Черного кобеля не отмоешь добела.
Черного кобеля не отмоешь добела.
В небольшом и незнаменитом тексте Достоевского "Зимние заметки о летних впечатлениях" (1863) имеется следующее замечательное место, разъясняющее и его нерушимый общественный идеал, и причины, по которым он пришел к антиреволюционным тактически понятиям. Вот это место.
"...Личность прежде всего должна бы была всё свое Я, всего себя пожертвовать обществу и не только не требовать своего права, но, напротив, отдать его обществу без всяких условий. Но западная личность не привыкла к такому ходу дела: она требует с бою, она требует права, она хочет делиться - ну и не выходит братства. Конечно, можно переродиться? Но перерождение это совершается тысячелетиями, ибо подобные идеи должны сначала в кровь и плоть войти, чтобы стать действительностью. Что ж, скажете вы мне, надо быть безличностью, чтоб быть счастливым? Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та, которая теперь определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить свой живот за всех, пойти за всех на крест, на костер, можно только сделать при самом сильном развитии личности. Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может и сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями. Это закон природы; к этому тянет нормально человека. Но тут есть один волосок, один самый тоненький волосок, но который если попадется под машину, то всё разом треснет и разрушится. Именно: беда иметь при этом случае хоть какой-нибудь самый малейший расчет в пользу собственной выгоды. Например: я приношу и жертвую всего себя для всех; ну, вот и надобно, чтоб я жертвовал себя совсем, окончательно, без мысли о выгоде, отнюдь не думая, что вот я пожертвую обществу всего себя и за это само общество отдаст мне всего себя. Надо жертвовать именно так, чтоб отдавать всё и даже желать, чтоб тебе ничего не было выдано за это обратно, чтоб на тебя никто ни в чем не изубыточился.
...В чем состояло бы это братство, если б переложить его на разумный, сознательный язык? В том, чтоб каждая отдельная личность сама, безо всякого принуждения, безо всякой выгоды для себя сказала бы обществу: «Мы крепки только все вместе, возьмите же меня всего, если вам во мне надобность, не думайте обо мне, издавая свои законы, не заботьтесь нисколько, я все свои права вам отдаю, и, пожалуйста, располагайте мною. Это высшее счастье мое - вам всем пожертвовать и чтоб вам за это не было никакого ущерба. Уничтожусь, сольюсь с полным безразличием, только бы ваше-то братство процветало и осталось». А братство, напротив, должно сказать: «Ты слишком много даешь нам. То, что ты даешь нам, мы не вправе не принять от тебя, ибо ты сам говоришь, что в этом всё твое счастье; но что же делать, когда у нас беспрестанно болит сердце и за твое счастие. Возьми же всё и от нас. Мы всеми силами будем стараться поминутно, чтоб у тебя было как можно больше личной свободы, как можно больше самопроявления. Никаких врагов, ни людей, ни природы теперь не бойся. Мы все за тебя, мы все гарантируем тебе безопасность, мы неусыпно о тебе стараемся, потому что мы братья, мы все твои братья, а нас много и мы сильны; будь же вполне спокоен и бодр, ничего не бойся и надейся на нас».
После этого, разумеется, уж нечего делиться, тут уж всё само собою разделится. Любите друг друга, и всё сие вам приложится".
***
Дальше объясняется, почему сие на сегодняшний день невозможно, и почему европейский коммунизм, который именно всем этим руководится, является ложным путем: потому что сегодня люди к этому не готовы, причем западные люди, в силу своего индивидуализма и персонализма, не готовы более всех. А силой пытаться привести к вышеописанной праведной жизни тех, кто к ней не готов душой - означает только ухудшить дело и создать некий ужас. А воспитывать наилучшим образом людей для их подготовки духовной к осуществлению сего идеала - это как раз получится лучше всего отнюдь не у прогрессизма и социализма с его материализмом и пр. и пр., а у Церкви православной и власти самодержавной, сознавшей свое воспитательное призвание и решившейся встать на истинный путь Христов, и куда более годны для этого общинные и почитающие самоотречение и бескорыстие люди матушки России, а не гордостные и думающие о себе и самости своей люди Запада. Поэтому...
