10 марта 1943 года
«Красная звезда»: 1943 год.
«Красная звезда»: 1942 год.
«Красная звезда»: 1941 год.
# Все статьи за 10 марта 1943 года.
Д.Ортенберг, ответственный редактор «Красной звезды» в 1941-1943 гг.
С середины февраля в редакцию стали поступать сообщения наших корреспондентов о начавшемся контрнаступлении немцев в Донбассе и в районе Харькова. Между тем в сводках Совинформбюро, читай - Генштаба, Ставки, по-прежнему устаревшие победные сообщения: «Наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях». Уже оставлены Павлоград, Лозовая, Краматорск, Барвенково, Славянск и другие города, а Информбюро, как мы не без иронии говорили... продолжает наступать.
Время от времени в сводках употреблялась стандартная формулировка: «Наши войска вели ожесточенные бои». Она, конечно, мало что говорила, но, во всяком случае, какое-то представление о реальности давала. Но какое-то время даже и этого не было. И только сегодня напечатано сообщение о контрнаступлении немцев и захвате ими ряда городов.
Мы, понятно, сразу же извлекли из редакционных папок репортажи наших корреспондентов, ожидавшие своего часа, и постарались объяснить, что на фронте случилась беда. Достаточно прочитать даже абзац из этих корреспонденции: «Неприятель сосредоточил на узком фронте 25 дивизий, в том числе 12 танковых и одну моторизованную... Из Германии, Франции, Бельгии и с некоторых участков советско-германского фронта были спешно стянуты свежие танковые и пехотные части. Сюда же был переброшен недавно сформированный эсэсовский корпус в составе четырех танковых и одной моторизованной дивизии. В самом Донбассе немцы спешно создали ударный танковый кулак. Таким образом неприятелю удалось добиться весьма существенного превосходства в силах...»
Сказались просчеты командования фронтом и Генштаба. Но кто позволил бы в те времена даже намекнуть на это? В печати многое было объяснено лишь после войны, и то не сразу. Здесь была бы затронута честь « великого и мудрого полководца»!
А пока корреспонденты сообщают, что над совсем недавно освобожденным Харьковом снова нависла угроза...
Вернулся из командировки Андрей Платонов. Привез очерк. Нам было ясно, что оперативная журналистика не его стихия и мы не торопили его, он еще только набирался фронтового духа. Но то, что он присылает или привозит, написано рукой большого мастера. Очерк мне понравился. Отправил рукопись в набор и сказал, чтобы срочно набрали, сверстали и сразу принесли. Я взял себе за правило - вычитывать, править не в рукописи, и даже не в гранках, а в верстке: так лучше видится материал. Когда принесли трехколонник, над которым стоял набранный крупным шрифтом заголовок « Труженик войны», я пригласил Платонова.
Было у меня еще одно правило: если автор в Москве, обязательно читать статью в его присутствии. Не знаю, как другие редакторы, но мне казалось это полезным: если возникает нужда, можно что-то у него спросить, если сомнение - посоветоваться, если несогласие - поспорить. Думаю, что это помогало лучше узнавать друг друга, способствовало творческой обстановке в редакции, без которой газета увядает.
И вот сегодня рядом со мной Андрей Платонов.
Выглядел он по-иному, чем в тот, первый раз, когда появился в стенах редакции. Исчез его штатский вид. Видимо, он уже привык к своей полевой форме с погонами капитана, более или менее вошел в армейскую жизнь. Усадив его в кресло, стал расспрашивать о фронтовом житье-бытье, где был, что видел, слышал. Он отвечал скупо и даже как-то рассеянно и все посматривал на стол, где лежал сверстанный очерк. Потом спросил с удивлением:
- Что, уже готово?..
- Готово, вот только прочитаем с вами.
Сюжет очерка незамысловатый. Отряду саперов поручили разыскать брод для танков через речку. Удивительно просто и вместе с тем поэтично описывает Платонов боевую работу сапера:
«В той части, где служил Толокно, саперов называли верблюдами. Каждый сапер кроме автомата с нормальным запасом патронов и пары ручных гранат имел при себе лопату, ломик, топор, сумку с рабочим инструментом, бикфордов шнур и еще кое-что, смотря по своему назначению. Все эти предметы человек имел неразлучно при себе; он шел с ними вперед, бежал, полз, работал под огнем, отбивался от врага, мешавшего его труду, спал в снегу или в яме, писал письма домой в надежде на встречу после победы».
