Большая дорога || «Известия» 28.04.1943
В.Полторацкий || « Известия» №99, 28 апреля 1943 года
Братья и сестры! Русские, украинцы, белоруссы, молдаване, литовцы, латыши, эстонцы, карелы, временно подпавшие под ярмо немецко-фашистских мерзавцев! Раздувайте пламя всенародного партизанского движения! Истребляйте немецких мерзавцев! (Из призывов ЦК ВКП(б) к 1 Мая 1943 года)
# Все статьи за 28 апреля 1943 года.
Сегодня опять - «на фронте существенных изменений не произошло». Постреливали орудия, снайперы беспокоили немцев, разведчики ходили за «языком». А в общем - затишье.
Но попрежнему ни на минуту не затихает движение на большой военной дороге. Конные обозы, вереницы грузовиков, юркие мотоциклы, тяжёлые самоходные пушки и быстрые броневики мчатся, едут, ползут.
Весенняя распутица не может остановить теченья этой живой реки. Здесь так же, как на передовой, действуют суровые законы военного времени. Шофер-красноармеец везёт на трехтонке снаряды для фронта. В путевке у него расписан маршрут и назначены сроки. Опоздание хотя бы на полчаса - уже преступление.
В холод, в дождь, днем и ночью на перекрестках и возле мостов стоят девушки в серых шинелях - вчерашние ткачихи, конторщицы, домохозяйки, несущие комендантскую службу на большой дороге войны.
Как лента кино, развёртывается дорога. То гордость, то горечь, то ненависть, то любовь вызывают дорожные встречи, ночевки, картины.
Луна стоит высоко, озаряя разбитые улицы. Все исковеркано, смято, поломано. На площади, где раньше был скверик, теперь валяются груды мусора, сорванное с крыши железо, чернеют воронки разрывов.
Немцы хотели посеять страх. Они посеяли только ненависть.
Мы припомним фашистам эти сожженные улицы, каждый камень, каждый цветок в обезображенном сквере.
Пепел разбитого города стучит в сердце солдата.
Обвалившиеся окопы. Рытвины. Обрывки колючей проволоки. Зимой здесь проходил рубеж обороны. Отсюда наши войска начали наступать. Теперь фронт ушёл далеко на запад. Постепенно оживает выжженный край. В огородах, возле разрушенных хат уже работают люди.
В одном месте - запомнилось - груда камней на месте разрушенной хаты, две чёрные, опалённые яблони, землянка и над этим пепелищем стоит новая скворешня.
В огороде, разрыхляя почву самодельными грабельками, возился старый хозяин Захар Косогоров.
- Вот, - сказал он, - снова пускаем ростки.
И то ли относилось это к опаленным яблоням, вокруг которых из-под черной обугленной земли тянулись к солнцу молодые побеги, то ли к жизни самого Косогорова, возрождавшейся здесь, на освобожденной от немцев равнине…
- Сами покуда в землянке живем, - продолжал Косогоров. - При немцах тут ни одного скворца не видали. Пропали. А нонче опять прилетели, так думаю, что птица тоже свое понятие имеет. Она жизнь любит. А от немца, как от могилы, смертный запах идёт.
У горбатого деревянного моста шофер останавливает машину, чтобы подлить в радиатор воды. Внизу, уже укрощённая, спокойно несёт свои воды река. Но мы были здесь две недели назад. Как бушевала, как металась она в то время! Грузные льдины, громоздясь одна на другую, стремились к мосту и, казалось, вот-вот раздавят деревянные устои.
Тогда остановился бы поток фронтовой дороги. Напрасно ждали бы снарядов батареи переднего края. Хлеб, железо, бензин застряли бы здесь, отрезанные водой.
На охрану моста вышли сапёры. В самый критический момент командир бросился в ледяную воду и отталкивал льдины багром, и рвал их зарядами тола, спасая устои моста.
Всю ночь продолжался этот поединок взбунтовавшейся стихии и человека. Утром командир вышел на берег и, сделав несколько шагов, упал в изнеможении. Зато спасённый им мост, вот этот деревянный горбатый мост, стоял, и шли по нему машины со снарядами, цистерны с бензином.
Я запомнил фамилию этого командира. Его зовут Фурсов. Он - воронежский техник.
Дорога за мостом разбита. Об’езды колесят по полям и снова подходят к деревням или к грудам золы, напоминающим о том, что до немцев здесь были деревни.
В Вахнове комендант населённого пункта, раненый, уволенный по чистой, красноармеец Поройков предупреждает:
- В проулок не ездите, там третьего дня газик на минах взорвался. Зимой-то ездили, а как обтаяло, новые мины обнаруживать стали. Много их тут немцы оставили.
У рощи могилку видели? Вчера девчурка погибла. Девятилетняя. Нюркой звали. В роще-то подснежники расцвели. Нюрка и говорит матери: «Пойду я за цветочками». Мать, конечно, позволила. А там аккурат по опушке окопы тянулись. Идёт эта девочка между окопов и на синие цветики смотрит. И никто не знал, что там мина была. Ступила на неё девочка и погибла. Вчера закопали.
Так вам в проулок не надо, а поезжайте мимо колодца. Я там обезвредил их…
Вьется по степи, бежит фронтовая дорога. В золотистый час предвечерья под`езжаем мы к Курску.
