Весна на юге

[0gnev]

Б.Горбатов || « Правда» №82, 5 апреля 1944 года

СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: Письма трудящихся Советского Союза товарищу И.В.Сталину и ответы товарища И.В.Сталина (1 и 2 стр.). Потери немцев и трофеи войск 1-го Украинского фронта за период боёв с 4 по 31 марта c. г. (1 стр.). О присвоении воинских званий генералам Красной Армии, Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР (1 стр.). Я.Макаренко. - Окружение немецких дивизий в районе Скалы (3 стр.). Б.Горбатов. - Весна на юге (3 стр.). Митинг представителей еврейского народа (2 стр.). И.Гудов. - Станки - на конвейер (2 стр.). М.Дунин. - О посадках росткового картофеля (2 стр.). C.Дурылин. - Н.В.Гоголь. - К 135-летию со дня рождения (4 стр.). Отклики в США на заявление Советского правительства (4 стр.). Заявление Корделла Хэлла (4 стр.). Налеты авиации союзников на Будапешт и коммуникации немцев в Югославии (4 стр.). Бомбардировка Бухареста (4 стр.). Рост недоверия в Германии к официальной гитлеровской пропаганде (4 стр.). Дезертирство из германской армии (4 стр.). К событиям в Венгрии (4 стр.). От Советского Информбюро. Оперативные сводки за 3 и 4 апреля (1 и 2 стр.). Черчилль о заявлении Советского правительства (4 стр.). «Рейнольдс ньюс» о положении белоруссов украинцев в польской армии (3 стр.). Указы Президиума Верховного Совета СССР (2 стр.). Английские авторитетные круги о заявлении Советского правительства (4 стр.). Изменения в составе Французского Комитета Национального Освобождения (4 стр.).

# Все статьи за 5 апреля 1944 года.

(От военного корреспондента «Правды»)




Я не знаю, что это было, - мечта, вера, уверенность, знание. Но даже в самые горькие дни отступления мы ни на минуту не сомневались: мы вернемся. Мы вернемся к тебе, Одесса. Мы увидим твои лиманы, Николаев. Мы еще будем пригоршнями пить воду из Южного Буга.

Нет, я не обижу наше чувство. Слово «вера» к нему не подходит. Этого слова мало. Сила нашей правды - вот что жило всегда в нас. Грозная сила правды. Правда не могла не победить. Правда нашего дела.

Убежденно пели мы в те дни:

«Нас опять Одесса встретит, как хозяев,
Звезды Черноморья будут нам сиять,
Славную Каховку, город Николаев,
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать».

Эта песня родилась у нас на фронте в дни, когда мы отступали. Её потом стали петь на всех фронтах, но она всегда оставалась песней южан по преимуществу. В промерзших блиндажах обороны на Миусе пели её. По дорогам отступления на Дону и Кубани пели её. В горящем Новороссийске вспоминали Николаев. Обороняя Туапсе, защищали Одессу и наше право притти туда. И тут и там было Черное море. И тут и там были наши люди.

Казалось: невыносимо долог и тяжек путь от Туапсе до Одессы. На карту было трудно смотреть. Далеко! Но мы прошли этот путь. Мы его прошли.

Нас опять Одесса встретит, как хозяев. Уже сияют нам звезды Черноморья. Две недели тому назад, по пути в Херсон, пролетал я над давно мирной Каховкой. Песок пылал под багровыми лучами солнца, а мне казалось, что выступила кровь павших. Много крови было пролито там, но сейчас мирно струится дымок над хатами. Волы медленно тащат плуги. И радостно парит теплая освобожденная весенняя земля.

Мы прошли этот путь. Прошли со славой. Войска генерала Цветаева, штурмом взявшие Николаев, еще так недавно брали штурмом Сталино. Сейчас они идут дальше. Их не остановит ни немец, ни грязь. Кто прошел такой путь, тот остановиться не может.




В Николаеве я видел могилу. Над ней - деревянный памятник, знак и на нем надпись: «Гвардии старший лейтенант Георгий Алексеевич Антюхин. Он первый с группой разведчиков вошёл в Николаев и пал смертью героя». Эта надпись сделана карандашом. Потом её повторят золотыми буквами на мраморе. Вместо деревянного временного знака будет монумент величественный и важный. И так же, как сегодня, будут сидеть у могилы женщины-матери и плакать о неизвестном им, но дорогом сыне.

Много славных имен рождено для бессмертия в эту весну. Глядя на могилу героя, я думал, что рядом с памятником Антюхину надо ставить памятник капитану Феденко - богатырю, павшему в сорок первом году под Каховкой смертью, которой можно завидовать. Надо вспомнить одну славную дивизию, которая здесь, под Николаевом, у станции Грейгово, прорвала железное кольцо немцев и дала дорогу нашей армии. Надо вспомнить знаменитую тридцатую Иркутскую дивизию - здесь, в Николаеве, она впервые била танки Клейста. Много орденов украшают боевое дивизионное знамя Иркутской, много подвигов вписано в летописи. Слава героям наступления сорок четвертого года сливается со славой героев тяжелых боев сорок первого-сорок второго годов, и это - слава нашего оружия.

