Когда это не кража.

[17ur]

Я выкладываю слегка развёрнутые, но всё равно пунктирные заметки по делам экономическим в рамках «северной» этической системы; заметки сделаны в порядке работы над развитием «Взгляда на рынок».

Дело в том, что рассуждения Константина А. Крылова о собственности в «Поведении» построены на обсуждении прав собственности: владения, пользования и распоряжения. Я же далее попробую рассмотреть собственно действия по установлению и разрыву отношений собственности с позиции «северного» этического императива.

Не реклама, но предупреждение: в тексте процитирован не иностранный агент Чубайс, и автор с ним согласен!



Итак.

Этической оценке подлежат не отношения собственности, а действия по их установлению или разрыву. Напомню, что отношения собственности как класс общественных отношений - это отношения между людьми по поводу вещей.

Что такое установление отношений собственности? Это объявление человеком какой-то вещи своей и признание этого объявления окружающими. Повторю, что установление отношений собственности на предмет (как и любых других общественных отношений) - не одно, а два действия. Мало того, что кто-то заявит «это моё», другой должен с этим согласиться. По отдельности друг от друга эти действия оценке не подлежат.

Сразу надо сказать, что вне зависимости от этической системы, которой следует то или иное общество, предосудительны в нём будут действия по приобретению собственности через насилие или паразитизм, то есть тогда, когда согласие на приобретение дано не добровольно или не информировано.

Радикальная форма такого осуждения вообще не признаёт вещи, приобретённые таким образом, собственностью. Компромиссной формой признания можно считать понятие «трофеев» («добычи»). Кроме того, часто вещи можно приобретать ещё раз «как надо», это обычно выглядит как доплата, «компенсация».

Чтобы дать моральную оценку появлению собственности в некотором случае, надо установить эквивалентность действия по объявлению собственности и действия по согласию на это объявление. Способы этого установления, они же «этические системы», могут отличаться друг от друга.

Мне интересна «северная» этическая система с её правилом «другие не должны делать мне того, чего я не делаю им».

Когда я могу заявить «эта вещь моя» так, чтобы, в случае согласия других с этим утверждением, по «северному» раскладу такое было благом? Для этого нужно, чтобы одновременно выполнялись три условия.

Во-первых, эта вещь должна быть для меня опасна. Понятно, что всякая вещь хоть как-то, да опасна, но здесь я должен понимать тот вред, который она может мне причинить.

Во-вторых, я считаю, что есть возможность её применения против меня. Опять же, мера этой возможности - «второй сложный», но она пропорциональна моему доверию к нынешнему или будущему обладателю этой вещи (в том числе и доверию себе самому).

В-третьих, это моя уверенность в том, что я не применю эту вещь против других так, как они могли бы применить её против меня.

При выполнении всех этих трёх условий моё заявление права собственности на какую-то вещь есть попытка хорошего поступка. Состоится он или нет, зависит от согласия окружающих.

Думаете, это условия вычурные и трудноисполнимые? Нет. «У нас здесь» они естественны, именно поэтому их трудно различить. Я напомню эпическое высказывание Анатолия Чубайса

«Мы знали, что каждый проданный завод - это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой - двадцатый вопрос. Мы решали совершенно другого масштаба задачи, что мало кто понимал тогда, а уж тем более на Западе. Главная задача - остановить коммунизм. Эту задачу мы решили».

В рамках «западной» этической системы и ограниченной именно ею экономики такое кажется безумием. Для нас?.. я думаю, то, что Чубайс говорит дело, понимали все, а не «мало кто». Собственность была перераспределена для того, чтобы исключить эволюцию общества, нежелательную с точки зрения тех, кто перераспределял. Для этих людей, к которым я не отношусь, «коммунизм» как совокупность социальных и политических практик, обусловленных государственной собственностью на средства производства, был опасен; сами они точно не собирались его устраивать; поэтому они забрали собственность себе, а точнее - у остальных: забирали бы себе, не отдавали бы за границу даром.

Если кто-то хочет вспомнить обустройство прав собственности в ранний период Советской власти, то пожалуйста. Здесь та же правда. Можно рассуждать о том, насколько решения были ошибочными или злонамеренными по выработке и по исполнению; можно говорить о том, насколько это исполнение было заражено насилием («реквизиции») и/или паразитизмом («ваучеры»), но нельзя говорить о том, что сам подход был аморален. Нет. Он соответствует «северному» правилу этики. «Если я не хочу капитализма/коммунизма для тебя, то и ты не сможешь мне его устроить». Нечем.

Если не согласны, то ждём Вас на концерте Галкина или ещё какого Гребенщикова. Ведь отказывать тем в правах собственности (аренда залов и проч.) на основании того, что они там пацифиздить станут - это же тогда неправильно? Ведь нельзя же использовать дела с собственностью, чтобы направлять общественное развитие? Или всё-таки можно?

То же самое правило работает и локально. Если я верю, что какая-то вещь стараниями окружающих может причинить мне вред, и я не хочу такого вреда ни себе от них, ни им от меня, то эта вещь должна быть моей.

