Правила жизни Андрея Мерзликина
Правила жизни Богдан Ступка и другиеАндрей Мерзликин
Актер, 40 лет, Москва. ©Когда меня спросили про интервью для «правил жизни», я сказал себе: «Зачем? Я же еще жив».
Для меня интервью - это способ самоанализа. Не могу представить ситуацию, когда ты сам себя спрашиваешь: «Как вы будете воспитывать детей? И как на вас повлиял Кубрик?». Если бы я не давал интервью, не знал бы про себя очень многого.
Нужно учиться быть созерцательным. Не глядеть, а видеть.
Абсолютное большинство людей, появляющихся сегодня в телевизоре, как бы говорят: «Я интеллигентный, образованный и знающий человек». А в фейсбуке так вообще: все сто процентов - это умные и образованные люди, обладающие точностью понимания, верной оценкой происходящего и практически всегда готовые спасти планету. Но это не так.
Десять заповедей - это не десять заповедей того, как стать святым. Десять заповедей - это просто техническая характеристика нормальности.
Самое тяжелое - быть нормальным. Мы сразу хотим стать лучшими, великими, хотим остаться в памяти. А ведь Тортила спела: «Чтобы быть таким, как есть, нужно мужество и честь». Или не Тортила? (Александр Градский. - Esquire)
У меня было обычное советское детство. Поселок Передовая Текстильщица, яростные годы перестройки, потом девяностые. Но я никогда не стану говорить, как рэперы любят, что вырос в трущобах, вокруг было все плохо, законы злых улиц, алкоголь и наркотики. Да, это все было, и мы выросли в мире, от которого нас так старательно пытались защитить. Но потом мы открываем для себя другой мир.
Дуракам везет. Нужно стать дураком, и я им стал.
Я часто слышу: «Я не снимаюсь в телесериалах». Я говорю: «А я снимаюсь, и я знаю, почему я это делаю: готовясь к Олимпиаде, нужно тренироваться, а не просто ждать Олимпиады».
Вам, возможно, первому признаюсь: все мои роли - это практически и есть все то, что мне предлагала жизнь. Каждое предложение я воспринимаю, как студент, который никогда не снимался.
Я никогда не собирался становиться актером и никогда не мечтал об этом. Я даже не знал о том, что бывают места, где этому учат. Мое решение было связано с не лучшим, наверное, периодом в моей жизни. Помните, был такой спирт - «Рояль»? Сам по себе он зло, но мое желание стать актером связано именно с употреблением этого легендарного напитка. Помню, сидели мы в одном пансионате с ребятами из Ивантеевской группировки; случайно познакомились, когда я с друзьями туда поехал. Мы жили на одном этаже и две недели провели в полном коматозе. Лидером у них был парень по кличке Курган, и вот от него я впервые и услышал, что есть такие институты - ГИТИС и ВГИК.
Мой герой в профессии - Микки Рурк. Многие думают: Де Ниро или Аль Пачино? Сталлоне или Шварценеггер? Чак Норрис или Брюс Ли? А у меня есть только Микки Рурк, а у него даже нет антагониста. Для меня он - русский человек. Я читаю его интервью, смотрю за способом его жизни, за его саморазрушением, за его преображением. Он сказал: «Я человек, который просрал все». И я вижу за этими словами человека, умеющего дать точный анализ своей жизни. Такой человек, как птица Феникс, имеет право возродиться и идти дальше, ничего никому не доказывая.