Сейчас на юге весна. Весна наступления. Весна освобождения. Сполз с полей снег, обнажились стосковавшиеся по сеятелю поля. Как снег, как грязь, исчезают с нашей земли немцы. Их дивизии тают. Трупами их солдат унаваживается почва. Безостановочно гонят немцев наши войска. К морю. В море. Это - возмездие. Начало возмездия. Я видел горы немецких трупов в районе Шевченковских хуторов. Это место теперь в народе зовется просто: «Побоище».

Сейчас немцы удирают к морю. Земля очищается навеки от немецкой парши. Возрождается жизнь. Теперь - не вслед за войсками, а вместе с войсками - идут строители, хозяйственники, советские и партийные работники. В Кривой Рог вместе с передовыми частями пришли шахтеры. В Апостолово и Долгинцево - железнодорожники. В Николаев - инженеры-кораблестроители. Я встретил здесь Прасковью Дмитриевну Гнеденко. Она пропагандист Николаевского обкома партии. Эта женщина прошла с войсками весь путь от Днепра до родного города. Она форсировала Днепр на лодке. В Херсон пришла пешком из Берислава вместе с передовыми частями. Под Водопоем вместе с секретарем обкома Филипповым пережила всю ярость последних отчаянных немецких контратак. Николаев ещё горел, когда туда прошли она и Филиппов. Было страшно смотреть на развалины. Показалось: нет больше города, родного города. Так всегда кажется в первые часы. Каждая утрата остра и невосполнима. Каждый сожженный дом дорог.

Но дым рассеялся, и среди пепелища и развалин обозначились уцелевшие здания и районы. Люди обрадовались им так, как не радовались вновь отстроенным. Закопченные, но целые, эти дома казались милее и прекраснее, чем были прежде. Уцелело чудесное здание Дворца пионеров, цел знаменитый николаевский элеватор, не сожжена Слободка. Здание Госбанка стоит нерушимо среди разрушенных домов. Эти и многие другие здания сохранились не потому, что немец решил пощадить их. Если бы дать ему волю, он всё бы сжёг, обратил в пустыню. Во многих уцелевших зданиях мы видели выдолбленные немцами отверстия для закладывания тола. Все было подготовлено для взрыва, но поджигателей схватила за руки наша армия. Это Красная Армия спасла то, что уцелело. И, главное, спасла людей Николаева.

Врагу не удалось покорить жителей города Николаева. Они выходят сейчас из подвалов, убежищ. Они очень ослабли от голода. Я видел, как женщины везли своих мужей на тачках - двигаться сами они еще не могли.

- Вот выкопала, - сказала мне, гордо улыбаясь, женщина. - Он у меня закопанный был. Прятался.

Мужчина смущенно усмехается. Ему неловко, что его везет на тачке жена.

- Ослабел, - тихо сказал он. - Но ничего, отойду, ещё повоюю.

Немцы разрушили в Николаеве все, что сумели разрушить. Многое им удалось. Душу нашего человека разрушить они не смогли. Они взорвали электростанцию, и в городе сейчас нет электроэнергии. Но в людях освобожденного города аккумулированы такие огромные запасы человеческой деятельной творческой энергии, что можно горы своротить. Люди целы, значит, снова будут в Николаеве и верфи, и заводы, и школы, и театры. Люди стосковались по труду. Они приходят за работой сами. Их не надо агитировать, подымать, звать. Им надо только сказать, что делать. Они готовы строить все: дороги, мосты, аэродромы. Они так много видели разрушений, что стройка будет праздником для них. Почти три года на их глазах немцы разрушали все, что можно было разрушить. Немцы ничего не построили на захваченной ими земле, они разрушали и грабили. Они увезли из Николаева в Германию трамвайные вагоны в первые же месяцы своего владычества. Два с половиной года в городе не было трамвая. Немцы пришли на нашу землю не за тем, чтобы она расцветала. Они привезли сюда «душегубки» и сифилис, а вывозили отсюда заводы, мясо, сало, хлеб. Они выколачивали из деревни хлеб кнутом, народ отвечал на кнут мужицкой лопатой и партизанским динамитом. Я видел, как в освобожденных селах колхозники первым делом брались за лопату: откапывали зарытый хлеб.

- Земля дала хлеб, земля и схоронила, - говорили они и хитро усмехались при этом. - Нет, никогда немцу не перемудрить мужика. Вот он, хлеб, к весне цел, не достался проклятому. Теперь его не к чему прятать. Наша земля, наша воля, наше будущее.

