать вот эта цитата из той же главы: «У меня появились вот какие соображения… Видимо, внешние и внутренние силы должны войти в резонанс» /там же, с.100/. Это уже обсуждение условий приближения очередного кризиса. Это тезис о параллельном созревании внутренней оппозиции и внешней угрозы перед кризисом, означающим смену режима или даже политической системы, будет повторен и в следующий раз.
Теперь нам осталось лишь назвать автора этого историософского тезиса, который стал частью самой развитой эмпирической системы в современной исторической науке. Это Арнольд Тойнби, автор многотомного труда «Постижение Истории». Это Тойнби в вел в оборот понятия «внутренний пролетариат» и «внешний пролетариат», которые являются важными элементами исторического движения «Ухода и Возврата».
Тойнби публиковал отдельные тома своего исследования небольшим тиражом в университетском издательстве Оксфорда. В 1930-х годах вышли 6 из 12 томов, но вряд и они были доступны студентам-химикам в Колумбийском университете или сотрудникам верфи в Филадельфии. Зато в 1946 году вышел массовым тиражом популярный дайджест «Постижения Истории». Если учесть, что Азимов начал писать свою Трилогию в 1942 году, то момент его «прозрения» в конце первой книги вполне коррелирует с этим фактом.
Влияние Тойнби, описавшего взлеты и падения исторических цивилизаций, вполне можно ощутить в драматических сюжетах всех последующих частей и книг Трилогии. Его же идейным влиянием легко объясняется та необычная для научных фантастов роль религиозного фактора в судьбе протоцивилизации, складывающейся вокруг Терминуса. Ведь именно Тойнби показал и раскрыл необходимую роль в развитии каждой цивилизации не только государства, но и так называемой «универсальной церкви».
Мы договорились сравнивать Трилогию с булгаковским Романом, и в этом пункте - активная, но подсобная роль церкви - тоже есть небольшое совпадение сюжетов. У Азимова глава анакреонской «церкви» прибывает для делового разговора в кабинете мэра Терминуса где-то в середине первой книги (2 глава 3 части). У Булгакова Босой прибывает для делового разговора с «регентом» в 9 главе. Поэтому это совпадение можно считать любопытным, но ни к чему ни обязывающим. Если только таких случайных совпадений не наберется хотя бы с десяток.
Необходимость для Азимова по ходу дела исправлять саму концепцию будущей науки дает нам право еще раз сравнить условия работы Азимова и Булгакова над своими книгами. Азимов вынужден, чтобы иметь свободу для дальнейшей работы, стремиться побыстрее опубликовать каждую новую часть своей первой книги, а затем трилогии. Соответственно, исправить и тем более переработать начальные главы у него возможности нет. Можно будет лишь за счет развития контекста, написания «Прелюдии к Академии» исправить толкование первых несовершенных глав.
Булгаков, наоборот, чтобы быть свободным в работе над книгой должен скрывать ее первые редакции, но зато имеет возможность несколько раз переработать весь текст, добиваясь все большей глубины и содержательности. Поэтому форма и содержание булгаковского Романа, хотя и существуют автономно, как мастерство и дух в одной творческой личности, но неразрывны и пронизаны сотнями взаимосвязей друг с другом и с массой первоисточников. Трилогия Азимова в этом смысле попроще. Но и здесь влияние первоисточников, и прежде всего - Тойнби, придало определенный блеск драматической форме. Так что можно проследить множество связей от тех или иных глав Трилогии и ее продолжений к множеству голливудских фильмов, а также фантастических и фантазийных романов.
5. Параллельные миры
Искать параллели и точки соприкосновения между Трилогией и Романов можно и нужно, для лучшего понимания обеих книг. Но при авторы двух книг остаются величинами несравнимыми, как несравнимы Везувий и капитолийский холм. И тот, и другой - вершины, имеющие символическое значение, существующие одновременно, но в разном масштабе исторического времени. Булгаков вместе с героями своего Романа проживает два тысячелетия, хотя внешняя форма задана тремя сутками в Москве и одним днем в Ершалаиме. Азимов вроде бы оперирует столетиями и даже тысячелетиями, но полет его мысли ограничен новейшим временем и его истоками в лице Канта и отцов-основателей США.
Поэтому будет интересно сравнить Азимова не с личностью Булгакова, а с главным прототипом Бездомного как аллегорического образа молодой и непричесанной исторической науки - со Львом Гумилевым.
