Об окончательном решении демографического вопроса.
Я никогда не пробовал применить аналитическую этику к демографическому вопросу, а если и пробовал, то не в качестве основной темы сообщения, а если и пробовал в качестве основной темы сообщения, то не помню, когда. Так что. Тем более, что в России никогда не хватало людей.
Вдохновению поспособствовали следующие заметки на РБК. Без уважения к хронологии просто сошлюсь на них:
- «Власти, бизнес и общественники обсудили новые меры поддержки рождаемости»;
- «Путин заявил о сложной ситуации с демографией и падении рождаемости»;
- «В Минтруде предупредили о рисках снижения рождаемости в ближайшие годы. Причины - сокращение числа молодых женщин и неопределенность на рынке труда»;
- «Демографический вызов России. В Соцфонде ожидают падения рождаемости в ближайшие годы».
Продолжительный, а то и обстоятельный анализ «проблемы демографии» средствами аналитической этики я начну с использования» понятия ценности, данного в работе «Поведение».
Ценность понята в «Поведении» как нечто, чему не может противоречить ни одна из норм поведения в какой-то сфере человеческой деятельности. Напомню, что «Поведение» формулирует понятие сферы общественной деятельности (сферы деятельности, сферы отношений), говоря о разных общественных отношениях, соответствующих комбинациям типов действий по правилам формальной логики.
Так ценность можно считать множеством взаимосвязанных ограничений на поступки в некоторой сфере деятельности.
Одной из ценностей Константин А. Крылов называет жизнь. Процитирую главку «Пятая ценность: жизнь» целиком:
«Общественные отношения возможны только в том случае, если существуют люди, вступающие в них. Поэтому само существование участников общественных отношений тоже можно определить как особую ценность.
Следует заметить, что жизнь является такой же общественной ценностью, как и все остальные, точнее говоря - их условием. Жизнь как ценность не следует смешивать с «инстинктом самосохранения», и тем более сводить первое к последнему. Не является она и предельной ценностью, «по определению» более ценной, чем все остальные. Люди могут жертвовать своей (и тем более чужой) жизнью ради реализации какой-то другой ценности».
Если остальные ценности были описаны в «Поведении» через логические уравнения, то жизни здесь соответствует бумага, на которой уравнения написаны. Рассуждение Константина А. Крылова можно дополнить следующей метафорой: на плохой бумаге сложнее написать уравнения, и с плохой бумаги труднее прочитать их, труднее понять их правильно.
Константин А. Крылов, говоря о присутствии ценностей в человеческом обществе, выдвигает идею их иерархии, предполагая де-факто существующее деление человеческого общества соответствием тех или иных его представителей ценностям, высшим в той или иной иерархии. Он указывает:
«В самом примитивном случае (когда доминирующей ценностью признаётся жизнь) общество делится просто на сильных («здоровых») и слабых».
Видно, что здесь здоровье сопоставлено ценности жизни так же, как власть сопоставлена ценности превосходства, а собственность ценности пользы. В смысле жизни здоровый человек лучше больного так же, как в смысле пользы богатый человек лучше бедного. Отсюда можно утверждать, что идея здоровья обеспечивает свою, отдельно взятую сферу общественной деятельности.
Всё в том же замечании об иерархии ценностей, Константин А. Крылов говорит, что
«…существенно расстояние между признаваемыми ценностями. Оно не является постоянным: по мере усиления или ослабления значимости разных сфер поведения оно меняется, как расстояние между лошадьми на ипподроме. Бывает, что два «общественных идеала» идут, так сказать, корпус к корпусу, а иногда один так сильно обгоняет все остальные, что на фоне его успеха различия между ними кажутся малозначительными».
В предположении того, что разница между ценностями имеет свою меру, верен и обратный случай. Какая-то ценность может так растерять свою важность, что её просто не берут во внимание сравнительно со всеми остальными.
И тогда «демографическую проблему» с точки зрения аналитической этики надо понимать, как проблему критического отставания ценности жизни в деятельности современных обществ, недоразвитости здоровья как сферы общественной деятельности.
Отсюда решение «демографической проблемы» состоит, во-первых, в абсолютном увеличении возможностей члена общества в этой сфере, в улучшении доступа к ней, и, во-вторых, в сокращении отставания ценности жизни от остальных четырёх ценностей общества; в данном случае российского. О возвышении жизни над всеми другими ценностями речи не идёт: не стоит забывать ранее данную Константином А. Крыловым оценку общества, где ценность жизни доминирует, как примитивного.
Здесь надо сформулировать не самый предсказуемый тезис.
