О радости и счастье
- в копилку, из собственных комментов, для более отчётливого проговаривания - пусть будет.
( А инициировано М.Н. Эпштейном mikhail_epstein, который вообще находит, что эти вещи - «почти антонимы»*).
Ну, развести счастье с радостью по разным частям смыслового и тем паче эмоционального спектра у меня, конечно, никак не получается. Разница между ними, по моему чувству - в динамике и объёме. «Радость» - мимолётна, «счастье» - глубоко и, главное, объемлюще. «Радость» - искорка, «счастье» - щедро льющийся свет. «Радость» - летуча‚ «счастье» - тягуче (и солнечно на просвет), как золотистого мёда струя, которая из бутылки текла (кстати и слово-то само золотистое!**). Безрадостного счастья я себе не могу измыслить (это как бессолнечная ясность! :-)); радость же в несчастливости - очень легко (да и вспомнить тут очень даже есть что!). Правда, в этом последнем случае радости как бы недостаёт корней, доращивающих её до глубины (того самого счастья).
В счастьи вообще есть что-то от гармоничной [это непременно] укоренённости в жизни, от соотнесённости с неким общим миропорядком. Моё «карманное» определения счастья - «полнота жизни», зачерпнутость собой как ковшом большого-большого её куска - со всем сразу: травинками, корешками, жуками, червяками, - но всё это цельное, чувствует друг друга, дышит, живёт, с трудом помещается в ковше. Главное: выпуклость и крупность, объёмность - и укоренённость.
*Всё-таки примеры, которые М.Н. приводит в пользу этой мысли - очень особенные. Они как бы юмористические, но они же и трагические все притом. Впрочем, что ж за юмор без трагедии. Что за удел человеческий без них обоих, нераздельных!
М.Н., собственно, тоже пишет, что счастье протяжённо, а радость мгновенна. Только он делает из этого очень радикальный вывод: радость, поэтому, - «счастье для несчастных. Для обиженных судьбой.» Ну уж. А счастливым, что ж, не радоваться? Радость - она просто для всех, она без разбору. - Да в общем-то и счастье тоже, на самом деле.
И мне даже хочется рискнуть сказать, что в некотором смысле и в случае счастья дело не в судьбе и не в обстоятельствах. Дело решающим образом в «счастьепорождающей» душевной оптике, в готовности и склонности переживать собственную укоренённость в мире именно таким образом.
**Сейчас подумала: оно и по-венгерски, кстати, золотистое - boldogság, - только тут оно уже скорее золотой слиток, плотно и тяжеловато (увесистый слиток такой). Цельно блестит - а русское искрится, мелкими искрами рассыпается. Не обволакивает отнюдь, как мягкое до аморфности русское слово, но несколько даже придавливает обалдевшего счастливца :-) И, кстати, в отличие от русского (округло-растекающегося) «счастья» - оно же и выпрямляет, - слово-стержень. Форма его цилиндрическая. - Однако в любом случае от той же колористики никуда не деться :-))
( А инициировано М.Н. Эпштейном mikhail_epstein, который вообще находит, что эти вещи - «почти антонимы»*).
Ну, развести счастье с радостью по разным частям смыслового и тем паче эмоционального спектра у меня, конечно, никак не получается. Разница между ними, по моему чувству - в динамике и объёме. «Радость» - мимолётна, «счастье» - глубоко и, главное, объемлюще. «Радость» - искорка, «счастье» - щедро льющийся свет. «Радость» - летуча‚ «счастье» - тягуче (и солнечно на просвет), как золотистого мёда струя, которая из бутылки текла (кстати и слово-то само золотистое!**). Безрадостного счастья я себе не могу измыслить (это как бессолнечная ясность! :-)); радость же в несчастливости - очень легко (да и вспомнить тут очень даже есть что!). Правда, в этом последнем случае радости как бы недостаёт корней, доращивающих её до глубины (того самого счастья).
В счастьи вообще есть что-то от гармоничной [это непременно] укоренённости в жизни, от соотнесённости с неким общим миропорядком. Моё «карманное» определения счастья - «полнота жизни», зачерпнутость собой как ковшом большого-большого её куска - со всем сразу: травинками, корешками, жуками, червяками, - но всё это цельное, чувствует друг друга, дышит, живёт, с трудом помещается в ковше. Главное: выпуклость и крупность, объёмность - и укоренённость.
*Всё-таки примеры, которые М.Н. приводит в пользу этой мысли - очень особенные. Они как бы юмористические, но они же и трагические все притом. Впрочем, что ж за юмор без трагедии. Что за удел человеческий без них обоих, нераздельных!
М.Н., собственно, тоже пишет, что счастье протяжённо, а радость мгновенна. Только он делает из этого очень радикальный вывод: радость, поэтому, - «счастье для несчастных. Для обиженных судьбой.» Ну уж. А счастливым, что ж, не радоваться? Радость - она просто для всех, она без разбору. - Да в общем-то и счастье тоже, на самом деле.
И мне даже хочется рискнуть сказать, что в некотором смысле и в случае счастья дело не в судьбе и не в обстоятельствах. Дело решающим образом в «счастьепорождающей» душевной оптике, в готовности и склонности переживать собственную укоренённость в мире именно таким образом.
**Сейчас подумала: оно и по-венгерски, кстати, золотистое - boldogság, - только тут оно уже скорее золотой слиток, плотно и тяжеловато (увесистый слиток такой). Цельно блестит - а русское искрится, мелкими искрами рассыпается. Не обволакивает отнюдь, как мягкое до аморфности русское слово, но несколько даже придавливает обалдевшего счастливца :-) И, кстати, в отличие от русского (округло-растекающегося) «счастья» - оно же и выпрямляет, - слово-стержень. Форма его цилиндрическая. - Однако в любом случае от той же колористики никуда не деться :-))