Об Олеге Кашине
Я мало о нем знаю. Вот эти два замечания кажутся мне очень верными:
И в день, когда мы сидели с г-ном Кашиным около Фрунзенского дворца спорта на ул Александра Невского, мы много говорили о том, что его нынешняя (на 2005 год) позиция делает его очень удобным журналистом на заклание. Этаким русским Гонгадзе. Или состоявшимся Рыбкиным.
И оба мы сходились тогда во мнении, что замочить такого вот журналиста, за спиной которого никого нет, но который вполне себе известен (широко известен в узких кругах) - очень удобно для дискредитации кровавого режима.
Потом Кашин получил себе поддержку, перейдя в наш лагерь. Потом предал нас. Потом продемонстрировал свое абсолютное говно и столь же абсолютную продажность. Потом я стал его презирать. Но все это было потом.
Взято Здесь.
Кашин жил, говорил и писал так (говорю в прошедшем времени не как о покойном, а как о человеке, который, вернувшись с того света, может быть, и переоценит свою жизнь), что у очень и очень многих вызывал желание съездить ему по физиономии.
В чем было «преступление» Кашина, породившее эту своеобразную атмосферу и сделавшее его крайне удобной жертвой? Всё дело было в его исключительном (я бы даже назвал его патологичным)стремлении быть около власти. Не «в» ней, и не «против» неё, а именно около. Кашин не хотел быть «привластным» журналистом (хотя в какой-то момент у него был шанс флуктуировать в эту сторону), - несмотря на соблазн определенных возможностей и отсутствие страха перед «заказухой», он всегда боялся той специфической ответственности - и внутренней и внешней, которая сопряжена с лояльностью к власти. Еще больше, пожалуй, ему претила перспектива стать «оппозиционным» журналистом и оказаться в том замкнутом круге истерик, трусости, бравады, полуправд, провокаций и вновь истерик, которые так характерны для нашей оппозиционной прессы.
Те «смелость» и «издевка» с которой, как утверждают сегодня прижизненные «некрологи», Кашин относился к власть предержащим, были прежде всего таким вот панибратством и фамильярностью человека, который отчаянно стремился быть «около». А раз «около», то имеет право щипнуть за нос, дернуть за бороду, а порой и в гопнической манере поприветствовать как бы близкого приятеля как бы забористым матом и вульгарными образами.
Тем самым резко сжимается круг подозреваемых. Все те, кто был вовлечен в игровую политическую активность, кто имел другие рычаги воздействия на ситуацию, могут быть исключены практически сразу же. Им просто незачем было играть не по правилам. Остаются или унылые уроды, правил этой игры не знающие и не умеющие общаться иначе, кроме как через бандитские разборки, либо умные циничные сволочи, решившие создать новые правила игры…
Если предположить последнюю версию, понятен тот животный ужас, который охватил политжурналистскую тусовку столицы. Это ужас перед угрозой самим основам существования этой среды, согласно которым и жил, не зная ни меры, ни такта, Олег Кашин.
Это именно что существование «около» - мир слухов, сплетен, сливов и ничего по сути не значащих блоггерских «холиваров», - требовавшее минимум знаний, минимум политической позиции, минимум серьезности, минимум убежденности и запредельное чувство безопасности. Специфической, конечно, безопасности - все знают, что и людей из «тусовки» у нас иногда стреляют, но это так же статистически пренебрежимо, как опасность попасть под поезд или покончить с собой.
И вдруг с самым показательным и образцовым из тусовщиков, самым затусованным из них происходит нечто, что может быть объяснено только его «тусованием», поскольку больше ничем он, по сути, не занимался.
Взято Здесь.
Приведенные высказывания хороши, но они не договаривают, они не делают главного вывода.
Проблема Кашина и его коллег в том, что они не умеют фильтровать базар (*1). Не умеют потому, что забыли (не знают) об ответственности за базар (*1). Они не знают той тонкой грани, которая отделяет допустимое от недопустимого. И если в их тусовке принято выяснять отношения по-бабски - с криками, ругательствами, визгами, разрыванием одежды и тасканием за космы, то в противоположной среде принято совсем другое отношение. Я много раз удивлялся, что позволяют себе "эти журналюги", как плохо они балансируют на грани фола и как легко и безнаказанно за эту грань переступают.