Мне всегда хотелось познакомиться с Рурком. В один из его приездов в Москву я купил литр водки, зашел в ресторан, где он ужинал... Но перед этим, если позволите, расскажу историю. Я был в гостях у своего духовника и говорю ему: «Вот, батюшка, Микки Рурк в Москве». - «Так поезжай к нему». - «Нет, бать, я никуда не поеду, потому что он наверняка здесь по делам». Тогда он сказал: «Два раза не повторяю. Я тебя благословляю ехать». Есть такое понятие - ослушание и благословение; поэтому хочешь не хочешь, а надо ехать. А он достает пиратскую копию «Франциска» (фильм 1989 года о жизни святого Франциска Ассизского с Рурком в главной роли. - Esquire) и говорит: «Вот, возьми для меня автограф. И вот тебе икона Богородицы - иди и подари ему». И вот я с этой иконой, с диском и с бутылкой водки захожу в ресторан, где сидит Микки Рурк, и, робея, говорю: «Отвлеку вас на одну секунду. Я должен выполнить благословение батюшки. Я ни в коем случае вас не побеспокою, просто по благословению зашел. Вот, возьмите икону Пресвятой Богородицы, как бы духовное благословение, и вот, пожалуйста, подпишите». И тут Микки спрашивает: «Так у тебя есть падре?» Я говорю: «Ну да». Тогда он встает и говорит: «Принесите нам водки». А я говорю: «Водки не надо, водка есть». И вот мы сели и на глазах у людей эту литрушу вдвоем выпили. Понимаю, я был виноват перед переводчицей, перед Аней Зайцевой, которая весь день переводила и пришла в ресторан просто поесть, а тут ей пришлось переводить весь этот бред. Закончилось все на «запиши мой домашний». Когда прощались, он меня избил, заборол. Он мощный, я думал, он мне легкие отобьет. А он говорит: «Все, ты мой брат, приезжай. Я из Нью-Йорка, а вынужден работать в Лос-Анджелесе. Запиши мой домашний адрес. Будешь в Нью-Йорке, чтобы тут же позвонил. Мои черные братья встретят тебя в аэропорту». И это все действительно было. Я понимаю, что это примерно то же самое, как в детстве, в пионерлагере, расставаясь навсегда, мы клялись, что будем писать друг другу письма. Но потом мы встретились второй раз, снова в Москве, и он сказал: «Думаешь, я тебя забыл? Человека, у которого есть падре?» А потом я должен был ехать в Нью-Йорк. Написал ему письмо, и он мне ответил, что снимается в «Железном Человеке». Никакие черные братья встречать меня не приехали. Он протрезвел, я все понимаю. Но это не важно. Не так важна была дружба, как, скорее, важна была встреча.
Вера - это возможность видеть все как чудо.
Был у меня такой период - не то чтобы депрессия, но нечто близкое. Мне было тридцать лет, я был один, работы чаще не было, чем она была. И совершенно неожиданно я пришел к тому, что стал по утрам бегать. Обычно мы бегаем, когда у нас режим, работа и все хорошо. А когда все плохо и ничего нет, то и бегать не хочется. Но я стал по утрам бегать. Надевал кроссовки и просто бегал - не для здоровья, не для спорта, не для фигуры. Убегал от чего-то, гнал мысли. Возможно, это какая-то глупость, но глупости тоже иногда нужно делать.
Очень важно знать, где дно твоей жизни, побывать на нем. Юность дана для того, чтобы ты успел нырнуть и сплавать вниз. Но твоя задача - не остаться на дне, а научиться отталкиваться от дна, всплывать.
Не надо быть бабушкой, которая просто стоит на вокзале рядом с неподъемным чемоданом. Надо попытаться его поднять. Да, у тебя не получится, но это увидят другие, а они могут предложить помощь. Если просто стоять рядом с проблемой, никто и не догадается, что помощь тебе нужна. Даже Господь призывает нас стучаться, просить. Все чудеса, которые Христос сделал, были сделаны по чьей-то просьбе. Ни одного чуда, сделанного без просьбы, вы в Библии не найдете. Наверное, это очень важный момент.
Вот у Ленинградского проспекта есть дублер, и моя профессия - это как дублер моей жизни. Я люблю ездить по дублеру - и чаще всего по нему езжу, - но бывают участки без дублера. Жизнь я воспринимаю как шестиполосный проспект.
Жизнь - это глагол, не существительное. Когда ты живешь, ты действуешь.
Принимать жизнь как есть - самое важное. Смирение выше поста и молитвы. Постись не постись - лучше не станешь. А вот смирение - это труд, который ведет к преображению. Вдруг начинаешь видеть то, чего не видел еще вчера.
Дай бог мне удержать то, что сейчас вслух говорю. Быть тем, кем себя показываю. Как только ты вслух что-то произнес - всегда будут испытания. У желающих вывести на чистую воду Андрея Мерзликина есть очень много возможностей ткнуть меня, как котенка, в собственное же дерьмо. Я знаю это.
Я спокойно отношусь к тому, что меня могут увидеть человеком, который оступается. Да, я могу выпить не только чаю, и да, я могу сняться не только в хорошем кино.
Я громко говорю: я не толерантный человек. Ни на секунду, ни разу. И не надо даже заменять это слово на русское слово «терпимость». Не нужно.
Крупные суммы у меня уводили не раз, но в итоге я выработал правильный рефлекс: что бы ни происходило, в первую секунду я, может, и расстраиваюсь, а во вторую думаю: а ну и ладно. Как говорится, спасибо, Господи, что взял деньгами.
Эпитеты меняются очень быстро. Еще совсем недавно - в советское время - было понятие «великий», и его можно было применять вполне искренне. Сейчас мы говорим «популярный» или, еще хуже, «рейтинговый». А еще есть понятие «медийный».
Я не Элвис Пресли, у нас разная степень популярности. Я сюда сейчас приехал на метро.
Записал Станислав Бенецкий
Фотограф Иван Кайдаш, март 2014