В «Поведении» член общества отождествляется с человеком, но определяется, как субъект, способный управлять своим поведением по отношению к другим членам общества.
«Участниками общественных отношений являются люди. При этом предполагается, что они способны управлять своим поведением, в частности - устанавливать и прекращать отношения между собой по своей собственной воле, то есть могут принимать решения о том, «с кем иметь дело»».
Однако такое определение соответствует не только человеку. Например, Александр А. Зиновьев оперирует понятием «социального индивида», где «сложный социальный индивид» может состоять из «элементарных социальных индивидов». Совместимость этих идей у разных авторов составляет отдельную тему для обсуждения, но во всяком случае видно, что в любом обществе присутствуют ситуации, когда некая группа людей поступает в режиме «все как один», при этом не подражая ближнему своему, а действуя по-разному, но очень слаженно.
Если же подойти к понятию «индивида» с позиции отрицания, то, отталкиваясь от самого смысла этого понятия, «индивидом» будет сущность, которая, подвергшись разделению, перестанет существовать или сильно изменится (мера изменения - «второй сложный вопрос»). В пример можно привести даже отдельного человека; скажем, лётчика военных времён, потерявшего ноги. И то же понимание не просто можно, а нужно применить к семье, причём именно современной, «нуклеарной», которая, подвергаясь разделению, исчезает, если её покидает кто-то из супругов, и может до неузнаваемости измениться, потеряв даже одного ребёнка: сравните с устойчивостью деревенских семейств прошлых веков. Людям религиозным здесь можно напомнить «и будета оба в плоть едину, якоже ктому неста два, но плоть едина: еже бо Бог сочета, человек да не разлучает»; церкви, они существуют столь долго отнюдь не потому, что прут против очевидного и воспроизводимого.
Итого, я полагаю, что существующая (и проявляющая себя) в обществе парадигма охраны здоровья может и должна быть применена не только к отдельно взятому человеку, но и к семье, как к «индивиду». В порядке усиления ценности жизни в обществе понятие «здоровая семья» должно перестать быть иносказанием.
Думаю, читатель согласится с тем, что современные средства поддержания и укрепления здоровья отдельно взятого человека заметно превосходят такие средства прошлых веков. Чтобы прийти к такому выводу, достаточно взглянуть как на эволюцию средней продолжительности человеческой жизни, так и на рост численности человечества. Немалая доля успеха здесь обязана собой не знаниям или навыкам во врачебном деле, а созданию инфраструктуры по работе со здоровьем населения целых стран и приучению этого населения к пользованию этой инфраструктурой. Без такой инфраструктуры врачебные знания и навыки проявляли бы себя всего лишь как изощрённое знахарство, совершенно недостаточное для масштабного и уверенного противостояния болезням, увечьям и, хуже всего, самолечению таковых.
Здоровье семьи подвержено сейчас именно такому знахарству, пускай уже обеспеченному знаниями и, вероятно, навыками, но при отсутствующих инфраструктуре, методологии и, как следствие, практики в масштабах общества.
Напрашивающееся возражение читателя: такое решение по научно обоснованному, теоретически систематизированному и практически упорядоченному поддержанию и укреплению здоровья семьи, во-первых, не нужно, потому что и без него хорошо, а во-вторых, грубо вторгается в частную жизнь человека и гражданина. Здесь ещё можно смеха ради описать гротескное положение дел, полученное прямой трансляцией какой-то сугубо медицинской практики, которой подвергается отдельно взятый человек в настоящее время, на семью в будущем, с приданием этой практике насильственного статуса.
Даже без указания на то, что в связности семьи, особенно долговременной, физический аспект играет пусть и важную, но подчинённую роль (нет, я не про «это», я про здоровье супругов и детей), тут можно выдвинуть следующий контраргумент.
У людей, как показывают застольные разговоры, полно пращуров, которые гнули руками подковы, в одиночку носили аршинной толщины брёвна, вытаскивали зубами клинья из тех брёвен, ходили босыми в холщовых штанах в пятидесятиградусный мороз и прожили в среднем по полторы сотни лет. А что бы сказал тот пращур (не дотянул до пятидесяти, изнурённый дюжиной болезней, ныне известных в основном по справочникам) про Ваши нынешние отношения с людьми в белых халатах? Про запись на приём, про медкарты, диспансеризацию, анализы, процедуры, направления, про прививки, про Ваши требования к этим людям, про их требования к Вам… я думаю, так прямо и назвал бы всё это бессмысленным и позорным баловством, потому что слова «гротеск» он не знал. А за прививки мог и убить, «дохтура оспу развозят».
