Почему США после 22 июня 1941 года помогали Сталину?
После нападения Германии на СССР, Черчилль, опасаясь, что теперь угроза его стране отложена только на то время, которое потребуется Германии для победы над Советским Союзом, решил, что в национальных интересах Британской империи необходимо оказать неожиданному союзнику помощь для продолжения сопротивления.
А в США, которые в это время ещё сохраняли нейтралитет, хотя оказывали воюющей Великобритании всевозможную помощь, реакция на расширение войны была двоякой. В своё время там, как и в Западной Европе, враждебно встретили подписание в августе 1939 года советско-германского договора о ненападении, а к тому же в апреле 1941 года СССР такой же договор заключил с Японией. Русскоязычная чикагская газета «Наша речь» 7 мая 1941 года сообщала: «Соединенные Штаты, как передают из авторитетных источников, остановили экспорт в Россию машин и оборудования, которые могут быть использованы в оборонной промышленности. Такая мера принята несмотря на усиленные старания советских дипломатов получить необходимые разрешения на вывоз и несмотря на то, что некоторые из машин были заказаны и оплачены несколько месяцев тому назад. До сих пор советским дипломатам удавалось получать требуемые разрешения благодаря переговорам, состоявшимся между советским послом Константином Уманским и помощником государственного секретаря Велссом».
Вечером 22 июня 1941 года советский посол в США Уманский телеграфировал в Москву: «(…) Рузвельт, правительственный лагерь в целом и рузвельтовское большинство в конгрессе заняли сегодня по вопросам германского нападения на нас молчаливую, выжидательную позицию, которая, наверное, завтра прояснится, но пока что, на фоне как нельзя более полезного, адресованного прямо США выступления Черчилля еще более бросилось в глаза как доказательство колебаний, вытекающих из указанных групповых противоречий».
Однопартиец президента Рузвельта, сенатор Гарри Трумэн 24 июня в газете "Нью-Йорк Таймс" заявил: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше, хотя я не хотел бы увидеть Гитлера победителем ни при каких обстоятельствах. Никто из них не держит своего слова".
Рузвельт обратился к своему советнику Гарри Гопкинсу собрать предложения политологов по поводу СССР. Что они ответили, - можно узнать из книги Роберта Шервурда «Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца», которая вышла в США в 1948-м году, а в СССР в 1958-м.
«В Белый дом поступали самые различные предложения о том, что президент должен сказать американскому народу. Самые разумные предложения были суммированы в меморандуме, представленном Гопкинсу Гербертом Баярдом Суопом:
«Мы противники догмы коммунистов и нацистской догмы.
За двадцать семь лет с тех пор, как Россия стала коммунистической, Советы никогда не угрожали серьезно нашим национальным интересам и нашему укладу жизни. Однако за два года безумного похода Гитлера, предпринятого им с целью порабощения всего мира, возникла серьезная угроза самому нашему существованию как свободного народа.
Потенциальные квислинги в нашей собственной стране пытались внести раскол в нашу среду. Они старались вызвать расовые и религиозные разногласия; они обещали, что, умиротворив нацистов, мы обретем мир и спокойствие.
Теперь мы видим, какая это мрачная трагедия - мирный договор с нацистами. После того, как были уничтожены одна за другой пятнадцать стран, положившихся на обещания нацистов, мы видим теперь еще одну жертву. Мы не за коммунизм, но мы против всего, за что выступает Гитлер. Он и его безбожные нацисты - главная угроза миру, справедливости и безопасности.
Путь к нашей безопасности - разгром Гитлера.
В этот момент, как и всегда, мы должны помнить, что наша главная сила в единстве, а величайшая опасность - в разногласиях».
