ПРАВОСЛАВНЫЙ ЕСЕНИН?
Начало тут:
ЕСЕНИН 1: СИРОТА ПРИ РОДИТЕЛЯХ
ЕСЕНИН 2: СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗАМЕС
ЕСЕНИН 3: МАТЬ + СЫН И МИНУС ПАПА
О ЧЕМ БЛОК ПРЕДУПРЕЖДАЛ ЕСЕНИНА
ПОЧЕМУ ЕСЕНИН ЧУТЬ НЕ ПОБИЛ ГОРОДЕЦКОГО
ПРИДВОРНЫЙ ПОЭТ ЕСЕНИН
ХЕРУВИМ С НОЖОМ ЗА ПАЗУХОЙ
Революция открыла перед Есениным невиданные прежде перспективы. Поэт с выработанной маской «пастушка-херувима», теряющий популярность среди столичного бомонда, получил грандиозную возможность показать этому бомонду Кузькину мать, чем не преминул воспользоваться.
В следующем посте я постараюсь разобраться, как постепенно, но по человеческим меркам все равно быстро, Сергей Александрович проделал эволюцию от херувимного отрока до торжествующего хулигана, готового в эйфории сойтись в схватке с самим Господом Богом.
Сейчас же зададимся вопросом: а насколько Есенин вообще соответствует православному образу, к коему его так пытаются притянуть поборники сусальных иконок и правильных батюшек?
Есенин связался с религией поневоле. Парня, без учета каких-либо его желаний, отдали в церковно-приходскую школу. Я где-то обмолвился, что учеба там ничего ему не дала и ошибся. Из школы Есенин вынес доскональное знание Библии. И чем, спрашивается, мог наполнить свою поэтику восемнадцатилетний парень, имея в загашнике только рязанские напевы да библейскую образность? Естественно, он талантливо, а местами гениально, сделал микст, сопрягая Христа со стогами и ёлками. Но, заметим - большинство современников, будучи на секунду очарованы Сергеем, быстро в его игре разобрались. А, значит, игра таки была явная.
Есенин пытался создать каноническую автобиографию, первые наброски которой относятся аж к 1916 году. В 1920-ых в автобиографии появляется вопрос отношения к религии, и это вполне объяснимо: вставший на крепкие литературные ноги Есенин пытается легализовать свои ранние песни. В Госиздате готовится собрание сочинений, где без «Радуницы» просто не обойтись.
Главный посыл Есенина: «От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции». Он предлагает рассматривать Богородицу, Христа и апостолов как сказочный элемент. Боюсь, что именно так он их и воспринимал. Библия для Есенина факт культуры, а не Веры. Всегда ли так было? Думаю - нет. В период «Радуницы» Есенин познал религиозное откровение - холодной душой, на одном мастерстве такие стихи написать невозможно. Но в последние годы поэт искал точки опоры где угодно, даже в редакциях бакинских журналов, обходя церкви стороной.
В разных вариантах автобиографии Есенин рисует себя сызмала бунташным:
«В Бога верил мало. В церковь ходить не любил. Дома это знали и, чтоб проверить меня, давали 4 копейки на просфору, которую я должен был носить в алтарь священнику на ритуал вынимания частей. Священник делал на просфоре 3 надреза и брал за это 2 копейки. Потом я научился делать эту процедуру сам перочинным ножом, а 2 копейки клал в карман и шел играть на кладбище к мальчишкам, играть в бабки. Один раз дед догадался. Был скандал. Я убежал в другое село к тетке и не показывался до той поры, пока не простили».
Сереже было с кого брать пример. Сестра Есенина говорит об отце семейства следующее:
«Он не был особенно верующим и в церковь ходил очень редко. Шутя он как-то сказал: «Что такое: как ни приду в церковь, все «Христос воскресе» поют».
Есенин тепло пишет о путешествии с бабушкой в монастырь, но и Александра Есенина оставила воспоминания о таком походе. По ее мемуару видно, что религиозность здесь опять же сбоку, на первый план выходили яркие дорожные впечатления,
«Живя безвыездно в своей деревне, мы мало видели мир. А как манили нас чудесные дали. Хотелось все посмотреть, везде побывать, и единственная возможность выполнить это желание - поход в монастырь».
Большие вопросы к религиозности Есенина возникают, если почитать письма семнадцатилетнего паренька к конфиденту Грише Панфилову. Там зачатки бунта, правда, юношеского, непосредственного, рожденного желанием разобраться в неразрешимых вопросах. То и дело читаешь: «Христос для меня совершенство. Но я не так верую в него, как другие»; «Я человек, познавший Истину, я не хочу более носить клички христианина и крестьянина, к чему я буду унижать свое достоинство. Я есть ты. Я в тебе, а ты во мне»; «Люди, посмотрите на себя, не из вас ли вышли Христы и не можете ли вы быть Христами». Надо ли объяснять, что от канонического православия эти эскапады очень далеки?
Интересно, кстати, что в итоге Есенин доходит до мысли с помощью фигуры Христа побивать литературных соперников.
«На людей я стал смотреть тоже иначе. Гений для меня - человек слова и дела, как Христос. Все остальные, кроме Будды, представляют не что иное, как блудники, попавшие в пучину разврата. Разумеется, я имею симпатию к таковым людям, как, например, Белинский, Надсон, Гаршин и Златовратский и др., но как Пушкин, Лермонтов, Кольцов, Некрасов - я не признаю. Тебе, конечно, известны цинизм А. Пушкина, грубость и невежество М. Лермонтова, ложь и хитрость А. Кольцова, лицемерие, азарт и карты, и притеснение дворовых Н. Некрасовым».
Здесь еще виден чистый мальчик, не сознающий до какого цинизма, грубости, хитрости и лицемерия предстоит дойти ему в борьбе за место на поэтическом Олимпе.
ЕСЕНИН И ПАНФИЛОВ
Каковы же аргументы желающих пристегнуть Есенина к православию? Во-первых, все они повторяют глупую мантру об убийстве поэта, поскольку иначе его не пристегнуть никак. Во-вторых, тыкают в «Послание евангелисту Демьяну», где Есенин защитил Христа, хотя принадлежность этого произведения перу Сергея Александровича не доказана. В-третьих, переводят стрелки поэтической исповеди Есенина перед читателями на исповедь перед Богом.
Увы, кажется, никто из мемуаристов не зафиксировал интерес позднего Есенина к вопросам религии. Есть только свидетельство, что Сергей за пару дней до гибели из-за озорства потушил в гостях у Клюева перед иконой лампадку. Библейская тематика стала для Есенина таким же пройденным этапом, как имажинизм и Дункан.
Только раз прорвалось в стихи сожаление, став классическим: «Стыдно мне, что я в Бога верил. Горько мне, что не верю теперь».
Но об этом подробнее в следующем посте о Есенине.