Йо-хо-хо! И бутылка рому!
Конец зимы. Подходящее время чтобы тряхнуть сундуками. Как говорится, масленица выворачивает карманы, а весна - кладовые. Да и то верно! Залежались вещички, пропитались за долгие месяцы едким нафталином так что дух с ног валит. Не забыли традицию? Чуть снег долой - добро горой. Тащи его толстомясое на солнышко проветривать. Пусть его ветерком обдаст, пыль и смрад повынесет.
Есть даже полочки...
А мы пока сундучок рассмотрим. Вещь эта по нынешним временам раритетная. Хотя по русским избушкам да хибарам некоторый запас еще имеется, но не тот уже. Нет! Не тот! Про город и говорить нечего! Давно уже он окаянный поставил все с ног на бок. Вот из сундука городского шкаф и получился. Но шкаф, хоть и родственником считается, однако, стоит подбоченясь, стеклами поблескивает, и батюшку своего совсем не почитает: в квартиру пускать вовсе не желает. Видимо, скелетами своими делиться не хочет. А скелет, он может при жизни еще бы подумал куда определиться. Сундук для амурных дел даже и сподручнее.
Петельки стальные...
Храню я, друзья мои, три энтих штуковины. Так, на всякий пожарный. Вдруг что случится, а он тут и есть! Все три разной величины. Самый большой, сколько себя помню, на чердаке отеческого дома пылится. В него скелета три-четыре запросто поместится и еще место для оленьих рогов останется с погремушками. Его показывать мне не с руки - темно на чердаке, паутина вокруг, вещички в нем разные неприглядные непрезентабельны. Короче, хлопот не оберешься пока гламур наведёшь. А я ленив до невозможности. Второй ящичек в чулане деревенском прозябает. Обувь в нем старая. Этот чуть меньше. Одному в нем еще куда ни шло, ну а вдвоем - просто беда! Я бы показал его, но чтой-то вид у него больно болезный. Нету форса. Зато третий, младшенький, - просто красавец. Но без излишеств - не купец все-таки! Его-то я на солнышко и вынес. Чтобы обзор лучше получился.
Замочек врезной....
Такой сундучок для приданого хорош был. Девки в деревнях такими с малолетства запасались. Дожидались пока батяня на ярманку по осени отправится и ну его уламывать: купи, да купи! Делать нечего! Папаша - он тоже не дурак. Пусть девка старается, добро копит. Весной, летом и осенью - вкалывает молодуха сама не своя. Все что набатрачит - все без остатка домохозяину отдаст. Зато уж зимой к ней лучше и не подходи - на себя трудится. Вышивает рушники, наволочки, занавески. Ткет, плетет и вяжет. Украшает бисером, узоры кладет. В детской памяти моей для таких вещиц есть особый уголок. Ведь и матушка моя их в юности тоже своими руками немало сделала. Помню скатерть кисейную с лебедями и кувшинками, помню наволочки плотные с кистями рябин да маками, помню шторки придверные с хвостами птиц волшебных огненных.
Размечтается девка, грезами сладкими разбередит сердце свое, да не удержится - в сундук аж с головою заберется. А там добра всякого! Бусики самоцветные, брошки серебряные, гребни резные, пояса наборные, зеркальце переливчатое, шкатулки музыкальные, платки пестрые и проч и проч. Надо только знать где искать. Это дуреха все на видное место, сверху положит. Умница - схитрит. Для самого ценного есть в ларе уголки укромные, полочки тайные. А некоторые сундучки даже дно двойное имели.
Шип для надежности, от лихих людей....
Бывало девка уж и не девка давно - замужняя жена, а сундучок все при деле. Набивает и набивает его скопидомная баба. В привычку вошло. А может, просто мечтать не перестала. Крышку изнутри картинками цветными обклеит, да и коротает морозные вечера, добро перебирая. И откуда только эти картинки берутся? Вот на моем сундучке, скажем? Сценки на них, явно не из российской действительности. Подколупнешь ногтем бумагу, а под ней вязь готическая, да такая что в обычном журнале и не встречается.
Картинки с господами и генералами...
Мастера богаты на выдумку были. Сундучные наборы делали. По типу матрешки. Несколько коробов один в другой помещали. Крышки музыкальным боем снабжали. Замочки врезные, обычные и потайные делали. Могли и амбарный примастачить. Полосы и накладки стальные по кромкам устанавливали. Для прочности. Если ларь для казны - так и вовсе весь ящик в клеть обрешечивали. А украшениям разным число несметное было. Резьба восточная, германская, турецкая, сказочная, гладкая и с текстурой - на любой вкус. Красками тоже расписывали, кожей обтягивали, даже медную чеканку применяли. Дуб,бук, липа, сосна, кедр - все шло в дело.