Джозеф Дэвис написал для Гопкинса следующий меморандум, когда война в России шла уже две недели:
«Сопротивление русской армии более эффективно, чем все ожидали. По всей вероятности, результаты будут зависеть от воздушной мощи. Если Гитлер будет господствовать в воздухе, в Белоруссии и на Украине произойдет, вероятно, то же самое, что случилось во Фландрии и во Франции, а именно - мы увидим неспособность сухопутных войск, не имеющих защиты с воздуха, отражать комбинированные атаки авиации, механизированных войск и пехоты.
В таком случае Гитлер займет Белоруссию, Москву и Украину, что даст ему 60 процентов сельскохозяйственных ресурсов и 60 процентов промышленной продукции России...
Если Гитлер займет Белоруссию и Украину, что возможно, а Сталин отступит вглубь страны, Гитлеру придется столкнуться с тремя основными проблемами:
1. Партизанская война.
2. Саботаж населения, раздраженного нападением на «святую матушку Русь», и
3. Необходимость поддерживать порядок на завоеванной территории и заставлять ее давать продукцию.
В 1918 году при таких же обстоятельствах на Украине немцы убедились, что они получили только 80 процентов того количества сельскохозяйственной и иной продукции, которое они надеялись получить.
Совершенно очевидно, что при такой обстановке в интересах Гитлера начать мирное наступление и убедить Сталина договориться на основе статус-кво, предоставив Сталину искать для себя выход на юг и восток - в Китай и, возможно, в Индию.
Даже если Гитлер займет Украину и Белоруссию, Сталин, по всей вероятности, сможет значительное время удерживаться за Уралом. Такому сопротивлению могут помешать два обстоятельства. Это:
1. Внутренняя революция, которая свергла бы Сталина и путем переворота поставила у власти прогерманского троцкиста, который заключил бы мир на условиях Гитлера.
Вероятность этого уменьшилась ввиду тенденции народа сплачиваться вокруг стоящего у власти правительства перед лицом нападения на их очаги и на «святую матушку Русь».
2. Возможное заключение самим Сталиным мира на условиях, выдвинутых Гитлером.
Сталин - восточный человек, он холодный реалист, он стареет. Не исключена возможность, что он может снова «прельститься» миром с Гитлером как меньшим из двух зол. Он считает, что Россия окружена капиталистическими врагами. В 1938-1939 годах он не доверял ни Англии, ни Франции. Не верил он и в способность демократических стран эффективно противостоять Гитлеру. Тогда он ненавидел Гитлера и боялся его точно так же, как и сейчас. Он пошел на заключение пакта о ненападении с Гитлером не столько по идеологическим мотивам, сколько по практическим соображениям, так как это было его наилучшей надеждой на сохранение мира для России - на спасение своего режима.
Поэтому чрезвычайно важно, чтобы Сталину было внушено сознание того факта, что он не «таскает каштаны из огня» для союзников, которые сейчас в нем не нуждаются или которые будут враждебны к нему после войны и которые будут такими же врагами в случае заключения мира в результате победы союзников, как немцы в случае их победы. Извлекши урок из своих прежних ошибок, Черчилль и Иден, по-видимому, поняли это и обещали России поддержку «всеми силами».
Я не забываю о том, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе за последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая «коллективную безопасность». Он снова будет играть на ней у нас, если сможет, и снова использует ее до предела при всяком зондировании нового мира со Сталиным. Это следует нейтрализовать, если возможно. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что невзирая на идеологические разногласия наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера...
Что касается Японии, то нам явно выгодно иметь в японском тылу дружественную Россию. По моему мнению, у них нет намерений распространять коммунизм на Соединенные Штаты. Кроме того, после этой войны и в течение многих лет в дальнейшем у Советов не будет возможности распространять коммунизм в Соединенных Штатах или даже в Европе, если бы они этого и хотели.
Я опасаюсь, в частности, что если у них создастся впечатление, что Соединенные Штаты лишь пользуются ими в своих целях и что Соединенные Штаты - такой же капиталистический враг, то все это будет играть прямо на руку Гитлеру, а он, несомненно, использует это в своих усилиях добиться перемирия или мира на русском фронте после занятия Украины и Белоруссии. Следовало бы сообщить непосредственно Сталину, что наша политика направлена целиком на разгром Гитлера и что наша историческая политика дружелюбия в отношении России не предана забвению».