Вряд ли я сумею сходу и самостоятельно предложить сколько-нибудь удачные решения в этой области, но, думаю, что множество специальностей в самых разных областях общественного производства уже несут в себе большую часть нужных знаний и умений; вряд ли в качестве основных, конечно.
Надо, однако, проговорить, что распространение здоровья как сферы общественной деятельности на семью не имеет единственной или хотя бы обязательной целью пресловутое «увеличение рождаемости». Цель здесь в создании условий для воспроизводства качественного человеческого материала, а как этими условиями воспользуются, уже другой разговор.
Развитие медицинской инфраструктуры, говоря начистоту, с некоторых пор тоже поощрялось в видах увеличения рабочей силы; однако врачей при этом не нагружали обязанностями пропагандировать созидательный труд перед пациентами. Точно так же и здесь неразумно отождествлять «здоровую семью» и «повышение рождаемости». Само сложится. Возможно.
Чтобы ещё немного ограничить расплывчатость изложенных выше идей, я укажу на два момента, которые неизбежно придётся учитывать в преодолении отставания ценности жизни от остальных ценностей современного общества в нашей стране (другие мне безразличны). На два препятствия, если читатель помнит рассуждение Константина А. Крылова о ненависти как желании устранить препятствие на пути к своему, и об этой ненависти как мотивации для «четвёртой этической системы».
Во-первых, препятствием тут выступает настолько застарелое, что кажущееся уже естественным отравление общества идеей вечной жизни, то бишь продолжения существования конкретной человеческой личности после прекращения жизнедеятельности физического тела этого человека.
Читатель знаком с моим непочтительным отношением что к религии, что к церкви, однако я должен отметить, что «традиционные» в здешних краях религиозные предприятия, наживаясь на страхе смерти, по крайней мере, старались ослабить действие этого яда. В соответствующих доктринах присутствовал «ад», то есть такие условия посмертного существования, что лучше его, существования, не было бы вовсе.
В новейшей истории нашей страны эта идея вытеснена на задворки общественного сознания, а её сколько-нибудь серьёзное публичное осмысление вызовет у окружающих сомнения в психическом здоровье оратора. Сейчас «бог должен быть в сердце, и всё будет хорошо» так, что даже достаточно мягкое предположение мгновенных, радикальных, непредставимых - чего уж там, сингулярных - изменений в покинувшей труп нематериальной сущности выглядит чем-то экзотическим.
По сути своей это чудовищный, астрономических размеров демпинг ценности жизни. Это главное, фундаментальное препятствие для любого решения «демографической проблемы», которое основано на расширенном воспроизводстве местного человеческого материала, а не его импорте. Остальные барьеры суть всего лишь производные от него.
Идея «даровой, свободной и лёгкой вечной жизни» должна быть ослаблена в обществе настолько, насколько это возможно. Спонсирование публичного и жёстко поданного отрицания этой идеи должно быть обязательной составляющей мер по воспроизводству населения страны. Напомню, что это отрицание присутствует во многих, в том числе прямо противоположных доктринах, из которых вовсе не обязательно (даже нежелательно) выбирать одну-единственную.
Во-вторых, предложение из пункта «во-первых» будет неприятно обывателю. Обывателя заставят напрягаться и перепривыкать. Привыкнет-то он именно через инвестиции в семью, ради чего и затеяно. Верующий без кавычек мирянин, как правило, хороший родитель в силу накопившихся за тысячелетия гайдов, а самому отвязанному материалисту не запретишь видеть в своих детях продолжение себя.
К сожалению, эта неприятность в принципе неизбежна. Да, для преодоления отставания ценности жизни от остальных ценностей её надо усиливать через распространение здоровья как сферы общественной деятельности на семью. Да, надо повышать «абсолютную важность» ценности жизни. Однако это невозможно без соревнования ценности жизни с остальными ценностями, без повышения её «относительной важности».
Повторю, речь не идёт о том, чтобы ценность жизни стала важнее остальных, чтобы она стала первой или даже четвёртой в иерархии ценностей в обществе. Речь идёт о том, что любые, самые слабые меры по повышению её важности обязательно будут сопряжены с нарушением других ценностей ради этой, с каким-то их отступлением перед ней. В этом деле другие ценности, кроме ценности жизни, станут препятствиями, которые надо убирать.
Назову вещи своими именами.
