О медицине.
Рассказывают, что в славном городе Пупенберге некогда случился диспут между доктором медицины Хохвассером и доктором медицины Унтерердом. Диспут касался способов излечения горячечных больных.
Доктор медицины Хохвассер полагал, что больной в так называемом "бреду" по неотмирному наитию сам подсказывает, как надо его лечить. Если больной воображает себя необоримым атлетом, то надобно немедленно извлечь его с одра болезни и заставить тягать двухпудовые гири - или сразиться с кем-нибудь мускулистым. Если больному чудится, что он на корабле, попавшем в шторм, то его надо обильно поливать ледяной водой - солёной, но можно и пресной. Ну, а если больному мнятся всяческие адские хари вокруг, то это недвусмысленный приказ учинить ему всевозможные мучения - лучше всего пригласить для этого разбойников с ближайшей большой дороги.
Доктор медицины Унтерерд разъяснял достопочтенному собранию, - а добрые пупенбергеры любили послушать дискуссии такого рода и собирались на них охотно - что доктор медицины Хохвассер есть опаснейший шарлатан, деревенский знахарь с купленным дипломом и без пяти минут убийца, который своими истязаниями споспешествует катастрофическому уменьшению поголовья горячечных больных.
Покой! - вот на что упирал доктор медицины Унтерерд. Горячечный больной, слабый и беспомощный, должен быть оберегаем всеми возможными средствами и несколькими невозможными. Например, с больным нельзя разговаривать. Лучше всего заткнуть ему уши и завязать глаза. Засовывание кляпа в рот больному доктор медицины Унтерерд полагал панацеей - энергии, расходуемые на речь, будут расходоваться на излечение организма. Кормление и поение больного доктор Унтерерд отвергал категорически, полагая усилия челюстей и глотки попросту летальными. Более того, в порядке посрамления доктора медицины Хохвассера, шарлатана и деревенского знахаря, доктор медицины Унтерерд готовился к экспериментам по запрещению больным дышать.
Доктор медицины Хохвассер подозревал здесь логическую ловушку. Если его оппонент бредит, - о чём доктора медицины Хохвассера так и подмывало заявить, но он не заявлял, и о своих подмывании и незаявлении он так и заявил с трибуны - то по методу доктора медицины Хохвассера бредящему доктору медицины Унтерерду полагалось предоставить больных для удушения, чего доктор медицины Хохвассер по своему человеколюбию и клятве Гиппократа допустить никак не мог. Пришлось остановиться на том, чтобы признать доктора медицины Унтерерда шарлатаном и деревенским знахарем с купленным дипломом, причём купленным по дешёвке, ибо поддельным.
Только великая цель, да что там, только вселенская миссия поднимает на ноги! - восклицал доктор медицины Хохвассер. Стабильность и прагматизм! - постановлял доктор медицины Унтерерд. Добрые пупенбергеры аплодировали и ждали перехода диспута в рукопашную.
С превеликим сожалением я должен сообщить вам, что рукопашной не случилось, однако надежда на неё продолжила питать добрых пупенбергеров, и они обсуждали шансы докторов медицины в честном бою, покидая диспут. Особенно жаркими и всепоглощающими эти обсуждения оказывались тогда, когда добрые пупенбергеры проходили мимо кассы, которая принимала донации в пользу организаторов, участников диспута и человеческого здоровья на всём белом свете.
Впрочем, один молодой человек, по виду не совсем городской, у кассы задержался. Более того, он дождался, пока участники диспута подойдут к ней, продолжая переругиваться - спустя значительное время после завершения публичного спора, вполне достаточное для того, чтобы добрые пупенбергеры разошлись по своим домам и пивным.
- Я хотел бы заручиться вашими услугами по излечению моего дядюшки, - сказал молодой человек. - Вас обоих. Дядюшка слёг и бредит. Мой долг, как единственного наследника, принять все меры к поддержанию его здоровья. И даже моя робость перед столь искушёнными учёными мужами отступает перед родственным долгом. Несомненно, подумал я, сии достойные последователи Асклепия и Авиценны совместными усилиями сокрушат болезнь. Я умоляю вас. Вот аванс. Смею заверить, что размер вознаграждения будет определяться в первую очередь моим неизбывным уважением к корифеям и основоположникам медицинской науки. У меня уже есть гири, достопочтенный доктор Хохвассер, точно такие, какие описаны в вашем сочинении "De onus". У меня найдутся кляп, немая прислуга и повязка для глаз, господин Унтерерд. Да что там, я могу договориться с разбойниками, недавно обосновавшимися возле нашего имения, а недавно в самой Испании я заказал инкрустированную сапфирами гарроту.
- Только ради прогресса медицины я согласен объединить усилия с этим... шаманом! - пробурчал доктор Хохвассер.
- Ради самой жизни на всём белом свете мне придётся терпеть этого... ведьмака! - процедил доктор Унтерерд.
Аванс отправился в кассу, а молодой человек отвесил невыносимо изысканный поклон и разъяснил, который утренний дилижанс светилам надлежит брать. В силу того, что добрые пупенбергеры уже разбрелись по своим домам и пивным, никто из них не видел радостного рукопожатия двух непримиримых врагов.
Видели бы, сообщили. И тогда мы бы тут не морочились.
А кроме того, я считаю, что Аракчеев должен быть свободен.