А в США, которые в это время ещё сохраняли нейтралитет, хотя оказывали воюющей Великобритании всевозможную помощь, реакция на расширение войны была двоякой. В своё время там, как и в Западной Европе, враждебно встретили подписание в августе 1939 года советско-германского договора о ненападении, а к тому же в апреле 1941 года СССР такой же договор заключил с Японией. Русскоязычная чикагская газета «Наша речь» 7 мая 1941 года сообщала: «Соединенные Штаты, как передают из авторитетных источников, остановили экспорт в Россию машин и оборудования, которые могут быть использованы в оборонной промышленности. Такая мера принята несмотря на усиленные старания советских дипломатов получить необходимые разрешения на вывоз и несмотря на то, что некоторые из машин были заказаны и оплачены несколько месяцев тому назад. До сих пор советским дипломатам удавалось получать требуемые разрешения благодаря переговорам, состоявшимся между советским послом Константином Уманским и помощником государственного секретаря Велссом».
Вечером 22 июня 1941 года советский посол в США Уманский телеграфировал в Москву: «(…) Рузвельт, правительственный лагерь в целом и рузвельтовское большинство в конгрессе заняли сегодня по вопросам германского нападения на нас молчаливую, выжидательную позицию, которая, наверное, завтра прояснится, но пока что, на фоне как нельзя более полезного, адресованного прямо США выступления Черчилля еще более бросилось в глаза как доказательство колебаний, вытекающих из указанных групповых противоречий».
Однопартиец президента Рузвельта, сенатор Гарри Трумэн 24 июня в газете "Нью-Йорк Таймс" заявил: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше, хотя я не хотел бы увидеть Гитлера победителем ни при каких обстоятельствах. Никто из них не держит своего слова".
Рузвельт обратился к своему советнику Гарри Гопкинсу собрать предложения политологов по поводу СССР. Что они ответили, - можно узнать из книги Роберта Шервурда «Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца», которая вышла в США в 1948-м году, а в СССР в 1958-м.
«В Белый дом поступали самые различные предложения о том, что президент должен сказать американскому народу. Самые разумные предложения были суммированы в меморандуме, представленном Гопкинсу Гербертом Баярдом Суопом:
«Мы противники догмы коммунистов и нацистской догмы.
За двадцать семь лет с тех пор, как Россия стала коммунистической, Советы никогда не угрожали серьезно нашим национальным интересам и нашему укладу жизни. Однако за два года безумного похода Гитлера, предпринятого им с целью порабощения всего мира, возникла серьезная угроза самому нашему существованию как свободного народа.
Потенциальные квислинги в нашей собственной стране пытались внести раскол в нашу среду. Они старались вызвать расовые и религиозные разногласия; они обещали, что, умиротворив нацистов, мы обретем мир и спокойствие.
Теперь мы видим, какая это мрачная трагедия - мирный договор с нацистами. После того, как были уничтожены одна за другой пятнадцать стран, положившихся на обещания нацистов, мы видим теперь еще одну жертву. Мы не за коммунизм, но мы против всего, за что выступает Гитлер. Он и его безбожные нацисты - главная угроза миру, справедливости и безопасности.
Путь к нашей безопасности - разгром Гитлера.
В этот момент, как и всегда, мы должны помнить, что наша главная сила в единстве, а величайшая опасность - в разногласиях».
Джозеф Дэвис написал для Гопкинса следующий меморандум, когда война в России шла уже две недели:
«Сопротивление русской армии более эффективно, чем все ожидали. По всей вероятности, результаты будут зависеть от воздушной мощи. Если Гитлер будет господствовать в воздухе, в Белоруссии и на Украине произойдет, вероятно, то же самое, что случилось во Фландрии и во Франции, а именно - мы увидим неспособность сухопутных войск, не имеющих защиты с воздуха, отражать комбинированные атаки авиации, механизированных войск и пехоты.