Цитирую:
"...Но опять-таки что же делать социалисту, если в западном человеке нет братского начала, а, напротив, начало единичное, личное, беспрерывно ослабляющееся, требующее с мечом в руке своих прав. Социалист, видя, что нет братства, начинает уговаривать на братство. За неимением братства он хочет сделать, составить братство. Чтоб сделать рагу из зайца, надо прежде всего зайца. Но зайца не имеется, то есть не имеется натуры, способной к братству, натуры, верующей в братство, которую само собою тянет на братство. В отчаянии социалист начинает делать, определять будущее братство, рассчитывает на вес и на меру, соблазняет выгодой, толкует, учит, рассказывает, сколько кому от этого братства выгоды придется, кто сколько выиграет, определяет, чем каждая личность смотрит, насколько тяготеет и определяет заранее расчет благ земных; насколько кто их заслужит и сколько каждый за них должен добровольно внести в ущерб своей личности в общину. А уж какое тут братство, когда заране делятся и определяют, кто сколько заслужил и что каждому надо делать? Впрочем, провозглашена была формула: «Каждый для всех и все для каждого». Уж лучше этого, разумеется, ничего нельзя было выдумать, тем более что вся формула целиком взята из одной всем известной книжки. Но вот начали прикладывать эту формулу к делу, и через шесть месяцев братья потянули основателя братства Кабета к суду..."
И т.д.
***
Таким образом, ни инсценировка расстрела, ни каторга - ни черта валерьянка не помогла. Фурьерист остался фурьеристом, и бестрепетно оставил в силе для себя тотально-коммунистический идеал, настолько чудовищный и бесчеловечный по самой своей природе, что и бандитский блатной мир с беспределом и крысятничеством на его фоне будет выглядеть чем-то человеческим.
Какие _средства_ достижения этого идеала выбирали далее эти люди - мирную христианскую проповедь под сенью начальства, революцию без террора, революцию с террором - это было уже дело второе. Точно так же, как ревнители исламской теократии иранского образца в степени эн могут сугубо различаться, причем по принципиальным соображениям, в своем отношении к методам - от террора до мирной проповеди. Но врагами рода человеческого по убеждениям являются они все - иное дело, что за вражду к роду человеческому саму по себе карать нельзя.
Но и говорить с этими людьми было не о чем. Они могли приплетать к своей мании все, что угодно - слезинки ребенка, страдания народа, ужасы крепостного права и административного произвола - все это не имело никакого значения. Другое их вело и другого они хотели.
Именно их воспитал в немеренных количествах император Николай.
В небольшом и незнаменитом тексте Достоевского "Зимние заметки о летних впечатлениях" (1863) имеется следующее замечательное место, разъясняющее и его нерушимый общественный идеал, и причины, по которым он пришел к антиреволюционным тактически понятиям. Вот это место.
"...Личность прежде всего должна бы была всё свое Я, всего себя пожертвовать обществу и не только не требовать своего права, но, напротив, отдать его обществу без всяких условий. Но западная личность не привыкла к такому ходу дела: она требует с бою, она требует права, она хочет делиться - ну и не выходит братства. Конечно, можно переродиться? Но перерождение это совершается тысячелетиями, ибо подобные идеи должны сначала в кровь и плоть войти, чтобы стать действительностью. Что ж, скажете вы мне, надо быть безличностью, чтоб быть счастливым? Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та, которая теперь определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить свой живот за всех, пойти за всех на крест, на костер, можно только сделать при самом сильном развитии личности. Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может и сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями. Это закон природы; к этому тянет нормально человека. Но тут есть один волосок, один самый тоненький волосок, но который если попадется под машину, то всё разом треснет и разрушится. Именно: беда иметь при этом случае хоть какой-нибудь самый малейший расчет в пользу собственной выгоды. Например: я приношу и жертвую всего себя для всех; ну, вот и надобно, чтоб я жертвовал себя совсем, окончательно, без мысли о выгоде, отнюдь не думая, что вот я пожертвую обществу всего себя и за это само общество отдаст мне всего себя. Надо жертвовать именно так, чтоб отдавать всё и даже желать, чтоб тебе ничего не было выдано за это обратно, чтоб на тебя никто ни в чем не изубыточился.