И вот один из них, самый заметный, переступил и ему не простили. Более того, "наказали" образцово-показательно (*2). Я убежден, что он ответил за базар, и не надо искать более глубоких причин. И именно в такой формулировке ему был вынесен приговор. Мне жаль Олега Кашина. Но где он рос? Почему его в детстве не научили мужскому обращению с себе подобными? В детстве эта наука постигается малыми последствиями в виде фингалов и ссадин, во взрослом возрасте, как мы видим, всё гораздо трагичнее.
Мужчина должен уметь фильтровать базар и отвечать за базар - хочет он этого или нет. Мне жаль Олега Кашина. НО (внимание, кабинетные гуманисты, специально для вас): преступники должны быть наказаны сообразно тому, что все мы видели на видео. Это нелюди. Их действия далеки от любых понятий (и от законов, само собой), это беспредел.
Мне скажут: а как же журналистские расследования, как общество узнает истину, которая может быть для кого-то нелицеприятной? Правильно. Только надо отличать хорошо проверенные сведения от поспешного горячего компромата, взвешенную информацию от помоев, нелицеприятное от оскорбительного. Добросовестная работа журналиста уже на 90% защитит его от мести и почти на 100% защитит от беспредела. Остается неустранимый профессиональный риск.
И последнее. Меня сейчас мало кто поймет и за бандитской терминологией не увидят сути. Потому что за всем этим стоит гораздо более глубокая проблема. Это отсутствие чести. Честь, коли она есть, безошибочно расставляет все грани и приоритеты, отделяет достоверное и допустимое. Для всех - и для журналистов, и для их объектов. Ибо европейская честь не допускает двояких толкований, она вполне очевидна. Но для этого она должна быть.
(*1) Прошу прощения за эту вольность, но я не знаю высказываний более кратких и емких, лучше передающих суть дела.
(*2) Удивительно, что подобное не случилось раньше. Терпеливость очень многих из тех, кто был объектом журналистских усилий, плохо объяснима учитывая крутость тамошних нравов; и объясняется странной привычкой к толерантности, тянущейся, видимо от "времен перестройки".
UPD (12.11.2010 08-40). Я написал о Павле Кашине. Видимо, волновался. Исправил. Прошу прощения.
И в день, когда мы сидели с г-ном Кашиным около Фрунзенского дворца спорта на ул Александра Невского, мы много говорили о том, что его нынешняя (на 2005 год) позиция делает его очень удобным журналистом на заклание. Этаким русским Гонгадзе. Или состоявшимся Рыбкиным.
И оба мы сходились тогда во мнении, что замочить такого вот журналиста, за спиной которого никого нет, но который вполне себе известен (широко известен в узких кругах) - очень удобно для дискредитации кровавого режима.
Потом Кашин получил себе поддержку, перейдя в наш лагерь. Потом предал нас. Потом продемонстрировал свое абсолютное говно и столь же абсолютную продажность. Потом я стал его презирать. Но все это было потом.
Взято Здесь.
Кашин жил, говорил и писал так (говорю в прошедшем времени не как о покойном, а как о человеке, который, вернувшись с того света, может быть, и переоценит свою жизнь), что у очень и очень многих вызывал желание съездить ему по физиономии.
В чем было «преступление» Кашина, породившее эту своеобразную атмосферу и сделавшее его крайне удобной жертвой? Всё дело было в его исключительном (я бы даже назвал его патологичным)стремлении быть около власти. Не «в» ней, и не «против» неё, а именно около. Кашин не хотел быть «привластным» журналистом (хотя в какой-то момент у него был шанс флуктуировать в эту сторону), - несмотря на соблазн определенных возможностей и отсутствие страха перед «заказухой», он всегда боялся той специфической ответственности - и внутренней и внешней, которая сопряжена с лояльностью к власти. Еще больше, пожалуй, ему претила перспектива стать «оппозиционным» журналистом и оказаться в том замкнутом круге истерик, трусости, бравады, полуправд, провокаций и вновь истерик, которые так характерны для нашей оппозиционной прессы.
Те «смелость» и «издевка» с которой, как утверждают сегодня прижизненные «некрологи», Кашин относился к власть предержащим, были прежде всего таким вот панибратством и фамильярностью человека, который отчаянно стремился быть «около». А раз «около», то имеет право щипнуть за нос, дернуть за бороду, а порой и в гопнической манере поприветствовать как бы близкого приятеля как бы забористым матом и вульгарными образами.