Начнем с того, что и Азимов, и Гумилев практически одновременно начали свое «психоисторическое» творчество. Азимов опубликовал свой первый рассказ в 1938 году, Гумилев примерно тогда же начал развивать свою идею «пассионарности». Оба писателя, так или иначе, в конце 60-х годов получают всеобщее признание как классики жанра (и, в общем, одновременно с Булгаковым). И оба уходят от нас в 1992 году.
Однако это же самое сравнение параллельных биографий Азимова и Гумилева дает нам довольно жестокий контраст. Конечно, жизнь американского магистра в 1940-50-х легкой не назовешь, но условия, в которых развивал свои идеи Гумилев, нельзя назвать «трудными». Они были адскими. Десятки опубликованных рассказов и книг у Азимова, и две публикации на 20 страниц за двадцать лет у Гумилева. Но разве можно при этом сказать, что Гумилев имел меньшую степень свободы мышления, развития новых подходов к исторической науке? В этом и парадокс, что не меньше, а больше. Отсюда и результат - оригинальная концепция исторического развития больших сообществ, основанная в том числе и на фундаменте сравнительного психологического анализа - общей динамики развития в психологии этносов на одних и тех же этапах развития.
Опять получается, что в США (прообразе Первой Академии) лучшие умы пытаются представить, какой могла бы быть «фундаментальная психология Селдона», если бы она существовала. А на другом краю евроатлантической цивилизации эту самую «психо-историю» не фантазируют, а просто начинают потихонечку создавать и развивать. И ни один самый великий ум из «Первой Академии» ни за что не смог бы вычислить, в каких дальних краях находится в этот момент центр «Второй Академии». Да и после возвращения Гумилева из лагерей отыскать первого реального «психоисторика» на географическом факультете Ленинградского университета было бы нереально. Хотя сам же Азимов и обозначил гипотетическое местонахождение «Второй Академии» рядом с университетской библиотекой бывшего имперского центра всей европейской цивилизации.
Еще одна любопытная параллель между Гумилевым и Азимовым состоит в общей приверженности материалистическому детерминизму и вытекающему из него несколько фантастическому взгляду на социальное развитие. Разница лишь в том, что Азимов смог создать из доступной ему исторической теории научную рамку для популярного фантастического романа, а Гумилев - наоборот, придумал научно-фантастическую рамку в виде космических источников мутации для содержательной и стройной теории этногенеза как «фундаментальной психологии» народов, лежащей в основе исторического процесса.
В этой связи становится весьма любопытно, а откуда у Азимова взялась сама идея соединения психологии и истории в единую науку? Откуда одновременно с наглядными эмпирическими конструкциями Тойнби пришло это понятие «фундаментальная психология»? Которое поначалу было похоже на гипертрофированную социологию, но сразу же называлось именно «психоисторией»?
Сама наука психология получила особую популярность в США именно в 1930-е годы, из-за Великой Депрессии, но и в связи с эмиграцией многих последователей Фрейда из Европы в США. С тех пор США стали основной базой фрейдизма, а фрейдизм и психоанализ - одной из основ иди скреп мозаичной, «мультикультурной» элиты. Однако каких-то следов фрейдизма или иных популярных психологических учений в трилогии Азимова найти сложно. Хотя именно фрейдизм претендовал на психологическое обоснование начала истории и антропогенеза.
В этой связи талантливому дилетанту Азимову (или его духу-наставнику) можно выставить высокую оценку как носителю здравого смысла и творческой интуиции, не связанной модными течениями. Похоже, что Азимов, как и Гумилев, самостоятельно развивал представление о перспективах психологии и ее будущей фундаментальной роли.
Хотя, разумеется, проведенные параллели между судьбами двух писателей дают нам, скорее, понятие о месте Азимова и его Трилогии в историческом контексте науки и культуры ХХ века. А что касается содержания книги, то такое сравнение показывает, чего у Азимова недостает. В его предсказании о «психоистории» не хватает той самой «фундаментальной психологии», которую мы обнаруживаем в главных книгах Льва Гумилева. Впрочем, в этом и заключается основное различие между двумя «Основаниями».
Продолжение следует
[Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:]_____________________________________________
Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:
2 Академия, Марсианский трактор, Мир Полдня, Школа Полдня, ЗОНА СИНГУЛЯРНОСТИ. + оЗадачник:
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ МЕШАЮТ ЭМПАТИИ
Для чего нам в окрестностях Земли нужна Луна и база на её поверхности?
"Как переходить от кризиса настоящего к естественному будущему"
КНИГИ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ. ЧАСТЬ I. КЛАССИКА СЕМЕЙНОЙ ПЕДАГОГИКИ
Методы прогнозирования на основе ТРИЗ
Шифрование в условиях древности