...В чем состояло бы это братство, если б переложить его на разумный, сознательный язык? В том, чтоб каждая отдельная личность сама, безо всякого принуждения, безо всякой выгоды для себя сказала бы обществу: «Мы крепки только все вместе, возьмите же меня всего, если вам во мне надобность, не думайте обо мне, издавая свои законы, не заботьтесь нисколько, я все свои права вам отдаю, и, пожалуйста, располагайте мною. Это высшее счастье мое - вам всем пожертвовать и чтоб вам за это не было никакого ущерба. Уничтожусь, сольюсь с полным безразличием, только бы ваше-то братство процветало и осталось». А братство, напротив, должно сказать: «Ты слишком много даешь нам. То, что ты даешь нам, мы не вправе не принять от тебя, ибо ты сам говоришь, что в этом всё твое счастье; но что же делать, когда у нас беспрестанно болит сердце и за твое счастие. Возьми же всё и от нас. Мы всеми силами будем стараться поминутно, чтоб у тебя было как можно больше личной свободы, как можно больше самопроявления. Никаких врагов, ни людей, ни природы теперь не бойся. Мы все за тебя, мы все гарантируем тебе безопасность, мы неусыпно о тебе стараемся, потому что мы братья, мы все твои братья, а нас много и мы сильны; будь же вполне спокоен и бодр, ничего не бойся и надейся на нас».
После этого, разумеется, уж нечего делиться, тут уж всё само собою разделится. Любите друг друга, и всё сие вам приложится".
***
Дальше объясняется, почему сие на сегодняшний день невозможно, и почему европейский коммунизм, который именно всем этим руководится, является ложным путем: потому что сегодня люди к этому не готовы, причем западные люди, в силу своего индивидуализма и персонализма, не готовы более всех. А силой пытаться привести к вышеописанной праведной жизни тех, кто к ней не готов душой - означает только ухудшить дело и создать некий ужас. А воспитывать наилучшим образом людей для их подготовки духовной к осуществлению сего идеала - это как раз получится лучше всего отнюдь не у прогрессизма и социализма с его материализмом и пр. и пр., а у Церкви православной и власти самодержавной, сознавшей свое воспитательное призвание и решившейся встать на истинный путь Христов, и куда более годны для этого общинные и почитающие самоотречение и бескорыстие люди матушки России, а не гордостные и думающие о себе и самости своей люди Запада. Поэтому...
Цитирую:
"...Но опять-таки что же делать социалисту, если в западном человеке нет братского начала, а, напротив, начало единичное, личное, беспрерывно ослабляющееся, требующее с мечом в руке своих прав. Социалист, видя, что нет братства, начинает уговаривать на братство. За неимением братства он хочет сделать, составить братство. Чтоб сделать рагу из зайца, надо прежде всего зайца. Но зайца не имеется, то есть не имеется натуры, способной к братству, натуры, верующей в братство, которую само собою тянет на братство. В отчаянии социалист начинает делать, определять будущее братство, рассчитывает на вес и на меру, соблазняет выгодой, толкует, учит, рассказывает, сколько кому от этого братства выгоды придется, кто сколько выиграет, определяет, чем каждая личность смотрит, насколько тяготеет и определяет заранее расчет благ земных; насколько кто их заслужит и сколько каждый за них должен добровольно внести в ущерб своей личности в общину. А уж какое тут братство, когда заране делятся и определяют, кто сколько заслужил и что каждому надо делать? Впрочем, провозглашена была формула: «Каждый для всех и все для каждого». Уж лучше этого, разумеется, ничего нельзя было выдумать, тем более что вся формула целиком взята из одной всем известной книжки. Но вот начали прикладывать эту формулу к делу, и через шесть месяцев братья потянули основателя братства Кабета к суду..."
И т.д.
***
Таким образом, ни инсценировка расстрела, ни каторга - ни черта валерьянка не помогла. Фурьерист остался фурьеристом, и бестрепетно оставил в силе для себя тотально-коммунистический идеал, настолько чудовищный и бесчеловечный по самой своей природе, что и бандитский блатной мир с беспределом и крысятничеством на его фоне будет выглядеть чем-то человеческим.
Какие _средства_ достижения этого идеала выбирали далее эти люди - мирную христианскую проповедь под сенью начальства, революцию без террора, революцию с террором - это было уже дело второе. Точно так же, как ревнители исламской теократии иранского образца в степени эн могут сугубо различаться, причем по принципиальным соображениям, в своем отношении к методам - от террора до мирной проповеди. Но врагами рода человеческого по убеждениям являются они все - иное дело, что за вражду к роду человеческому саму по себе карать нельзя.
Но и говорить с этими людьми было не о чем. Они могли приплетать к своей мании все, что угодно - слезинки ребенка, страдания народа, ужасы крепостного права и административного произвола - все это не имело никакого значения. Другое их вело и другого они хотели.
Именно их воспитал в немеренных количествах император Николай.