Не всегда очевидно, о какой «вещи» идёт речь. Сам материальный предмет, переходящий из рук в руки, может быть всего лишь частью положения дел: например, покупка огнестрельного оружия скрытого ношения есть лишь часть решения по обеспечению публичной безопасности через общественную (а не государственную) собственность на эту безопасность. Ближе, но абстрактнее: когда я покупаю хлеб, то я овладеваю голодом, а не буханкой.

Сказанное выше, однако, верно лишь в презумпции, что с заявкой на право собственности на какую-то вещь окружающие согласились. А ведь такое согласие тоже может быть дано или не дано по этическим соображениям. И в случае отказа «потому что это плохо» отношений собственности не будет, в лучшем (для заявившего) случае будут трофеи.

Условие приятия здесь одно, хотя и составное. Вещь, на которую кем-то заявлена собственность, в руках этого кого-то (будет) безопасна для меня. Это вопрос моих знаний об использовании этой вещи и вопрос репутации потенциального собственника в моих глазах.

Сперва о знаниях. К сожалению, оборот «экономика знаний» уже занят шарлатанами поухватистее и поувесистее меня. Хороших слов в мире вообще немного. И тем не менее, в «северной» экономике предмет имеет тем больше шансов находиться в частной собственности, чем больше о нём знают, или, точнее, чем он понятнее окружающим, которые им не владеют.

Отсюда следует «северная» форма «западных» социалистических требований. «Западные» социалисты согласны, чтобы в частной собственности находились лишь предприятия небольшие. На «севере» речь идёт о предприятиях не обязательно небольших, но обязательно понятных (сравнительно простых). Эти множества, конечно, пересекаются, но отнюдь не совпадают.

Замечу, кстати, что «рыночность» «северной» экономики будет прямо пропорциональна уровню образования у населения, которое начинает понимать всё более сложные предприятия. Такое предположение объясняет некоторые тенденции в зрелом советском обществе, когда образованный советский человек «знал лучше Госплана». Неправильно, конечно, но ведь знал!

Теперь о репутации потенциального собственника в моих глазах. При нынешней… информационной насыщенности… это скорее вопрос деанонимизации. Раньше было ясно, кто сделал, но не было ясно, что сделано. Теперь наоборот. Большая часть событий, связанных с собственностью, документируется просто потому, что это возможно, а вот установить их инициаторов и выгодополучателей стало сравнительно сложнее по той же причине. М-да, расскажите советскому человеку про «наёмных соседей».

Понятно, что для «большого куша» расходы на сколь угодно надёжную анонимность не представляют серьёзной проблемы, но в среднем «северная» работа с собственностью повинна оставлять след более выпуклый и долгий, чем «западная». Я иногда думаю, что выплата пресловутых «царских долгов» была обязана собой скорее этому «надо помнить до конца», чем стремлением кому-то понравиться.

Итого, что я хотел сказать об установлении отношений собственности в «северном» обществе? Та вещь, которую хочешь получить в «северном» обществе - это чужое оружие, потенциальное или актуальное, которое сам не собираешься применять. Та вещь, которую согласен отдать в «северном» обществе - это уже безопасный, потому что изученный тобою предмет, для ещё непойманного вора (ирония, конечно, но смысл понятен).

Разрыв отношений собственности, то есть отказ кому-то в праве собственности на какую-то вещь, зависит от тех же факторов.

Опасные для «северного» окружения вещи - неважно, насколько честно они были получены! - у их владельцев надо отбирать, при этом опасность вещи, очевидно, зависит и от её известных свойств, и от репутации нынешнего владельца. Проверочное слово «демилитаризация». То же касается и отказа от вещи, то есть его объяснения собственником: не знаю, что это за штука, и/или не доверяю себе.

Остаётся не самый очевидный случай, когда такой отказ окружающие не принимают, и оттого владелец собственности не может с нею расстаться.

На «севере» жертвой тут может оказаться убогий, который не может причинить обычным людям неприятностей той вещью, которой владеет, в то время как обычные люди - да, могли бы наделать друг другу дел. И у него эту вещь просто не заберут, даже если владение ею доставляет ему страдание. Представьте себе Горлума, который каждое полнолуние вылезает из своих пещер и просит забрать это чёртово Кольцо, которое его уже достало в край, а ему всякий встречный вежливо: «нет, ты давай там и дальше спасай мир от нас».

Вот как-то так.

На всякий случай уточню, что я никак не утверждаю, будто всякая транзакция в экономике должна быть моральной. Для меня очевидно, что огромное их большинство нейтральны по отношению к действующей в обществе этической системе, в первую очередь из-за сложности современного общественного производства. Из-за его непонятности, если хотите.

Однако действия по установлению и разрыву отношений собственности, если они производятся в видимом противоречии с общественной моралью (не столько сама «приватизация», сколько грязь вокруг неё с воровством и убийствами), прямо расходуют порядок в обществе. Следовательно, они обходятся дороже всему обществу во вполне материальном смысле, ведь поддержание порядка стоит денег.

Напротив, соответствие действий по установлению и разрыву отношений собственности существующей в обществе этической системе удешевляет эти действия.

Отсюда можно сделать вывод, что политика, нацеленная на создание и поддержание такого соответствия, окупится.

Спасибо за внимание.

УПДАТЕ. Хм, странно. Я вроде комменты по умолчанию не отключал.