Отряд нашел брод лишь в одном месте, где и лед тонкий, и вода струится по верху, но он весь был утыкан крупными, в человеческий рост, камнями, глубоко вонзившимися в землю. И подрывать их нельзя - «немец невдалеке надзирает». И Толокно со своими товарищами выковыряли их, очистив брод. Танки пошли вперед, а на них десантники и те самые девять саперов, которым дано новое задание: после избавления деревни от немцев помогать пехоте в строительстве траншей и блиндажей.
Все как будто проще простого. Но суть очерка не в этом. Главное в нем - образ сапера Ивана Семеновича Толокно, в прошлом десятника на строительстве уральских заводов, подлинного труженика войны. Он написан волшебным платоновским слогом, заставляющим вспоминать слог народных сказок:
«Он заснул и во сне примерз к земле. «Это у меня тело отдохнуло и распарилось, и шинель отогрелась, а потом ее прихватило к стылому грунту», - проснувшись, определил свое положение сапер Иван Семенович Толокно.
- Вставай, организм! - сказал Толокно себе в утешение. - Ишь земля как держит: то кровью к ней присыхаешь, то потом - не отпускает от себя...
Он с усилием оторвал себя от морозной земли, обдутой здесь ветрами до прошлогодней умершей травы».
К народной мудрости восходит и взгляд автора на мир:
«Еще недавно эти люди заново построили свою родину; теперь они строят вечное добро победы человечества над врагом. Их руки не могли бы столь много работать и тело не стерпело бы постоянного нагромождающего напряжения, если бы сердце их было пустым, не связанным тайным согревающим чувством со всеми людьми, со всем тихим миром жизни...
- Ничего, возле смерти человек сильнее, - высказался Толокно…
«И после заката солнца они пошли во тьму, нагруженные инструментом для работы и оружием против смерти... В небе засияли две осветительные ракеты врага, и вся река и пойма ее озарились неподвижным, пустым светом, каким освещаются сновидения человека».
Я читал, очарованный платоновской словесной неожиданностью, и, естественно, не сделал ни одной поправки. Но вот над финалом очерка задумался. Был он прямо-таки фантастическим. Когда прибыли на место, командир отряда послал Толокно вперед, в боевую охрану. Он дошел до сгоревшей сосны и там залег. А дальше события развернулись так:
«Из-за земли, склонившейся в овраг, тихо вышел ровно гудящий танк с белым крестом и пошел на мертвую сосну и человека. Иван Толокно посмотрел на вражью машину и жалость к себе в первый раз тронула его сердце. Он работал всю жизнь, он уставал до самых своих костей, но в груди его было терпеливое сердце, надеющееся на правду. А теперь в него стреляют из пушек, теперь злодеи хотят убить одного труженика, чтобы самая память об Иване исчезла в вечном забвении, словно человек не жил на свете.
- Ну нет! - сказал Иван Толокно. - Я помирать не буду, я не могу тут оставить беспорядок, без нас на свете управиться нельзя.
Из танка вырвался свет пулеметного огня. Толокно залег за стволом дерева и ответил врагу из автомата.
Танк в упор надвинулся на дерево и подмял его в промежуток под себя. Так скоро оно все произошло, что не успел Толокно выхватить гранату. Сосна треснула у корня и ослепила сапера синим светом на разрыве своего тела. Толокно отодвинулся в сторону от падающего дерева и очутился в узкой теснине между ним и гусеницей танка, сжевывающей снег до черной земли. «Врешь, - не возьмешь, - подумал Толокно в минуту подступившей гибели. - А мне смерть, так душа от меня останется. Должна бы остаться. Наверное, родина и есть душа!..»
И тут он увидел, что над ним стало светло; значит, танк миновал далее, пропустил под собою меж гусеницами лежащего человека и поверженную, вторично погубленную сосну. Иван Толокно, не теряя времени на размышления, бросился за танком с гранатой, ухватился за надкрылок и в краткий срок был в безопасности на куполе пушечной башни танка.