Тем самым резко сжимается круг подозреваемых. Все те, кто был вовлечен в игровую политическую активность, кто имел другие рычаги воздействия на ситуацию, могут быть исключены практически сразу же. Им просто незачем было играть не по правилам. Остаются или унылые уроды, правил этой игры не знающие и не умеющие общаться иначе, кроме как через бандитские разборки, либо умные циничные сволочи, решившие создать новые правила игры…
Если предположить последнюю версию, понятен тот животный ужас, который охватил политжурналистскую тусовку столицы. Это ужас перед угрозой самим основам существования этой среды, согласно которым и жил, не зная ни меры, ни такта, Олег Кашин.
Это именно что существование «около» - мир слухов, сплетен, сливов и ничего по сути не значащих блоггерских «холиваров», - требовавшее минимум знаний, минимум политической позиции, минимум серьезности, минимум убежденности и запредельное чувство безопасности. Специфической, конечно, безопасности - все знают, что и людей из «тусовки» у нас иногда стреляют, но это так же статистически пренебрежимо, как опасность попасть под поезд или покончить с собой.
И вдруг с самым показательным и образцовым из тусовщиков, самым затусованным из них происходит нечто, что может быть объяснено только его «тусованием», поскольку больше ничем он, по сути, не занимался.
Взято Здесь.
Приведенные высказывания хороши, но они не договаривают, они не делают главного вывода.
Проблема Кашина и его коллег в том, что они не умеют фильтровать базар (*1). Не умеют потому, что забыли (не знают) об ответственности за базар (*1). Они не знают той тонкой грани, которая отделяет допустимое от недопустимого. И если в их тусовке принято выяснять отношения по-бабски - с криками, ругательствами, визгами, разрыванием одежды и тасканием за космы, то в противоположной среде принято совсем другое отношение. Я много раз удивлялся, что позволяют себе "эти журналюги", как плохо они балансируют на грани фола и как легко и безнаказанно за эту грань переступают.
И вот один из них, самый заметный, переступил и ему не простили. Более того, "наказали" образцово-показательно (*2). Я убежден, что он ответил за базар, и не надо искать более глубоких причин. И именно в такой формулировке ему был вынесен приговор. Мне жаль Олега Кашина. Но где он рос? Почему его в детстве не научили мужскому обращению с себе подобными? В детстве эта наука постигается малыми последствиями в виде фингалов и ссадин, во взрослом возрасте, как мы видим, всё гораздо трагичнее.
Мужчина должен уметь фильтровать базар и отвечать за базар - хочет он этого или нет. Мне жаль Олега Кашина. НО (внимание, кабинетные гуманисты, специально для вас): преступники должны быть наказаны сообразно тому, что все мы видели на видео. Это нелюди. Их действия далеки от любых понятий (и от законов, само собой), это беспредел.
Мне скажут: а как же журналистские расследования, как общество узнает истину, которая может быть для кого-то нелицеприятной? Правильно. Только надо отличать хорошо проверенные сведения от поспешного горячего компромата, взвешенную информацию от помоев, нелицеприятное от оскорбительного. Добросовестная работа журналиста уже на 90% защитит его от мести и почти на 100% защитит от беспредела. Остается неустранимый профессиональный риск.
И последнее. Меня сейчас мало кто поймет и за бандитской терминологией не увидят сути. Потому что за всем этим стоит гораздо более глубокая проблема. Это отсутствие чести. Честь, коли она есть, безошибочно расставляет все грани и приоритеты, отделяет достоверное и допустимое. Для всех - и для журналистов, и для их объектов. Ибо европейская честь не допускает двояких толкований, она вполне очевидна. Но для этого она должна быть.
(*1) Прошу прощения за эту вольность, но я не знаю высказываний более кратких и емких, лучше передающих суть дела.
(*2) Удивительно, что подобное не случилось раньше. Терпеливость очень многих из тех, кто был объектом журналистских усилий, плохо объяснима учитывая крутость тамошних нравов; и объясняется странной привычкой к толерантности, тянущейся, видимо от "времен перестройки".
UPD (12.11.2010 08-40). Я написал о Павле Кашине. Видимо, волновался. Исправил. Прошу прощения.