Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка
Кем вырастут дети, с младых ногтей привыкшие к звериному образу?
Людьми или зверушками?
А многие и причащают детенышей своих в таком виде. И ведь священники ничего -- причащают как будто так и надо.
А как же образ Божий?
А вот как относились к подобному в позапрошлом веке:
Рядиться-то… на Святках дозволяла, ничего. Харь этих не любила, увидит - и в печку. Отымет, бывало, у папашеньки и сожгет, а его лестовкой постегает… не поганься, хари не нацепляй!
- А почему не поганься?
- А, поганая потому. Глупая твоя нянька, чего купила! Погляди-ка, чья харя-то… После ее личико святой водой надо. Образ-подобие, а ты поганое нацепляешь. Лисичка ничего, божий зверь, а эта чья образина-то, погляди!
Я оглядываюсь на маски. Харя что-то и мне не нравится - скалится и вихры торчками.
- А чья, его?..
- Человека такого не бывает. Личико у тебя чистое, хорошее, а ты поганую образину… тьфу!
- Знаешь что, давай мы ее сожгем… как прабабушка Устинья?
- А куда ее беречь-то, и губища раздрыгана. Иван Богослов вон, Казанская… и он тут! На тот год, доживем, медвежью лучше головку купим.
Я влезаю на холодный сундук и сдергиваю харю. Что-то противно в ней, а хочется последний разок надеть и попугать Горкина, как вчера. Я нюхаю ее, прощаюсь с запахом кислоты и краски, с чем-то еще, веселым, чем пахнут Святки, и даю Горкину - на, сожги.
- А, может, жалко? - говорит он и не берет. - Только не нацепляй. Ну, поглядишь когда. Вон гонители мучили святых, образины богов-идолов нацеплять велели, а кто нацепит - пропал тот человек, как идолу поклонился, от Бога отказался. И златом осыпали, и висоны сулили, и зверями травили, и огнем палили, а они славили Бога и Христа!
- Так и не нацепили?
- Не то что… а плевали на образины и топтали!
- Лучше сожги… - говорю я и плюю на харю.
- А жалко-то?..
- Наплюй на него, сожги!..
Он держит харю перед огнем, и вижу я вдруг, как в пробитых косых глазах прыгают языки огня, пышит из пасти жаром… Горкин плюет на харю и швыряет ее в огонь. Но она и там скалится, дуется пузырями, злится… что-то течет с нее, - и вдруг вспыхивает зеленым пламенем.
- Ишь, зашипел-то как… - тихо говорит Горкин, и мы оба плюем в огонь.
А харя уже дрожит, чернеет, бегают по ней искорки… вот уже золотится пеплом, но еще видно дырья от глаз и пасти, огненные на сером пепле.
- Это ты хорошо, милок, соблазну не покорился, не пожалел, - говорит Горкин и бьет кочережкой пепел. - «Во Христа креститеся, во Христа облекостеся», поют. Значит, Господен лик носим, а не его.
ИванШмелев "ЛетоГосподне"