Танк без стрельбы, молча, двигался в сторону, откуда пришел Толокно. Это было для Ивана попутно и хорошо. Он решил взять машину в плен или подорвать гранатами, если она откроет огонь по саперам или повернет обратно. «Должно быть, это ихний разведчик блуждает, - размышлял Толокно, - а может, на подмогу к своим в одиночку идет. Неизвестно, как исполняется жизнь. Этот танк сделали стрелять и давить, а он чужого сапера везет, а после войны, может, будет у нас землю пахать. Броню мы с него снимем, пушки тоже долой. Ничего будет».
Иван Толокно ехал и рассуждал про себя обстоятельно, неторопливо, - вражий танк был в его руках».
Словом, было о чем мне задуматься. Я спросил Андрея Платоновича:
- Это прямо-таки легенда. Действительно Толокно «спрятался» на немецком танке? Могло так быть? И чем все кончилось? Читатель тоже такой вопрос задаст.
Писатель подумал-подумал и не без юмора ответил:
- Вот и хорошо, если читатель такой вопрос задаст. Значит, прочитал, заинтересовался... - а дальше объяснил: - Это не выдумка. Немецкие танкисты заблудились и, попав сюда, поняли, что выхода у них нет. сдались. Было это. Но я не хотел этим елеем кончать очерк...
И снова моя обычная в таких случаях реплика:
- Андрей Платонович... может, все-таки напишем: «рассказ»?
- Нет, - прямо-таки запротестовал писатель и снова: - Я же там был, говорил с народом...
В общем, все, что он написал, и опубликовано в сегодняшней газете.
★
Напечатано большое письмо Варвары Бахтиной из освобожденного села Николаевки Золотухинского района, что на Курской земле, « В немецкой кабале». Она рассказывает, как ее и односельчан немцы насильно угнали в Германию. О каторжной работе на заводе. О страданиях в лагере, где они жили в комнатушках, похожих на тюремные камеры, и где их кормили похлебкой из отрубей и картофельной шелухи. Об издевательствах и побоях.
Один эпизод в письме особенно поражал. Как-то Варвара вместе со своими подругами Зиной и Шурой решили раскрыть окна и посмотреть, что делается на улице. Но тут появились немецкие дети и начали, как щенята, на них лаяться. Девчата отошли от окна, посидели на нарах, а потом снова подошли к окну. Тогда в комнату полетели камни, палки, комья земли. Вышибли три стекла. Вбежал охранник и всех девушек отколотил резиновой палкой.
И о такой истории рассказала Варвара. В одно из воскресений заходит к ним охранник и говорит, чтобы собрались в город, управляющий, мол, разрешил свести их погулять. Повели их, словно стадо, по мостовой. А там прохаживались немки. Увидели они русских девчат и зло набросились на них. Пальцами показывают, дразнят, смеются над ними, ругают площадной бранью, только что камни в них не бросают. Повернули девчата и бегом в лагерь. И так было не только в том городке...
Мы знаем, как бесчинствуют гитлеровцы на Советской земле. Но немецкое население? Дети! Женщины! Да, сумели фашисты отравить их души, превратить в истязателей. Хотелось бы мне в связи с этим сказать о поведении советских людей, об их отношении к немецкому населению.
Уже после войны я узнал такую историю. В Берлине спецкор «Красной звезды» Павел Трояновский целый день провел у Жукова. Маршал сказал ему:
- Не знаю, будет ли у меня время поговорить с вами и ответить на ваши вопросы... Договоримся так: садитесь у окна, постарайтесь сидеть так, вроде вас тут нет. Слушайте, смотрите...
Так Трояновский и сделал. Входили и выходили люди из комнаты Жукова. Шли беспрерывные переговоры по телефону. Доклады, рапорты, указания. Корреспондент сидел молча и делал в своем блокноте записи. А записывать было что - шли последние дни Берлинского сражения. И вот одна из этих записей:
«Начальник тыла фронта генерал докладывает командующему о подвозе продовольствия для населения Берлина - сколько муки, крупы, жиров, сахару, соли.
- Для детей молоко надо искать, - сказал Жуков.
Генерал посмотрел на маршала и после небольшой паузы сказал:
- Мне, товарищ маршал, пишут из дому, что голодают...
- Мне тоже пишут, что в Союзе туго... Но это не меняет дела. Директива предельно ясна: выделить столько-то продовольствия для немецкого населения Берлина.
- Будем кормить фашистов?