В деревенской избе сундук - это и стол, и стул, и кровать. Нет ему замены. Случись пожар или потоп - с сундуком куда удобнее чем со шкафом. Известны даже совсем странные вещи. Например, есть свидетельства, что некоторые драпающие фрицы, в ходе Сычевско-Ржевской операции наших войск летом 1942 года, при страшной распутице и разливе рек, переправлялись через Вазузу именно в сундуках, поскольку лодок им найти не удалось. А клады? Без сундука и клад - не клад! Вот я и подумываю - не рано ли мы от такой хорошей вещи отказались?
Германская вязь... Не трофейный ли это журнальчик?
Воспет сей предмет во многих и многих произведениях.
Помните скупой рыцарь у Пушкина:
...Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам....
...Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (О! Нет! Кого бояться мне?)
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство...
Но, пожалуй, к нынешнему повествованию наиболее близки строки из повести Виктора Астафьева "Последний поклон", которыми я и закончу сегодняшний пост:
"....Кусочек мануфактуры лежал в глубине сундука, на самом дне, лежал под
как бы нечаянно наброшенным на него малоценным барахлом -- под клубками из
тряпочек, которые для тканья половиков заготавливаются, под вышедшими из
носки платьями, лоскутками, чулками, коробочками со "шматьем". Доберется
лихой человек до сундука, глянет в него, плюнет с досады и уйдет. Чего и
ломился? Надеялся на поживу? Никаких ценностей в доме и в сундуке нету!
Вот какая хитрая бабушка! И кабы одна она такая хитрая. Все бабы себе
на уме...
... Бабушка "ходит в сундук" -- торжество души и праздник. Вон зачем-то
открыла, шепчется сама с собой, оглянувшись на стороны, дверь поплотнее
прикрыв, выкладывает добро наверх, мануфактуру мою, на штаны
предназначенную, совсем отдельно от всякого добра отложила, кусочек старого,
такого старого ситчика, что бабушка на свет его смотрит, зубом пробует, ну и
по мелочи кое-чего, шкатулка, баночки из-под чая чем-то звенящие,
праздничные вилки и ложки, в тряпицы завязанные, церковные книжки и кое-что
из церковного припрятанное -- бабушка верит, что церковь не насовсем закрыта
и в ней служить еще будут.
С припасом бабушкина семья живет. Все, как у добрых людей. И на черный
день кой-чего прибережено, можно спокойно смотреть в будущее, и помрет, так
есть во что обрядить и чем помянуть...
... Всякий раз, когда бабушка открывала сундук и раздавался музыкальный
звон, я был тут как тут. Я стоял у ободверины на пороге горницы и глядел в
сундук. Бабушка отыскивала нужную ей вещь в огромном, точно баржа, сундуке и
совершенно меня не замечала. Я шевелился, барабанил пальцами по косяку --
она не замечала. Я кашлял, сначала один раз -- она не замечала. Я кашлял
много раз, будто вся грудь моя насквозь простудилась, -- она все равно не
замечала. Тогда я подвигался ближе к сундуку и принимался вертеть огромный
железный ключ. Бабушка молча шлепала по моей руке -- и все равно меня не
замечала... Тогда я начинал поглаживать пальцами синюю мануфактуру -- треко.
Тут бабушка не выдерживала и, глядя на важных, красивых генералов с бородами
и усами, которыми изнутри была оклеена крышка сундука, спрашивала у них:
-- Што мне с этим дитем делать? -- Генералы не отвечали. Я гладил
мануфактуру. Бабушка откидывала мою руку под тем предлогом, что она может
оказаться немытой и запачкает треко. -- Оно же видит, это дите, -- кручусь я
как белка в колесе! Оно же знат -- сошью я к именинам штаны, будь они кляты!
Так нет оно, пятнай его, так и лезет, так и лезет!.. -- Бабушка хватала меня
за ухо и отводила от сундука. Я утыкался лбом в стенку, и такой, должно
быть, у меня был несчастный вид, что через какое-то время раздавался звон
замка потоньше, помузыкальней, и все во мне замирало от блаженных
предчувствий. Mа-аxoньким ключиком бабушка открывала китайскую шкатулку,
сделанную из жести, вроде домика без окон. На домике нарисованы всякие
нездешние деревья, птицы и румяные китаянки в новых голубых штанах, только
не из трека, а из другой какой-то материи, которая мне тоже нравилась, но
гораздо меньше, чем моя мануфактура.
Я ждал. И не зря. Дело в том, что в китайской шкатулке хранятся
наиценнейшие бабушкины ценности, в том числе и леденцы, которые в магазине
назывались монпансье, а у нас попроще -- лампасье или лампасейки. Нет ничего
в мире слаще и красивее лампасеек! Их у нас на куличи прилепляли, и на
сладкие пироги, и просто так сосали эти сладчайшие лампасейки, у кого они,
конечно, велись.