Пошли в ход лопаты и в Николаеве. Рабочие откапывают станки. Врачи сумели спасти и сберечь медицинский инвентарь и медикаменты. Научные сотрудники Исторического музея хотят открыть в ближайшие дни музей - все экспонаты его они сумели спрятать от немцев. Сейчас все, что спасено, сносится на заводы, в учреждения, в школы.

При мне в типографию наборщики принесли закопанный ими шрифт. Типография уцелела чудом, немцы не успели или в панике забыли ее разрушить. Целы машины цеха, наборные кассы. На валах ротации еще лежит последний номер поднемецкой газетки «Новая мысль». Я сдираю ее с валов и читаю: «Большевикам за эту зиму не удалось добиться существенных стратегических успехов».

Наборщики смеются над этими строчками вместе со мной. Они испытывают сегодня то же чувство, что и я, - чувство возвращения. Они не были в этой типографии с тех пор, как пришли немцы. Я был здесь в последний день перед оставлением нашими войсками Николаева, в августе сорок первого года. Здесь выходила наша фронтовая газета. Наборщики помнят её и её работников. Они нетерпеливо спрашивают: ну, что же, скоро газету будем печатать?

Скоро. Это можно твёрдо сказать. Жизнь возрождается в освобождённых городах со сказочной быстротой. Армия такими темпами гонит врага на запад, что освобожденный вчера город сегодня становится тыловым. Еще месяц назад в Кривом Роге на улицах запросто разрывались вражеские снаряды - сегодня это глубокий тыл. Вчера еще догорало зарево в Николаеве - сегодня женщины метлами и вениками подметают улицы, прихорашивают город. Мальчишки, чистильщики сапог, бойко стучат щетками о свои ящички.

Здесь всё охвачено жаждой восстановления. Труд стал праздником, пуск каждого даже небольшого предприятия - всеобщим торжеством. И это понятно. Тот, кто был здесь в те дни, когда ещё догорали пожары, оценит, что это значит: первый рейс трамвая в Днепропетровске, первый кусок руды в Криворожье, первый паровоз на рельсах, первая советская школа в Николаеве, первая колхозная пахота за Бугом.

Раны заживают. Кирпичи разрушенных домов складываются в штабеля - из них будут построены новые здания. Плуг перепахивает поле недавнего боя. Под стальным лемехом исчезают минные воронки. И в этом есть великое торжество труда. Ради этого мы и воюем - ради будущего.

Я спросил у николаевского юноши Виктора:

- Думали же вы о будущем, о своей судьбе все это время, что жили под властью немцев?

Он горько, не по-детски усмехнулся:

- Какая же может быть судьба у советского юноши при немцах? Карьера? Будущность? Нет, не думал. Мы только ждали и верили, что наши вернутся. И боролись, как умели.

Мы ходили с ним долго по городу, и он читал мне свои стихи. Он был рад, что может их, наконец, читать. Ему восемнадцать лет, но на вид он гораздо старше. Горькая морщинка на переносице. И чёрные пушистые усики.

- А усики вам зачем, Виктор?

- Я теперь их сбрею, - смущённо, совсем по-детски обещает он.

Теперь усики можно сбрить. К юноше вернулась юность.

Когда мы отступали из Николаева, этим мальчикам ещё не было шестнадцати лет. Весна их совершеннолетия совпала с весной освобождения. Им повезло. Теперь у них есть будущее. Но они не хотят его получить даром. Все они хотят воевать. Впрочем, этим чувством охвачены все мужчины в освобождённых районах. Они требуют оружия. Они просят бросить их немедленно в бой. У них есть счёты с немцами, счёты ещё не сведены. Мы видели группы добровольцев у военкомата. Они пришли, не дожидаясь повесток. Они хотят драться и гнать немцев.

Гнать немцев в море - этим живёт сейчас и народ, и армия юга. В одесской степи день и ночь наши войска неотступно преследуют удирающих немцев.

- Ходко бежит немец, - смеются солдаты. - Врёт, от смерти не убежит.

Возмездие настигает и разит немца и на земле, и с воздуха. Не добьёт красноармейская пуля - дорубит казацкая шашка. Гвардейцы-конники снова пошли в рейд. Их клинки уже свистят в одесской степи. Через бугские переправы сплошным потоком льются войска. В эти горячие дни напряжённо работают все рода войск: сапёры, понтонеры, лётчики, службы тыла. Всё движется на запад. К Одессе. Какой-то кучерявый боец на ходу растягивает меха трофейного аккордеона и напевает:

«Нас опять Одесса встретит, как хозяев,
Звёзды Черноморья будут нам сиять...». // Борис Горбатов. Одесское направление. 4 апреля. (По телеграфу).

____________________________________________
И.Эренбург: К ним! ("Красная звезда", СССР)*
И.Чумак: В Одессе ("Красная звезда", СССР)
Б.Полевой: Днестровская эпопея ("Правда", СССР)

Газета «Правда» №82 (9539), 5 апреля 1944 года