У Романа Валерьяновича Хлудова на совести гораздо больше смертей, чем у генерала Чарноты. Хлудов не жалел ни своих, ни чужих. Он сознавал чудовищность своих действий, но все жертвы были оправданы в его глазах служением некой высокой цели.
Такая цель не сводится к произвольному наказанию негодяев (точка зрения моральности). В некотором смысле она вообще важнее любой отдельной человеческой жизни. И, как ни парадоксально,
в рассматриваемых терминах определений объективного духа эту направленность амбиций Хлудова следует уже отнести не к моральности, но к нравственности.
У Гегеля мы встречаем описание момента объективной нравственности, для которого не существенна индивидуальность, а индивид является носителем случайности и произвола: «Так как нравственные определения составляют понятие свободы, они суть субстанциальность или всеобщая сущность индивидуумов, которые представляют собою по отношению к ним лишь нечто акциденциальное. Существует ли индивидуум, это безразлично для объективной нравственности, которая одна только и есть пребывающее и сила, управляющая жизнью индивидуумов. Нравственность поэтому изображали народам как вечную справедливость, как в себе и для себя сущих богов, по сравнению с которыми суетные предприятия индивидуумов являются лишь игрою волн» [«Философия права», § 145].
Обратим внимание, что здесь речь идёт об объективной нравственности, тогда как «в целом нравственности имеются как субъективный, так и объективный момент, но оба суть только его формы» [там же, § 144].
Далее Гегель говорит о нравственной субстанции как о единстве единичного и всеобщего. Для индивида нравственная действительность является средством освобождения: «Право индивидуумов на своё субъективное определение к свободе находит своё исполнение в том, что они принадлежат нравственной действительности. <...> Право индивидуумов на их особенность также содержится в нравственной субстанциальности, ибо особенность есть внешний способ проявления существования нравственного» [там же, § 153-154, курсив Гегеля сохранён].
Особенность Хлудова - в том, чтобы служить сверхчеловеческой идее в том виде, как он её понимает. И если для этого нужно расстреливать и вешать собственных солдат, Хлудов воспринимает это как неприятную обязанность и ситуативную неизбежность. «Тяжелая работа демократии», - могла бы сказать по этому поводу Кондолиза Райс.
Хлудов готов вершить тяжёлый суд с позиции своей убеждённости и своего долга. «Кто бы вешал? Вешал бы кто, ваше высокопревосходительство?» - так он доказывает главнокомандующему свою незаменимость.
Однако от него ускользает фундаментальный изъян его точки зрения: абстрактный момент объективной нравственности Хлудов по сути наделяет статусом самостоятельной действительности. Чистая абстракция - высокая, божественная идея справедливости, которая в некотором смысле равнодушна к индивидуальному, - в то же время сама осуществляется в действительности лишь через единство с субъективным, посредством воли отдельных индивидов и вопреки её неизбежной «акцидентальности» - случайности и произволу.
Абсолютный характер убеждённости Хлудова облегчает ему «тяжёлую работу демократии», но не даёт ему права на ошибку. А ошибка произошла: под видом общечеловеческого блага Хлудов защищал отжившую, мёртвую форму государственности, которая по факту уже перестала воплощать собой нравственную идею. Она перешла в недействительность, уступив место новому, более эффективному строю. Народ пошёл за большевиками, а белое командование утратило легитимность.
Хлудов тяжело переживает крах белой идеи. Своей вины он поначалу не ощущает и в неудачах белого фронта винит окружающих людей, народ, бога:
«Никто нас не любит».
«Вы напрасно беспокоите господа бога, он давно уже отступился от нас».
«Георгий Победоносец смеётся над нами!»
Но, осознав себя в оппозиции к богу, народу и отечеству, Хлудов всё же чувствует, что шёл неверным путём: «"Если слепой поведёт слепого, оба упадут в яму". О ком сказано?.. О нас, о нас. Обо мне».
Мучимый душевной болезнью, он напрасно ждёт ответа от призрака Крапилина.
Click to view
Слепой предводитель слепых солдат, Хлудов так и не понимает до конца, в чём именно состоит его вина. Не понимает и, возможно, не хочет понять. Ведь в этом случае - сможет ли он оправдаться? Хотя бы перед самим собой?..
Запись также обсуждается
тут Читать окончание