У бабушки все есть! И все надежно укрыто. Шиша два найдешь! Снова
раздавалась тонкая нежная музыка. Шкатулка закрыта..... "
Есть даже полочки...
А мы пока сундучок рассмотрим. Вещь эта по нынешним временам раритетная. Хотя по русским избушкам да хибарам некоторый запас еще имеется, но не тот уже. Нет! Не тот! Про город и говорить нечего! Давно уже он окаянный поставил все с ног на бок. Вот из сундука городского шкаф и получился. Но шкаф, хоть и родственником считается, однако, стоит подбоченясь, стеклами поблескивает, и батюшку своего совсем не почитает: в квартиру пускать вовсе не желает. Видимо, скелетами своими делиться не хочет. А скелет, он может при жизни еще бы подумал куда определиться. Сундук для амурных дел даже и сподручнее.
Петельки стальные...
Храню я, друзья мои, три энтих штуковины. Так, на всякий пожарный. Вдруг что случится, а он тут и есть! Все три разной величины. Самый большой, сколько себя помню, на чердаке отеческого дома пылится. В него скелета три-четыре запросто поместится и еще место для оленьих рогов останется с погремушками. Его показывать мне не с руки - темно на чердаке, паутина вокруг, вещички в нем разные неприглядные непрезентабельны. Короче, хлопот не оберешься пока гламур наведёшь. А я ленив до невозможности. Второй ящичек в чулане деревенском прозябает. Обувь в нем старая. Этот чуть меньше. Одному в нем еще куда ни шло, ну а вдвоем - просто беда! Я бы показал его, но чтой-то вид у него больно болезный. Нету форса. Зато третий, младшенький, - просто красавец. Но без излишеств - не купец все-таки! Его-то я на солнышко и вынес. Чтобы обзор лучше получился.
Замочек врезной....
Такой сундучок для приданого хорош был. Девки в деревнях такими с малолетства запасались. Дожидались пока батяня на ярманку по осени отправится и ну его уламывать: купи, да купи! Делать нечего! Папаша - он тоже не дурак. Пусть девка старается, добро копит. Весной, летом и осенью - вкалывает молодуха сама не своя. Все что набатрачит - все без остатка домохозяину отдаст. Зато уж зимой к ней лучше и не подходи - на себя трудится. Вышивает рушники, наволочки, занавески. Ткет, плетет и вяжет. Украшает бисером, узоры кладет. В детской памяти моей для таких вещиц есть особый уголок. Ведь и матушка моя их в юности тоже своими руками немало сделала. Помню скатерть кисейную с лебедями и кувшинками, помню наволочки плотные с кистями рябин да маками, помню шторки придверные с хвостами птиц волшебных огненных.
Размечтается девка, грезами сладкими разбередит сердце свое, да не удержится - в сундук аж с головою заберется. А там добра всякого! Бусики самоцветные, брошки серебряные, гребни резные, пояса наборные, зеркальце переливчатое, шкатулки музыкальные, платки пестрые и проч и проч. Надо только знать где искать. Это дуреха все на видное место, сверху положит. Умница - схитрит. Для самого ценного есть в ларе уголки укромные, полочки тайные. А некоторые сундучки даже дно двойное имели.
Шип для надежности, от лихих людей....
Бывало девка уж и не девка давно - замужняя жена, а сундучок все при деле. Набивает и набивает его скопидомная баба. В привычку вошло. А может, просто мечтать не перестала. Крышку изнутри картинками цветными обклеит, да и коротает морозные вечера, добро перебирая. И откуда только эти картинки берутся? Вот на моем сундучке, скажем? Сценки на них, явно не из российской действительности. Подколупнешь ногтем бумагу, а под ней вязь готическая, да такая что в обычном журнале и не встречается.
Картинки с господами и генералами...
Мастера богаты на выдумку были. Сундучные наборы делали. По типу матрешки. Несколько коробов один в другой помещали. Крышки музыкальным боем снабжали. Замочки врезные, обычные и потайные делали. Могли и амбарный примастачить. Полосы и накладки стальные по кромкам устанавливали. Для прочности. Если ларь для казны - так и вовсе весь ящик в клеть обрешечивали. А украшениям разным число несметное было. Резьба восточная, германская, турецкая, сказочная, гладкая и с текстурой - на любой вкус. Красками тоже расписывали, кожей обтягивали, даже медную чеканку применяли. Дуб,бук, липа, сосна, кедр - все шло в дело.
