Если бы...
Если бы я родился в пятнадцатом веке,
Я бы ходил по дорогам и весям с большой колотушкой,
В грубом рубище, босой, в железных веригах,
Плешь бы свою посыпал пеплом и пылью дорожной.
Я б умывался слезами, питался б
Корочкой чёрствого хлеба - скудным людей подаяньем,
Пил бы только росу, засыпал на рогожке, месяц был б моим братом, солнце сестрою.
В цыпках ноги худые, в репейниках патлы, язвы на жопе, уши в красной коросте.,.
Волку бы песенки пел, проповедовал б птицам.
Ну а придя в города, выйдя на главную площадь,
Драл бы глотку свою, грозя картинами ада.
Всех бы тотчас заклеймил острым пальцем костлявым:
Цезаря, канцлера, городское собранье и Папу,
Бюргеров, судей продажных, милицию, простолюдинов,
Алчных попов, кокеток, наглых студентов, учёных,
Всех городских проституток, которые мне не давали…
Всем бы досталось, поверьте, я себя знаю.
Дрогнуло б сердце тогда и книжника, и пополани,
В душу впустило бы страх, грозное слово Господне,
Все бы тогда у меня умывались слезами, вериги
Вмиг бы шарфы заменили цветные: так надо.
Все бы ходили равными в грубых рубищах, вешали б латников, водили бы хороводы,
Пели псалмы, жарили консулам пятки, с бедным делились грошом, рубили картины.
А через месяц другой или дольше, не знаю,
Двое вчерашних подручных меня б на костёр потащили,
И колотушкой моею меня же лупцуя по чреслам,
Или по кумполу, хмуро цедили сквозь зубы:
«Сдохни, ехидна. Ты всем надоел хуже редьки».
Вот и делай добро после этого людям!
Площадь народа полна, балконы трепещут,
Дудки гудят, торговцы разносят орешки.
Все собрались здесь. Все. Патриции, простолюдины,
Своры наглых студентов, попы, милиция, судьи,
Шлюхи всем профсоюзом, посланник от Папы,
Машут флажками, шутят, читают программки.
Я б им сказал пару ласковых, только
Рот мне заткнули чьим-то носком, поросята.
Ладно, прощаю, что с вами сделаешь, черти…
Щас не до ваших грехов: уже припекает.
Ну а когда бы рассеялось облачко дыма,
Дождик полил бы печальный, все разошлись бы…
Годик спустя, сказали б: «Махнули мы лишку!»
И на Троицын день меня Святым объявили.
Трубы трубят, развеваются гордые стяги,
В раке хрустальной несут мою головёшку,
Был я раньше дурак, а теперь стал, други, блаженный,
Ангелы плачут, Мадонна роняет лилеи…
Это в пятнадцатом веке, ну а теперь же,
В веке, что следует сразу за веком двадцатым,
Я на диване лежу, объевшись говяжьих сосисок,
В коих фосфатов, пожалуй, всяко не меньше, чем сои.
Пальцем лениво стучу по чёрным клавишам,
Лайкаю за Навального, думаю, где бы
Мне деньжат подзанять до нескорой получки.
18.09.2013
Я бы ходил по дорогам и весям с большой колотушкой,
В грубом рубище, босой, в железных веригах,
Плешь бы свою посыпал пеплом и пылью дорожной.
Я б умывался слезами, питался б
Корочкой чёрствого хлеба - скудным людей подаяньем,
Пил бы только росу, засыпал на рогожке, месяц был б моим братом, солнце сестрою.
В цыпках ноги худые, в репейниках патлы, язвы на жопе, уши в красной коросте.,.
Волку бы песенки пел, проповедовал б птицам.
Ну а придя в города, выйдя на главную площадь,
Драл бы глотку свою, грозя картинами ада.
Всех бы тотчас заклеймил острым пальцем костлявым:
Цезаря, канцлера, городское собранье и Папу,
Бюргеров, судей продажных, милицию, простолюдинов,
Алчных попов, кокеток, наглых студентов, учёных,
Всех городских проституток, которые мне не давали…
Всем бы досталось, поверьте, я себя знаю.
Дрогнуло б сердце тогда и книжника, и пополани,
В душу впустило бы страх, грозное слово Господне,
Все бы тогда у меня умывались слезами, вериги
Вмиг бы шарфы заменили цветные: так надо.
Все бы ходили равными в грубых рубищах, вешали б латников, водили бы хороводы,
Пели псалмы, жарили консулам пятки, с бедным делились грошом, рубили картины.
А через месяц другой или дольше, не знаю,
Двое вчерашних подручных меня б на костёр потащили,
И колотушкой моею меня же лупцуя по чреслам,
Или по кумполу, хмуро цедили сквозь зубы:
«Сдохни, ехидна. Ты всем надоел хуже редьки».
Вот и делай добро после этого людям!
Площадь народа полна, балконы трепещут,
Дудки гудят, торговцы разносят орешки.
Все собрались здесь. Все. Патриции, простолюдины,
Своры наглых студентов, попы, милиция, судьи,
Шлюхи всем профсоюзом, посланник от Папы,
Машут флажками, шутят, читают программки.
Я б им сказал пару ласковых, только
Рот мне заткнули чьим-то носком, поросята.
Ладно, прощаю, что с вами сделаешь, черти…
Щас не до ваших грехов: уже припекает.
Ну а когда бы рассеялось облачко дыма,
Дождик полил бы печальный, все разошлись бы…
Годик спустя, сказали б: «Махнули мы лишку!»
И на Троицын день меня Святым объявили.
Трубы трубят, развеваются гордые стяги,
В раке хрустальной несут мою головёшку,
Был я раньше дурак, а теперь стал, други, блаженный,
Ангелы плачут, Мадонна роняет лилеи…
Это в пятнадцатом веке, ну а теперь же,
В веке, что следует сразу за веком двадцатым,
Я на диване лежу, объевшись говяжьих сосисок,
В коих фосфатов, пожалуй, всяко не меньше, чем сои.
Пальцем лениво стучу по чёрным клавишам,
Лайкаю за Навального, думаю, где бы
Мне деньжат подзанять до нескорой получки.
18.09.2013