Меры, утверждающие преимущество ценности жизни над ценностью превосходства, будут унизительными. Позорными, сказал бы пращур. Меры, утверждающие преимущество ценности жизни над ценностью пользы, будут убыточными. Уступки со стороны ценности справедливости могут быть обеспечены только мерами предвзятыми. И, наконец, меры ограничительные нужны для подтягивания важности ценности жизни к важности ценности свободы.
Понятно, что неприятность этих мер будет следствием их правильного подбора, а не критерием такого подбора, иначе это просто истязание.
Это делает решение «демографического вопроса» предприятием не только трудным, но и сложным.
«Трудно» - это пункт «во-первых»: так громко и доходчиво накричать на размякшего обывателя, чтобы тот осознал, что такое его же собственная воля к жизни. А вот «сложно» - это задача по столь избирательному и выверенному применению неприятных мер различного вида и степени, чтобы неизбежное напряжение в обществе не поставило бы вопрос самого его существования.
Ну, и напоследок можно сказать, что эти меры должны быть рассчитаны на очень долгое время, на поколения. Их сиюминутный эффект будет малозаметен. Яркие решения вроде скупки детей государством («материнский капитал») или остракизма («традиционные ценности») могут быть действенными («материнский капитал» проявил себя сравнительно разумным и удачным решением), но не могут действенными оставаться. Предел сиюминутного решения - это импорт низкокачественного человеческого материала в том количестве, которое кажется достаточным здесь и сейчас. Куда уж ярче.
Решения же, следующие из изложенного выше, в большинстве своём не только не принесут быстрого и явного эффекта, но могут быть даже не поняты, как действия по решению «демографического вопроса», и потому должны быть поданы под другим соусом.
Ради примера сущая мелочь, одна из. Пусть у нас есть производственное предприятие, включённое в производственную цепочку так, что работники на нём очень плохо представляют, «откуда что берётся» и «куда что идёт»: иными словами, их ежедневные действия для них же самих выглядят бессмысленными. Теперь, пусть каждого из них на (условно) три дня в год в обязательном порядке командируют на предприятие-поставщика, и ещё на три дня - на предприятие-получателя. На экскурсию, обязательную к проведению в установленном порядке, с аудиторной презентацией, местным гидом и так далее. На следующий год можно будет прогуляться на шаг дальше, или снова к прямым соседям в производственной цепочке, если у тех произошли изменения в техническом или организационном обеспечении. «Как тут дела делаются».
Прямым эффектом станет «натурализация» народного хозяйства в сознании отдельно взятого работника, понимание этого хозяйства как целостной сущности, осознание того, что все мы тут сервы вокруг одного замка, в одной и той же общине.
Что это было? Это была, во-первых, одна из убыточных мер, утверждение ценности жизни перед ценностью пользы, а, во-вторых, одна из мер унизительных, когда взрослого человека погнали в какие-то края ради того, чтобы посмотреть, как там такие же люди работают: ведь низачем же, верно? Сволочь это начальство, право. Про единство народного хозяйства он и так (якобы) знал.
Тем, до кого начало доходить, почему на самом деле (по крайне мере, изначально) в советские времена городских гоняли «на картошку», мой благосклонный кивок. То, что решение в своей грубости и эффективности - на уровне палеолита, не означает того, что проблемы, которую пытаются так решить, не существует. От противного можно вспомнить, что в конце восьмидесятых для большинства населения, большинства тех самых трудящихся проблемы распада народного хозяйства просто не существовало: они не осознавали существующего единства. Причём здесь демография? При том, что после восьмидесятых наступили девяностые. Или при том, что в нарицательной общине большую часть человеческой истории рожали много, и какая-то часть этих рождений (далеко не все) была обусловлена именно пониманием своего единства перед внешними обстоятельствами.
Это был пример, всего лишь одно из отдельно взятых предложений в отдельно взятом направлении. И вот так, шаг за шагом, доля процентика за долей, год за годом… в самых разных областях общественной жизни, самыми разными методами и самыми разными способами, по самым разным поводам, но по одной и той же причине.
Глядишь, через полвека что и получится, и, главное, останется получившимся, то есть пребудет. Станет окончательным.
В заключение же приведу одну из моих любимых цитат, которую я вспоминаю по разным поводам, а то и без оных. Здесь, похоже, повод есть.
«You see, the war, the true war, has never been one waged by droids, warships, or soldiers. They are but crude matter, obstacles against which we test ourselves. The true war is waged in the hearts of all living things, against our own natures, light or dark. That is what shapes and binds this galaxy, not these creations of man. You are the battleground. And if you fall, the death of the Republic will be such a quiet thing, a whisper, that shall herald the darkness to come».
Спасибо за внимание.