В деревенской избе сундук - это и стол, и стул, и кровать. Нет ему замены. Случись пожар или потоп - с сундуком куда удобнее чем со шкафом. Известны даже совсем странные вещи. Например, есть свидетельства, что некоторые драпающие фрицы, в ходе Сычевско-Ржевской операции наших войск летом 1942 года, при страшной распутице и разливе рек, переправлялись через Вазузу именно в сундуках, поскольку лодок им найти не удалось. А клады? Без сундука и клад - не клад! Вот я и подумываю - не рано ли мы от такой хорошей вещи отказались?
Германская вязь... Не трофейный ли это журнальчик?
Воспет сей предмет во многих и многих произведениях.
Помните скупой рыцарь у Пушкина:
...Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам....
...Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (О! Нет! Кого бояться мне?)
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство...
Но, пожалуй, к нынешнему повествованию наиболее близки строки из повести Виктора Астафьева "Последний поклон", которыми я и закончу сегодняшний пост:
"....Кусочек мануфактуры лежал в глубине сундука, на самом дне, лежал под
как бы нечаянно наброшенным на него малоценным барахлом -- под клубками из
тряпочек, которые для тканья половиков заготавливаются, под вышедшими из
носки платьями, лоскутками, чулками, коробочками со "шматьем". Доберется
лихой человек до сундука, глянет в него, плюнет с досады и уйдет. Чего и
ломился? Надеялся на поживу? Никаких ценностей в доме и в сундуке нету!
Вот какая хитрая бабушка! И кабы одна она такая хитрая. Все бабы себе
на уме...
... Бабушка "ходит в сундук" -- торжество души и праздник. Вон зачем-то
открыла, шепчется сама с собой, оглянувшись на стороны, дверь поплотнее
прикрыв, выкладывает добро наверх, мануфактуру мою, на штаны
предназначенную, совсем отдельно от всякого добра отложила, кусочек старого,
такого старого ситчика, что бабушка на свет его смотрит, зубом пробует, ну и
по мелочи кое-чего, шкатулка, баночки из-под чая чем-то звенящие,
праздничные вилки и ложки, в тряпицы завязанные, церковные книжки и кое-что
из церковного припрятанное -- бабушка верит, что церковь не насовсем закрыта
и в ней служить еще будут.
С припасом бабушкина семья живет. Все, как у добрых людей. И на черный
день кой-чего прибережено, можно спокойно смотреть в будущее, и помрет, так
есть во что обрядить и чем помянуть...
... Всякий раз, когда бабушка открывала сундук и раздавался музыкальный
звон, я был тут как тут. Я стоял у ободверины на пороге горницы и глядел в
сундук. Бабушка отыскивала нужную ей вещь в огромном, точно баржа, сундуке и
совершенно меня не замечала. Я шевелился, барабанил пальцами по косяку --
она не замечала. Я кашлял, сначала один раз -- она не замечала. Я кашлял
много раз, будто вся грудь моя насквозь простудилась, -- она все равно не
замечала. Тогда я подвигался ближе к сундуку и принимался вертеть огромный
железный ключ. Бабушка молча шлепала по моей руке -- и все равно меня не
замечала... Тогда я начинал поглаживать пальцами синюю мануфактуру -- треко.
Тут бабушка не выдерживала и, глядя на важных, красивых генералов с бородами
и усами, которыми изнутри была оклеена крышка сундука, спрашивала у них:
-- Што мне с этим дитем делать? -- Генералы не отвечали. Я гладил
мануфактуру. Бабушка откидывала мою руку под тем предлогом, что она может
оказаться немытой и запачкает треко. -- Оно же видит, это дите, -- кручусь я
как белка в колесе! Оно же знат -- сошью я к именинам штаны, будь они кляты!
Так нет оно, пятнай его, так и лезет, так и лезет!.. -- Бабушка хватала меня
за ухо и отводила от сундука. Я утыкался лбом в стенку, и такой, должно
быть, у меня был несчастный вид, что через какое-то время раздавался звон
замка потоньше, помузыкальней, и все во мне замирало от блаженных
предчувствий. Mа-аxoньким ключиком бабушка открывала китайскую шкатулку,
сделанную из жести, вроде домика без окон. На домике нарисованы всякие
нездешние деревья, птицы и румяные китаянки в новых голубых штанах, только
не из трека, а из другой какой-то материи, которая мне тоже нравилась, но
гораздо меньше, чем моя мануфактура.
Я ждал. И не зря. Дело в том, что в китайской шкатулке хранятся
наиценнейшие бабушкины ценности, в том числе и леденцы, которые в магазине
назывались монпансье, а у нас попроще -- лампасье или лампасейки. Нет ничего
в мире слаще и красивее лампасеек! Их у нас на куличи прилепляли, и на
сладкие пироги, и просто так сосали эти сладчайшие лампасейки, у кого они,
конечно, велись.
У бабушки все есть! И все надежно укрыто. Шиша два найдешь! Снова
раздавалась тонкая нежная музыка. Шкатулка закрыта..... "