Как ни старались немцы отравить все живое, как ни терзали они душу русского города, - Курск ожил.
И, как пароль освобождённого Курска, как уверенность в нашей победе, горят на стене слова Александра Суворова: « Русские прусских всегда бивали».
На берегу Сейма, возле взорванного моста подсел к нам в машину попутчик.
- Старший лейтенант Кузнецов. Ушёл из госпиталя, - отрекомендовался он. - Разрешите доехать до Н-ска?
Был он худощав и, видимо, слаб ещё после болезни. Из-под армейской шинели, надетой в накидку, виднелся орден Красного Знамени.
- Меня под Мерефой ранило, - сказал Кузнецов. - Врачи говорили: «не выживет». А я думаю - должен выжить. У меня ещё с немцами счёты не кончены.
Но слаб был. Лежу на койке, и грезится мне, будто я ещё маленький, в речке купаюсь. Надо плыть к берегу, а сил нехватает. А на берегу будто наш командир полка Чернобровцев стоит и приказывает. «Плыви, Шура!»
И я плыву. Сил нет, а плыву.
Ну, вот, стало быть, выплыл. Дело пошло на поправку. Стал с койки вставать и по палате прохаживаться. Обратно в часть запросился. Доктора говорят: «Вам покой ещё нужен». Но разве может быть в госпитале покой? Теперь человек спокоен тогда, когда немцев бьет. Иначе нет на душе покоя. Я это так понимаю.
Разве он не прав, лейтенант Кузнецов?
…Хмурым, дождливым вечером, верхом на измученных лошадях мы в’ехали в Обоянь.
На горе смутно маячила громада собора. Ветер срывал с деревьев мокрые листья. По темным улицам шли обозы. Тяжёло тащилась пехота. В колдобинах буксовали машины.
Это было осенью 1941 года. Мы отступали тогда.
В селе Машкино крестьянки накормили нас хлебом с парным молоком. Старик Асеев отсыпал нам на дорогу махорки и, вздохнув, спросил:
- Вернетесь, ребята?
- Вернемся, - ответил за всех лейтенант Соколов и, как сын, обнял и поцеловал деда.
Мы вернулись. Вот она - Обоянь. Вот дорога на Льгов и на Суджу. Наши и Суджа и Льгов. Но нет села Машкино. 112 дворов сожгли немцы. 715 женщин, детей, стариков казнили эти звери. Одних они расстреляли во рву за деревней. Других сожгли, загнав в колхозный сарай. Третьих замучили на улице, выколов им глаза, отрубив руки и ноги.
- Дедушка, мы вернулись!
Но не слышит старик Андрей Асеев, - заживо сожгли его немцы.
Каждая горсточка пепла, каждая капля крови зовет к мщению. Нет покоя душе.
Всё грознее и строже становится серый большак. Всё чаще гудят над головой самолёты. Грохот орудий доносится с юга.
Девушек-регулировщиц заменили бойцы с автоматами, обстрелянные, видавшие виды солдаты.
Нас обгоняют и попадаются навстречу офицеры связи на мотоциклах. Скачут казаки на быстроногих конях.
Вот уже обочь дороги стоит батарея, врытая в землю. В ложбинке у рощи притаились тяжёлые танки, готовые рвануться вперёд. Нити полевых телефонов тянутся во всех направлениях.
Впереди замаячили меловые высоты. Здесь проходит передняя линия фронта.
Сюда стремится горячее сердце воина. Завтра в бою он припомнит немцам разбитые жилища, и девочку Нюрку, убитую миной, и сожжённый дом старика Косогорова. // В.Полторацкий, спец. корреспондент «Известий». ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
*****************************************************************************************************************
У могилы Кутузова
ЛЕНИНГРАД, 27 апреля (По телеф. от соб. корр.). Под сводами Казанского собора покоится прах великого русского полководца. За невысокой решеткой - могила Михаила Илларионовича Кутузова. Её осеняют багровые боевые знамёна. На чёрном бархате у бронзового бюста полководца - его слова, обращенные к русским воинам:
«Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов: она есть надёжная стена отечества, о которую всё сокрушается».
Небольшая, тщательно подобранная выставка рассказывает об основных этапах Отечественной войны 1812 года, о славном пути фельдмаршала. Вот старинная гравюра Бородинского боя, материалы, относящиеся к периоду разгрома Наполеоновской армии, изображение всенародных похорон Кутузова.
К могиле полководца часто приходят воины Ленинградского фронта и трудящиеся города. Здесь они торжественно клянутся бороться до полной победы над врагом. Они читают вещие слова М.И.Кутузова:
«Земля русская, которую враг мечтал поработить, усеется костьми его».
Сегодня бойцы одной из частей Ленинградского фронта, участники прорыва блокады Ленинграда, возложили венок на могилу великого полководца.
________________________________________________________
Фронтовые дороги* ("Красная звезда", СССР)**
И.Эренбург: Путь народа* ("Красная звезда", СССР)
К.Симонов: Дорога на Запад ("Красная звезда", СССР)
Е.Габрилович: Путь наступления* ("Красная звезда", СССР)
К.Симонов: Дорога к Азовскому морю* ("Красная звезда", СССР)
К.Симонов: На старой смоленской дороге* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Известия» №99 (8092), 28 апреля 1943 года