- Будем кормить немцев - стариков, старух, детей, рабочих...»
Здесь же, на этой странице блокнота, Трояновский, отвлекаясь от прямого репортажа, сделал такую запись:
«Я не знаю, надо ли комментировать этот разговор. Какое великодушие проявляет страна Ленина к народу, армия которого принесла столько горя и страдания советским людям».
А я бы еще добавил: не только армия, но многие немцы и немки даже в своем тылу, у себя в Германии!..
★
Письма с фронта. Много мы их получали. Писали о боях, о фронтовой жизни, быте, о хорошем и плохом. Радовали нас письма, в которых фронтовики подсказывали нам темы, - значит, наши статьи действенны. Командующий фронтом генерал Р.Я.Малиновский пишет:
«Мы ощущаем необходимость получить в газете полное освещение вопросов в подвальных статьях примерно такие:
1. «Наступательный бой стрелковой дивизии во взаимодействии с танками, авиацией, артиллерией». В статьях надо бы показать на конкретном примере организацию и взаимодействие во всех элементах: управление боем на всех этапах, развитие боя и его завершение.
2. «Борьба за населенные пункты», где отразить подготовку атаки, форму боя, обход и охват, блокировку, силы, средства, необходимые для этого, - все показать на примере наступательного боя дивизии.
3. «Наступательный бой ночью стрелковой дивизии с применением танков». Показать, как готовится бой, как применять танки ночью, глубина ночного боя и его завершение...»
Далее Родион Яковлевич, перечисляя другие темы, обратил наше внимание на необходимость более полно освещать вопросы артиллерийского наступления, так как «его-то меньше всего усвоили наши командиры, никак не могут оторваться от старых форм артподготовки. В этом газета должна помочь».
Примечательно и другое важное замечание Малиновского, нами сразу учтенное. Он просил при разработке всех этих тем «ориентироваться на стрелковую дивизию, обязательно имеющую некомплект как в людском составе, так и в материальной части в пределах 20-30 процентов. «Тогда, - подчеркивал он, - это будет отражать действительную практику».
Много «треугольников» рассказывало о боевых делах. Характерно, что, как правило, писали фронтовики не о себе, а о своих товарищах. В этом и проявлялось величие духа человека, который считал своим долгом умолчать о том, как он сам сражается с врагом, а запечатлеть подвиг товарища.
Взволновало нас всех письмо, которое привел в газете и прокомментировал Илья Эренбург. Есть там такие строки:
«Я получил письмо, на которое не могу ответить: его автора нет больше в живых. Он не успел отправить письмо, и товарищи прислали: «Найдено у сержанта Мальцева Якова Ильича, убитого под Сталинградом». Яков Мальцев писал мне:
«Убедительно прошу вас обработать мое корявое послание и напечатать в газете. Старшина Лычкин Иван Георгиевич жив. Его хотели представить к высокой награде, но батальон, в котором мы находились, погиб. Завтра или послезавтра я иду в бой. Может быть, придется погибнуть. В последнюю минуту до боли в душе хочется, чтобы народ узнал о геройском подвиге старшины Лычкина».
Илья Григорьевич выполнил желание погибшего сержанта, привел полный текст письма Мальцева и написал к нему небольшое послесловие: «Я думаю о том, как Мальцев писал свое письмо. Это было перед боем. Товарищи молчали, курили, каждый о чем-то напряженно думал среди предгрозовой тиши. Что томило Мальцева? Не страх, не тоска, даже не думы о близких, а, наверное, были у него и дом, и родные. Мальцев болел одним: вот он умрет и никто не узнает о подвиге Ивана Лычкина. Высокое чувство - дружба - воодушевляло Мальцева в последнюю ночь перед боем, в последнюю его ночь. Много в войне жестокого, темного, злого, но есть в ней такое горение духа, такое самозабвение, какого не увидишь среди мира и счастья».
★
# А.Платонов. Труженик войны // "Красная звезда" №57, 10 марта 1943 года
# В немецкой кабале // "Красная звезда" №57, 10 марта 1943 года
# И.Эренбург. Последняя ночь // "Красная звезда" №57, 10 марта 1943 года
________________________________________________________________________________________
**Источник: Ортенберг Д.И. Сорок третий: Рассказ-хроника. - М.: Политиздат, 1991. стр. 115-121