В таком случае Гитлер займет Белоруссию, Москву и Украину, что даст ему 60 процентов сельскохозяйственных ресурсов и 60 процентов промышленной продукции России...
Если Гитлер займет Белоруссию и Украину, что возможно, а Сталин отступит вглубь страны, Гитлеру придется столкнуться с тремя основными проблемами:
1. Партизанская война.
2. Саботаж населения, раздраженного нападением на «святую матушку Русь», и
3. Необходимость поддерживать порядок на завоеванной территории и заставлять ее давать продукцию.
В 1918 году при таких же обстоятельствах на Украине немцы убедились, что они получили только 80 процентов того количества сельскохозяйственной и иной продукции, которое они надеялись получить.
Совершенно очевидно, что при такой обстановке в интересах Гитлера начать мирное наступление и убедить Сталина договориться на основе статус-кво, предоставив Сталину искать для себя выход на юг и восток - в Китай и, возможно, в Индию.
Даже если Гитлер займет Украину и Белоруссию, Сталин, по всей вероятности, сможет значительное время удерживаться за Уралом. Такому сопротивлению могут помешать два обстоятельства. Это:
1. Внутренняя революция, которая свергла бы Сталина и путем переворота поставила у власти прогерманского троцкиста, который заключил бы мир на условиях Гитлера.
Вероятность этого уменьшилась ввиду тенденции народа сплачиваться вокруг стоящего у власти правительства перед лицом нападения на их очаги и на «святую матушку Русь».
2. Возможное заключение самим Сталиным мира на условиях, выдвинутых Гитлером.
Сталин - восточный человек, он холодный реалист, он стареет. Не исключена возможность, что он может снова «прельститься» миром с Гитлером как меньшим из двух зол. Он считает, что Россия окружена капиталистическими врагами. В 1938-1939 годах он не доверял ни Англии, ни Франции. Не верил он и в способность демократических стран эффективно противостоять Гитлеру. Тогда он ненавидел Гитлера и боялся его точно так же, как и сейчас. Он пошел на заключение пакта о ненападении с Гитлером не столько по идеологическим мотивам, сколько по практическим соображениям, так как это было его наилучшей надеждой на сохранение мира для России - на спасение своего режима.
Поэтому чрезвычайно важно, чтобы Сталину было внушено сознание того факта, что он не «таскает каштаны из огня» для союзников, которые сейчас в нем не нуждаются или которые будут враждебны к нему после войны и которые будут такими же врагами в случае заключения мира в результате победы союзников, как немцы в случае их победы. Извлекши урок из своих прежних ошибок, Черчилль и Иден, по-видимому, поняли это и обещали России поддержку «всеми силами».
Я не забываю о том, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе за последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая «коллективную безопасность». Он снова будет играть на ней у нас, если сможет, и снова использует ее до предела при всяком зондировании нового мира со Сталиным. Это следует нейтрализовать, если возможно. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что невзирая на идеологические разногласия наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера...
Что касается Японии, то нам явно выгодно иметь в японском тылу дружественную Россию. По моему мнению, у них нет намерений распространять коммунизм на Соединенные Штаты. Кроме того, после этой войны и в течение многих лет в дальнейшем у Советов не будет возможности распространять коммунизм в Соединенных Штатах или даже в Европе, если бы они этого и хотели.
Я опасаюсь, в частности, что если у них создастся впечатление, что Соединенные Штаты лишь пользуются ими в своих целях и что Соединенные Штаты - такой же капиталистический враг, то все это будет играть прямо на руку Гитлеру, а он, несомненно, использует это в своих усилиях добиться перемирия или мира на русском фронте после занятия Украины и Белоруссии. Следовало бы сообщить непосредственно Сталину, что наша политика направлена целиком на разгром Гитлера и что наша историческая политика дружелюбия в отношении России не предана забвению».